Рецензии на работы
Сергей Лавренов. Политика и военная стратегия – uniti aeternum. Взгляд Андрея Кокошина.
(№ 10/2014, ОБОЗРЕВАТЕЛЬ-OBSERVER)
Новая книга академика РАН А.А. Кокошина* «Политико-военные и военно-стратегические проблемы национальной безопасности России и международной безопасности» посвящена более чем актуальным и по-прежнему дискуссионным (несмотря на многовековой опыт их исследования) проблемам, от решения которых в немалой степени зависит не только национальная безопасность России, но и международная безопасность в целом, а значит, прямо или косвенно – судьба каждого, живущего на планете. К числу этих проблем академик отнёс:
– проблемы взаимодействия и взаимовлияния политики и военной стратегии;
– особенности принятия решений в сфере стратегического управления; – роль и место разведки в системе стратегического руководства;
– долгосрочные проблемы обеспечения стратегической стабильности;
– некоторые тенденции в развитии современных вооружённых сил и их воздействие на стратегическую стабильность;
– ряд проблем в системе неядерного (предъядерного) сдерживания в оборонной политике России, что особенно важно в условиях углубляющейся напряжённости в отношениях России и США.
Особый интерес исследования обусловлен тем, что рассматриваемые проблемы анализируются не просто на уровне политико-военного теоретизирования, но в конкретно-историческом контексте с привлечением огромного фактологического материала как из недавнего прошлого (внезапное нападение Германии на Советский Союз, Карибский кризис и др.), так и актуального политического времени, что придаёт полученным выводам не только достоверность, но и тревогу сегодняшнего дня.
___________________
ЛАВРЕНОВ Сергей Яковлевич – доктор политических наук, ведущий научный сотрудник факультета мировой политики Московского государственного университета им. М.В. Ломоносова. E-mail: Этот адрес электронной почты защищен от спам-ботов. У вас должен быть включен JavaScript для просмотра.
Ключевые слова: политика, военная стратегия, национальная безопасность, стратегическая стабильность, разведка, процесс принятия решения, неядерное содержание.
* Андрей Афанасьевич Кокошин приобрёл известность в научной среде ещё в доперестроечные времена, в связи с участием в научных разработках по проблемам стратегической стабильности и космической противоракетной обороны. В мае 1992 г. он был назначен первым заместителем министра обороны России. В 1997–1998 гг. занимал посты Государственного военного инспектора – секретаря Совета обороны России, затем – секретаря Совета безопасности РФ. Под руководством А.А. Кокошина была разработана первая Государственная программа вооружений Российской Федерации, утверждённая правительством в 1994 г. Он курировал создание оперативно-тактического ракетного комплекса «Искандер», бомбардировщика Су-34, стратегических подводных ракетоносцев проекта «Борей», ракетных комплексов «Тополь-М» и «Ярс», высокоточного дальнобойного оружия в неядерном оснащении, строительство крейсера «Пётр Великий» и ударных вертолётов Ми-28 и Ка-50 («Чёрная акула»), программы создания электроники военного назначения «Интеграция-СВТ», «Багет» и др.
___________________
Свой критически-дискурсивный анализ академик А.А. Кокошин в значительной степени основывает на обновлённом прочтении книги К. Клаузевица «О войне», которая, как и любое крупное произведение, сохраняет свою научную востребованность по настоящее время, лишний раз подтверждая, что Клаузевицу удалось совершить переворот во взглядах на войну и армию.
По мнению А.А. Кокошина, классическая формула Клаузевица: «Война есть не что иное, как продолжение государственной политики иными средствами» [1], несмотря на глубокие изменения в военной теории и практике, по-прежнему сохраняет свою истинность, определяя сущностный характер взаимоотношений между политической и военной стратегией, разграничивая сферы ответственности между гражданскими политическими руководителями и военными профессионалами, по долгу службы призванных материализовывать политические установки в планах стратегических действий, определении наиболее эффективных военных способов достижения конкретных политических целей.
Уяснение смысла формулы Клаузевица предполагает дальнейшую «расшифровку», уточнение тех аспектов его учения, которые, несмотря на прошествие длительного времени, по сей день остаются не до конца осмысленными.
Автор книги прежде всего обращает внимание на определение собственно понятия войны, данного Клаузевицем и ещё не попавшего в центр научного дискурса. Война, с точки зрения Клаузевица, «представляет собой своеобразную троицу», составленную из следующих элементов: «из насилия как первоначального своего элемента, ненависти и вражды, которые следует рассматривать как слепой природный инстинкт»; «из игры вероятностей и случайностей, что делает её свободной душевной деятельностью»; «из подчинённости её в качестве орудия политики, благодаря чему она становится достоянием непосредственно рассудка» [2]. Первая из трёх сторон «обращена больше к народу, вторая – к полководцу и его войску, а третья – к правительству» [2].
Подобный подход предполагает, что политик, следующий принципу «если хочешь мира, готовься к войне», при принятии соответствующих решений должен учитывать помимо рациональных факторов иррациональную составляющую войны с её «слепым природным инстинктом», способным значительно ускорить втягивание в орбиту войны, серьёзно деформируя изначально рациональные планы политиков и военных.
Возможность наложения при этом различных «вероятностей и случайностей» в немалой степени может способствовать такому ходу событий. Именно в этом одна из причин того, что события кризисного и военного времени нередко выходят изпод контроля как государственного руководства («политики»), так и военного командования.
В этих условиях особую важность для предотвращения нежелательного развития событий имеет готовность и умение политиков, а также высших военных различать «войны по характеру своих мотивов и тех обстоятельств, при которых они зарождаются» [2], что является далеко не простым делом. Это умение трудновыполнимо не только в практической, но и в профессионально-исследовательской деятельности, чему свидетельство непрекращающиеся по сей день, несмотря на прошествие века, дискуссии о причинности Первой мировой войны, как и ответственности за её развязывание [3]. Одна из предпосылок подобной ситуации заключается в том, что основные протагонисты стремятся тщательно завуалировать свои истинные мотивы, превращая исследование механизма зарождения в трудноразрешимый ребус.
Очередным свидетельством этого является углубляющийся украинский кризис, когда киевская власть и её закулисные «спонсоры» не только не готовы признать как минимум «равную ответственность» за происходящее и на этой основе искать компромисс, но во всех смертных грехах обвиняют Россию, тем самым способствуя эскалации конфликта. Несмотря на то что планы инициаторов кризиса очевидны и уже расписаны, иррациональность подобного поведения заключается в том, что их шансы на победу в остром противостоянии совершенно не очевидны.
Как бы там ни было, но мотивы политиков и военных, а также стоящих за ними могущественных финансово-экономических группировок в немалой степени определяют масштаб войны и характер используемых средств, оперативные формы применения вооружённых сил и тактику боевых действий. Это тем более справедливо в современную эпоху, когда в условиях огромного влияния глобальных массмедиа, освещающих войны и вооруженные конфликты почти в реальном масштабе времени, действия, считающиеся тактическими, могут одномоментно превратиться в серьёзную проблему для высшего политического и военного руководства.
После Клаузевица неоднократно предпринимались попытки конкретизировать, «операционализировать» его положение о примате политики над военной стратегией.
В своё время бывший заместитель начальника Генерального штаба СССР генерал-полковник М.Повалий дал убедительную аргументацию о руководящей роли политики по отношению к военной стратегии: «Политика, на основе оценки мировых политических, классовых сил, состояния экономического, военного и морально-политического потенциалов своих и вероятных противников, определяет политическую цель войны, т.е. её политическое содержание… Она намечает важнейшие промежуточные задачи военных действий, вытекающие из общей цели, порядок вступления в войну, сроки или последовательность ударов, которые необходимо осуществить на различных театрах или в стратегически важных районах земного шара. Политика… определяет состав вооружённых сил, которые необходимо иметь к началу войны и в ходе её развития, их группировку и задачи с учётом значимости театров военных действий и сил противника» [4].
Что касается роли военной стратегии, то Повалий отвечает на этот вопрос цитатой из книги маршала Б.М. Шапошникова «Мозг армии»: «Что касается стратегии, то она призвана вооружёнными силами добиться поставленной ей цели… Соответственно, главной задачей стратегического руководства является разработка конкретного плана войны против явных и вероятных противников» [4].
Большинство военных теоретиков считают, что войны начинаются тогда, когда противодействующие политические силы уже не в состоянии наличными политико-дипломатическими средствами предотвратить её, не видят иного выхода, кроме применения крайнего средства для разрешения накопившихся межгосударственных противоречий. Помимо причинно-следственной отмечается также сущностная связь между войной и политикой, которая определяет характер политической цели войны, её социальный характер, т.е. в интересах какой социальной группы она ведётся, и, как следствие – её исторический смысл и значение. Политика в лице соответствующих институтов руководит как ходом самой войны, так и жизнью страны, мобилизуя все силы на достижение победы. Политика, как внешняя, так и внутренняя, отвечает за обеспечение благоприятных условий для выполнения поставленных военно-стратегических задач.
Решение этой задачи, по мнению автора, осуществляется в рамках того, что можно именовать как высшую стратегию, являющуюся категорией более высокого и многопланового уровня, чем военная стратегия. Под высшей стратегией, как правило, подразумевают целенаправленную деятельность государства во время войны (и в период подготовки к ней) по наиболее эффективному использованию всех компонентов его мощи (потенциала) для достижения победы [1].
Соответственно, высшая стратегия предполагает не только использование вооружённых сил, но и дипломатию, экономическое принуждение (включая разные формы экономической блокады), разведывательные мероприятия, многоплановое пропагандистско-психологическое воздействие, мобилизацию в необходимых масштабах и формах национальной промышленности и трудовых ресурсов ради достижения победы.
Такое определение высшей стратегии во многом созвучно понятию «“большая стратегия” (Grand Strategy), принятому в англосаксонских странах. Что касается отечественной традиции, то здесь, до последнего времени, чаще использовался тер мин “военная политика”. Последняя непосредственно связана с созданием военной организации, техническим оснащением вооружённых сил, определением перспектив развития вооружений и военной техники, мобилизационных возможностей государства, подготовки военно-обученных резервов, в случае необходимости – их мобилизационного развёртывания, а при необходимости – с решением о применении средств вооружённого насилия для достижения политических целей. При этом она должна опираться на оценку своих сил и сил вероятных противников, потенциалов, составляющих военную мощь государства, и факторов, решающих ход и исход войны» [5].
Клаузевиц, по мнению автора, совершенно справедливо считал, что действие политических факторов не прекращается с началом боевых действий. Говоря об особенностях войны, он отмечал: «То, что ещё остаётся в ней своеобразного, относится лишь к своеобразию её средств» [2].
Однако, как подчёркивал Клаузевиц, у военного командования есть свои права в отношении политиков и политики. Военная стратегия имеет право «выставлять свои требования к политике», для максимально чёткого формулирования политических целей применения военной силы.
«Военное искусство в целом и полководец в каждом отдельном случае вправе требовать, чтобы направление и намерение политики не вступали в противоречие с военными методами» [2].
Со своей стороны высшее военное командование обязано полностью информировать руководство о том, соответствуют ли наличные военные средства поставленным политическим целям.
Однако и эти обстоятельства не отменяют доминирования политики, ибо «политическое намерение является целью, война же – только средство, а никогда нельзя мыслить средство без цели» [2]. Опасения Клаузевица о возможности инверсии этой, с его точки зрения, аксиомы, подтвердил опыт Германии в Первую мировую войну, когда всё руководство страны фактически оказалось в руках генерального штаба во главе с Гинденбургом и Людендорфом и в определённый момент политика стала подчиняться военной стратегии.
Как подчёркивал немецкий фельдмаршал Х. Мольтке-старший, для хода войны руководящими являются главным образом военные соображения, политические же – лишь поскольку «они не требуют ничего с военной точки зрения недопустимого» [6].
Фактическое отстранение политиков от принятия решения способствовало катастрофическому поражению Германии. Однако сторонников того, что политика должна установить политическую цель войны и затем предоставить стратегии полную свободу действий, история и после этого знала немало.
В отечественной военной мысли наиболее яркий след в истории изучения вопросов, касающихся соотношения политики и военной стратегии, оставили Б.М. Шапошников в книге «Мозг армии» и А.А. Свечин в фундаментальном труде «Стратегия».
Оба военных теоретика в целом разделяли взгляды Клаузевица. А.А. Свечин писал: «Утверждение о господстве политики над стратегией, по нашему мнению, имеет все мирно-исторический характер… Стратегия, естественно, стремится эмансипироваться от плохой политики; но без политики, в безвоздушном пространстве, стратегия существовать не может; она обречена расплачиваться за все грехи политики»[7].
«Политическое безголовье» Германии в начале ХХ в., по мнению Свечина, отчасти характеризовалось «эмансипацией германской стратегии от политических директив».
Сложная архитектоника взаимоотношений политики и военной стратегии, от характера которых в определённый исторический момент может зависеть судьба страны, по мнению автора, требует, чтобы государственное руководство было готово к тому, чтобы ставить задачи военной стратегии. В истории случается, писал Клаузевиц, что «политика ошибочно ожидает от применения некоторых боевых средств и мероприятий несоответственного их природе действия». К тому же политика, не знакомая с вопросами военной стратегии, оперативного искусства, «может поставить задачи (перед военной стратегией. – Авт.), не соответствующие её собственным намерениям» [2]. Последнее в истории имело место множество раз; в силу этого, замечает Клаузевиц, «политические вожди не должны быть чужды известному пониманию военного дела» [2].
«Ответственные политические деятели, – писал Свечин, – должны быть знакомы со стратегией… Политик, выдвигающий политическую цель для военных действий, должен отдавать себе отчёт, что достижимо для стратегии при имеющихся у неё средствах и как политика может повлиять на изменение обстановки в лучшую или худшую сторону. Стратегия является одним из важнейших орудий политики; политика и в мирное время в значительной степени должна основывать свои рас чёты на военных возможностях дружественных и враждебных государств» [7].
В то же время, по мнению Свечина, вполне допустимо говорить: военный стратег должен постоянно думать о том, что то или иное стратегическое действие может значить для политики [1]. К сожалению, знание высшим командным составом реальных проблем внешней и внутренней политики своего государства далеко не всегда соответствует такого рода требованиям.
«Известное понимание» предполагает, что государственные руководители (и их аппарат) обязаны не только быть сведущими в том, какими военными средствами может быть достигнут тот или иной военно-стратегический результат, но и иметь представление об основных компонентах механизма выработки и принятия военно-стратегических решений и механизма их реализации, то, что Клаузевиц называл «трением войны», поскольку специфика управления в военной сфере существенно отличается от общегосударственного гражданского управления.
Таким образом, взаимоотношения между государственным политическим руководством и военным командованием, с точки зрения А.А. Кокошина, исходящего из позиции К. Клаузевица, это набор взаимных встречных обязательств, взаимная ответственность друг перед другом при главенствующей роли политики [1].
Более чем актуально, по мнению А.А. Кокошина, звучат размышления Клаузевица о путях достижения победы. Подчёркивая, что именно бой – прежде всего решающее сражение – занимает центральное место на войне, автор тем не менее утверждает, что это не должно заслонять собой возможности использовать для достижения победы другие средства, как военные, так и невоенные. По Клаузевицу, достижение победы – это не простое перемалывание живой силы противника; главная задача – сломить его волю, т.е. вынудить противника и его союзников подписать мир или привести народ к покорности [2].
Соответственно, Клаузевиц упоминает в составе этих средств и «предприятия, непосредственно предназначенные для оказания давления на политические отношения», т.е. фактически на внутриполитическую обстановку в стране [2].
На эту сторону учения Клаузевица о войне до сих пор большинство специалистов обращали мало внимания, подчёркивает А.А. Кокошин, однако масштабные информационные войны и череда «цветных революций» во многих странах, в том числе постсоветских, показывают, что западные политические и военные технологи в полной мере оценили и операционализировали это положение немецкого военного теоретика для достижения далеко идущих целей при цивилизационной и геополитической экспансии на Восток [8].
Клаузевиц не стремился дать полную классификацию различных способов и методов преодоления воли человека, не желая быть «педантом», справедливо полагая, что их перечень будет пополняться и видоизменяться.
Впрочем, по мнению автора, идея Клаузевица о том, что уничтожение вооружённых сил противника есть прежде всего подавление его воли к сопротивлению, давно уже вошла в плоть и кровь немецкой военной мысли – от стратегического до тактического уровня.
Она лежит, например, в основе зародившейся ещё в конце Первой мировой войны тактики штурмовых групп пехоты с активным использованием лёгкого автоматического оружия (сначала ручного пулемёта, затем пистолета-пулемёта), призванного прежде всего производить сильнейшее психологическое воздействие на обороняющихся непрерывным огнём с невысоким уровнем прицельности.
На подавление воли к сопротивлению были рассчитаны тактика, оперативное искусство и стратегия применения германских танковых соединений во Второй мировой войне. Они были ориентированы прежде всего на глубокие прорывы в оперативный тыл группировок противника, чтобы в основном воздействовать на психику командующих, командиров и бойцов, создавать в сознании угрозу быть отсечёнными от соседей и уничтоженными. Танковые соединения вермахта с минимальным числом пехоты действовали при этом на большом удалении от основных сил. Они вводились на стыках соединений противника, там, где не ожидалось сколько-нибудь серьёзного сопротивления, где не было задач «прогрызания» или «взламывания» обороны, решение которых было чревато большими потерями в бронетанковой технике. А для этого больше всего подходили лёгкие (и отчасти средние) танки с небольшим потреблением горючего, что облегчало действия танковых соединений и частей на большом удалении от тыла [1].
Устарела ли формула Клаузевица о примате политики над военной стратегией с появлением ядерного оружия?
Советские исследователи уже в конце 50-х – начале 60-х годов обратили внимание на радикальное изменение как положения о том, что война является продолжением политики в изменившихся условиях, так и характера самой военной стратегии в связи с появлением ракетноядерного оружия.
Маршал Советского Союза Н.В. Огарков, будучи начальником Генерального штаба, констатировал: «Появление в 1945 г. и быстрое совершенствование в последующем ядерного оружия, обладающего невероятной силой поражения, по-новому поставили вопрос о целесообразности войны как средства достижения политической цели…» [9].
По мнению известного историка Д.М. Проэктора, ядерное оружие «становится скорее, так сказать, политическим оружием, выходя за рамки традиционного средства войны» [10].
Эта точка зрения получила поддержку научного сообщества. В 80-е годы был вообще поднят вопрос о правомерности применения к такому гипотетическому понятию, которое принято называть ракетно-ядерной войной, самого термина «война».
Однако не все придерживались столь категоричной точки зрения.
В частности, А. Кокошин цитирует маршала Н.В. Огаркова, который считал возможным развязывание «термоядерной войны» в качестве продолжения политики со стороны иррационально действующих сил [1].
История ядерного оружия знает несколько примеров использования ядерного шантажа в качестве инструмента политики как со стороны США, так и Советского Союза, который, при неблагоприятном стечении обстоятельств, мог перерасти в термоядерную войну. Соответственно, ракетно-ядерная политика остаётся продолжением политики, пусть иррациональной, неверной или «дурной» политики, как утверждал известный советский военный теоретик А.А. Свечин.
Исследователь Н. Грачёв замечает по этому поводу: «Само ракетно-ядерное оружие создано, накапливается и совершенствуется по заказу политиков, оно есть выражение вполне осознанной политики. Политика решила и будет решать вопрос о применении или неприменении ядерного оружия. Агрессивные силы США уже не один десяток раз хотели применить ядерное оружие против СССР и других стран. И чего-либо принципиального, от чего это оружие перестало бы быть орудием войны, не произошло. Не лишает политического содержания ракетно-ядерную войну и её случайное, из-за технического сбоя, начало, ибо в самой этой случайности повинна всё-таки политика, готовившая войну. Тем более, что ответные меры в этой непреднамеренно начавшейся войне уже не будут случайностью. И вопрос об их применении будет решаться политическим руководством» [11].
А.А. Кокошин в своей книге выделяет как минимум четыре основных источника опасности непреднамеренного, случайного возникновения ядерной войны:
– технические ошибки в системах раннего предупреждения и управления ядерным оружием;
– неудачные принципы организации движения информации в системе принятия решений;
– человеческие ошибки в оценке военно-стратегической ситуации в результате неверной интерпретации поступающих данных;
– механические ошибки или нервные срывы человека в результате неадекватного состояния – усталости, болезни.
Наиболее опасный, необратимый характер могут принять события при наложении ошибок нескольких видов [1].
Автор монографии придерживается точки зрения, что ядерная война «по ошибке» не может по определению быть рациональным продолжением государственной политики, но она вполне может оказаться логическим продолжением ошибочной политики, в том числе и при решении ряда сравнительно частных проблем: в подборе кадров, имеющих отношение к принятию решений о применении ядерного оружия и к его эксплуатации, в технической политике, касающейся соответствующих средств управления и контроля, и т.п. Для предотвращения несанкционированного, случайного применения ядерного оружия, по его мнению, необходимы регулярные тренировки с участием высшего государственного руководства [1].
Важное значение имеет вывод А.А. Кокошина о том, что в современных условиях формально рациональным продолжением политики с использованием военных средств вполне может оказаться ограниченная ядерная война ядерного государства против неядерного [1]. В такой войне могут, в частности, ставиться ограниченные политические и военные задачи по уничтожению объектов другой стороны, на которых ведётся разработка ядерного оружия (и других видов оружия массового поражения – химического, биологического) и средств его доставки, по «обезглавливанию» системы либо государственного, либо военного управления, поражению определённых наиболее ценных объектов, сил и средств общего назначения.
Такая война ядерного государства против неядерного может представляться вполне мыслимой западными планировщиками, поскольку ядерное государство не рассчитывает на ответный удар со стороны неядерного государства. Серьёзную угрозу для международной безопасности являет возросшая вероятность получения радикальными неправительственными организациями в свои руки оружия массового поражения с дальнейшим использованием его в качестве орудия ядерного шантажа для получения политических уступок.
Существенному изменению в ядерную эпоху подверглась и военная стратегия. По мнению генерала армии С.Н. Козлова, «теперь стратегия обладает возможностью достигать своих целей не только через совокупность тактических и оперативных результатов, но и непосредственно… Сам эффект стратегических ударов прямо и более или менее непосредственно определяет обстановку, ход и результаты всех других усилий и масштабов, как оперативных, так и тактических» [12].
Несмотря на то что гигантские жертвы и разрушения, вызываемые применением ракетно-ядерного оружия, выводят его использование за пределы военного искусства, различные планы «ограниченной ядерной войны» по-прежнему разрабатываются, в том числе и на военно-стратегическом уровне.
Одной из важнейших проблем сложного взаимодействия политики и военной стратегии является принятие решения как в условиях предвоенного кризиса, так и войны. Автор подчёркивает, что принятие решения является центральным звеном всего управленческого процесса.
Отличие решений в военной сфере состоит в том, что они определяют вопросы жизни и смерти в условиях ядерного века – сотен миллионов, а может быть, даже и миллиардов человек.
Политико-военные решения в условиях острого международного кризиса отличаются особой сложностью. В большинстве случаев их приходится принимать при отсутствии полноты информации, недостатке времени и стрессовой обстановки, необходимости быстрого выбора из ряда альтернатив [1].
Принятие решения на войне – сложный процесс с активным вторжением эмоций, всякого рода случайностей, несуразностей, нарушающих ход формализованной логики. На эту особенность решения в политико-военной сфере обращал внимание и Клаузевиц, который отмечал, что на войне «вождь крупного целого находится постоянно под ударами волн ложных и истинных сообщений, ошибок, допущенных вследствие страха, небрежности, торопливости или упрямства, проявленного на основании правильных или неправильных взглядов, по злой воле или из ложного или подлинного чувства долга, вследствие лености или переутомления он окружён случайностями, которые никто не смог бы предусмотреть» [2].
Рассматривая Клаузевица, А.А. Кокошин обращает внимание, что он в своих трудах тщательно анализировал многие детали, в частности: как принимались решения, какую роль играли при этом конкретные люди и т.д. Обстоятельные и весьма рельефные характеристики основных действующих лиц в системе стратегического управления – это непременный атрибут работ Клаузевица. В своём труде «О войне» он писал, что «искры личных отношений», которые пролетают «через любые материальные перегородки», имеют «исключительное значение на войне, где личность деятелей – в кабинете и в поле – играет такую крупную роль» [2].
Но и в условиях формально мирного времени стратегические решения высшего политического уровня не менее сложны и ответственны. Они, по мнению А.А. Кокошина, предполагают: определение основных угроз национальной безопасности страны, их соотношение с другими видами угроз, установление вероятных противников, возможных (и желаемых) союзников и партнёров, оценку глубины и надёжности союзнических или партнёрских отношений, стратегическое сосредоточение и развёртывание войск, проведение крупномасштабных военных операций, в том числе выбор направления главного удара, и т.д. За многими решениями такого рода, нацеленными на определение характера и содержания предстоящей войны, стоят решения в экономической и военнотехнической сферах. И цена ошибки может быть огромной [1].
Просчёты в этих сферах, допущенные военным министерством Российской империи за несколько лет до начала Первой мировой войны, имели трагические последствия для нашей страны. Эта цена ещё более возрастает в современных условиях, когда стоимость новейших систем вооружения может достигать огромных величин.
Серьёзным просчётом подобного плана автор небезосновательно считает односторонний выход США из Договора по ПРО (1972 г.) осенью 2001 г., вызванный намерением развернуть систему ПРО в ряде европейских стран. Это решение радикально меняет основные параметры системы обеспечения стратегической стабильности, сложившейся с начала 70-х годов.
В ответ Россия заявила о возможности воспользоваться правом выхода из нового (Пражского) Договора о стратегических наступательных вооружениях (СНВ-3), подписанного в 2010 г.
Политико-стратегическая значимость ограничения системы ПРО заключается прежде всего в том, что в этом случае становятся безосновательными надежды на снижение собственных потерь в ядерной войне до приемлемого уровня и, соответственно, перечёркивается сама идея достижения сколько-нибудь реальной победы в ядерной войне. Поскольку невозможно снизить свой ущерб от ответного удара другой стороны, постольку фактически лишается смысла и первый упреждающий удар [1].
Возвращаясь к эпохе холодной войны, автор отмечает, что работа над системами ПРО стала объективной основой для эрозии стратегической обстановки, так же как и ускоряющийся военно-технический прогресс, причём не только в ядерной сфере. Ускоренными темпами, например, развивались в 70-е годы и неядерные средства поражения повышенной точности, которые можно было бы устанавливать на носителях большой дальности, отнесённых к категории стратегических; в сочетании со значительным увеличением точности наведения на цель это рассматривалось как потенциальная угроза для ряда компонентов стратегических ядерных сил.
Одновременно обе стороны занимались разработкой технологий, различных способов, систем, повышающих боевую устойчивость стратегических ядерных сил в условиях применения против них ядерного оружия.
Это касалось:
– различных дополнительных вариантов базирования межконтинентальных баллистических ракет на подвижных стартах (ПГРК, БЖРК, воздушного запуска – БРВЗ и др.) [13];
– снижения шумности подводных лодок и увеличения глубины их погружения;
– снижения заметности для самолётов стратегической авиации и крылатых ракет большой дальности;
– повышения дальности баллистических ракет подводных лодок, что значительно увеличивало площадь акваторий для боевого патрулирования стратегическими подводными ракетоносцами.
Неконтролируемое и неограниченное развитие сил и средств противолодочной борьбы вместе с различными средствами ПРО также несло и несёт в себе угрозу стратегической стабильности. Соответственно, развивались и развиваются различного рода элементы теории ядерного сдерживания, которые строились не только на возможности обмена взаимно самоубийственными «ударами возмездия» по крупным городским агломерациям, но и возможности удара по другим объектам, что позволяло бы завершить войну с применением ядерного оружия тем или иным вариантом «победы». Этот процесс становится ещё более опасным в связи с дальнейшим расширением клуба ядерных держав, число которых только за последние годы пополнились Индией, Пакистаном и др.
Ошибочность ставки на систему ПРО как определённой гарантии для «обезоруживающего» первого удара в немалой степени обусловлена тем, что любая подобная система ПРО требует огромных расходов. Ещё бывший министр обороны США Р.Макнамара обратил внимание на колоссальную стоимость противоракетной обороны территории страны как аргумент для поиска альтернативного решения обеспечения национальной безопасности [1].
Автор обстоятельно рассматривает ещё одно направление, непосредственно связанное с обеспечением национальной безопасности. Любое политико-военное решение для своей адекватности требует достоверной оценки как вероятного противника, так и собственного потенциала. В подготовке информационной основы для принятия решения в области внешней политики, обороны и обеспечения внутренней безопасности огромную роль играет разведка. Государственный руководитель ждёт от разведслужбы обоснованного предупреждения о тех событиях и процессах, которые могут произойти в будущем и которые несут в себе угрозу национальной безопасности. Соответственно, особое внимание в деятельности разведки должно уделяться соотношению текущей и перспективной информации [1]. Это тем более важно, что подавляющее большинство политиков в своей деятельности сосредоточены прежде всего на решении текущих проблем.
Задача адекватного предупреждения высшего государственного руководства, вопреки расхожим мнениям, решается не только за счёт заблаговременного получения сообщений отдельных суперагентов или агентурных связей. Она предполагает серьёзнейшую аналитическую работу на основе многообразных данных, полученных как открытым, так и «неоткрытым» путём. Соответственно, традиционной спор о том, кому принадлежит первенство в разведывательном сообществе – разведчикам-операторам или аналитикам, является надуманным, каждый из них на своём месте играет неоценимую роль.
Автор подчёркивает, что функция разведки не сводится только к оценке возможностей, не менее важна оценка намерений оппонента, что является значительно более сложной задачей. Возможности той или иной страны, связанные прежде всего с материальными ресурсами, которые государство выделяет на развитие оборонной промышленности и строительство собственно вооружённых сил, меняются относительно медленно.
По-иному протекают процессы, связанные с изменением намерений высшего государственного руководства, которые могут произойти в гораздо более короткие сроки и при этом гораздо труднее поддаются «расшифровке» [14].
Так, новейшие исследования на основе анализа, в том числе архивных материалов, убедительно говорят о том, что германские разведслужбы не имели представления о реальной военной мощи Советского Союза, особенно о гигантских масштабах той подготовки советской промышленности к войне, которая была осуществлена в конце 30-х – начале 40-х годов. Это было связано прежде всего с исключительно высоким уровнем секретности в СССР.
Однако незнание Сталиным подлинных расчётов и оценок Гитлера советской военной мощи, системы стратегического управления привели к неверной оценке руководством СССР намерений Третьего рейха. Весь характер поведения Сталина в первые дни Великой Отечественной войны подтверждает вывод о том, что он будто бы полагал, что Гитлер преследует какие-то ограниченные цели в войне, что с ним ещё можно будет договориться и т.п. [1].
За последние 20–30 лет произошёл гигантский рост возможностей разнообразных технических средств разведки, которыми она пользуется для получения результатов, в том числе с помощью космических аппаратов оптико-электронной разведки (в ясную погоду в любое время суток) и космических аппаратов радиолокационной разведки (в сложных погодных условиях).
В ядерный век наряду с разведкой всё более значимую роль стали играть специальные системы предупреждения – системы предупреждения о ракетном нападении (СПРН), призванные обеспечить предупреждение о начале использования стратегических ядерных сил. Однако сверхкороткий промежуток времени, в течение которого государственное руководство должно принять решение об ответных мерах, практически обесценивает возможность использования полученного предупреждения. Автор делает важнейший вывод: никакая СПРН в современных условиях не может заменить заблаговременное предупреждение о подготовке нападения, за которое в первую очередь отвечает «разведывательное сообщество». Это означает, что многочисленные разговоры о ненужности «человеческой разведки» вследствие бурного развития технических средств не имеют под собой основания.
При этом автор отмечает, что не только разведка несёт обязанности перед государственным руководством. Нередко все оценки разведок и дипломатического ведомства перевешиваются личными установками и мировосприятием государственного руководителя.
А.А. Кокошин приводит любопытный факт о том, что ещё в 50-е годы Р. Хилсмен, известный американский политолог и теоретик разведки, обратил внимание на то, что работникам разведслужб, представляющих свои выводы и результаты анализа, приходится сталкиваться с «антиинтеллектуализмом» государственных деятелей (поскольку последние «сильно верят в силу практического опыта»). Многие деятели такого рода, писал Хилсмен, «высокомерно относятся» к аналитическим разработкам разведок, сделанным на базе социальных наук, считая, что они хороши в теории, но представляют ограниченную ценность на практике [15].
Помимо получения адекватной информации о внешнем окружении не менее важной является объективная оценка реального положения дел в собственных вооружённых силах, оборонной промышленности и науке. Эта задача, как это не покажется странным, не менее, а может быть, более сложная, чем получение сведений о противнике. При этом она не сводится лишь к оценке численности войск и наличных вооружений. Необходимо также хорошо знать сильные и слабые стороны своего командного состава всех уровней, его способность решать тактические, оперативные и стратегические задачи, управлять войсками и находящейся на вооружении сложной военной техникой.
У высшего государственного руководства должно быть предельно трезвое понимание степени боеспособности собственных вооружённых сил. При этом далеко не все параметры боеспособности подвергаются количественному измерению. Поэтому, по мнению автора, в различных системах стратегического управления необходимо иметь специальные аналитические подразделения, способные дать взвешенную, беспристрастную оценку. Создание и укомплектование таких подразделений, как показывает отечественный и зарубежный опыт, непростая задача.
В этом плане представляет интерес опыт деятельности особого органа, созданного в 1971 г. в Министерстве обороны США, – Управления комплексных оценок, которое изначально было организационно поставлено как вне разведки, так и вне органа оперативно-стратегического планирования – Комитета начальников штабов США (в чём-то эквивалентного Главному оперативному управлению Генштаба Вооружённых Сил СССР (РФ). Данное подразделение со временем стало носителем огромной информационной базы и институциональной памяти, уникальных знаний по любым вопросам, касающимся как собственных вооружённых сил, так и вооружённых сил всех противников, оппонентов и союзников США [1].
Автор также обращает внимание на казалось бы второстепенную технико-организационную сторону этого вопроса. Принять взвешенное решение, по его мнению, это лишь полдела, не менее важным является обеспечение его реализации [1]. В ходе отработки документов, в процессе согласований с различными ведомствами и их подразделениями, как показывает исторический опыт, часто утрачивается смысл стратегического решения. Межведомственного компромисса в подавляющем большинстве случаев избежать невозможно, но нельзя допускать, чтобы при его выработке выхолащивалась суть управляющего воздействия, которое должно возникнуть при принятии решения.
И вновь автор вынужден констатировать, что, несмотря на обилие публикаций по деятельности разведок в последние годы, работ, в которых системно рассматривались бы вопросы использования разведданных в принятии стратегических решений, крайне мало.
В книге изложен ряд других важных проблем. Среди них – влияние идеологии на политику и военную стратегию, а также процесс принятия решения, характеристика основных видов стратегических решений, функциональные требования к деятельности генерального штаба в современных условиях. Безусловный научно-практический интерес представляет анализ долгосрочных проблем обеспечения стратегической стабильности, некоторых тенденций развития вооружённых сил и средств общего назначения и их воздействие на стратегическую стабильность, а также рассмотрение системы неядерного (предъядерного) сдерживания в оборонной политике России.
Практическую ценность имеют предложения А.А. Кокошина по совершенствованию сферы военного управления. Нельзя не согласиться с ним, что для России исключительную актуальность имеет вопрос о системной и целенаправленной подготовке гражданских специалистов в политико-военной сфере и о дополнительном образовании для командного состава вооружённых сил в области политологии, экономики и социологии.
С этой целью, по мнению А.А. Кокошина, на постоянной основе должны функционировать форумы, где бы профессиональные военные могли бы общаться с политологами и политическими деятелями, сотрудниками госаппарата по актуальным проблемам мировой политики, национальной безопасности и военной стратегии. Безусловно, должна поощряться совместная работа над соответствующими исследованиями и документами государственного уровня. Такого рода опыт в нашей стране имеется, однако он нуждается в значительном расширении и в более углублённом взаимодействии политической и военно-стратегической составляющих для обеспечения обороноспособности страны.
Теоретические вопросы соотношения политики и военной стратегии, рассмотренные в книге, имеют прямое отношение к вопросу дальнейшего совершенствования системы стратегического управления (руководства) Вооружёнными Силами Российской Федерации. Автор исходит из того, что для этого должны быть в законодательном порядке определены роль, полномочия, ответственность в стратегическом руководстве вооружёнными силами не только Президента, Верховного Главнокомандующего и Правительства Российской Федерации, но и министра обороны и начальника Генерального штаба ВС, а также командующих объединёнными командованиями на потенциальных театрах военных действий.
По мнению автора, Генштаб ВС России может уподобиться Комитету начальников штабов ВС США, который, как правило, не включается в контур стратегического управления. В России генштаб, безусловно, должен быть одним из главнейших элементов стратегического управления в военной сфере. При этом следует иметь в виду, что политика (и внешняя, и внутренняя) в условиях глобализирующегося мира и информационного общества пронизывает все уровни боевого применения вооружённых сил – стратегический, оперативный и даже тактический. Это в полной мере относится и к гуманитарным операциям, и операциям по поддержанию мира [1].
При этом деятельность военного ведомства, в том числе Генштаба ВС России, различных компонентов вооружённых сил при проведении тех или иных операций должна тесно сопрягаться с деятельностью других ведомств РФ – Министерства иностранных дел, Службы внешней разведки, Федеральной службы безопасности, Министерства по чрезвычайным ситуациям, Министерства транспорта, РЖД и др. Это взаимодействие необходимо тщательно отрабатывать на различных учениях и в ситуационных играх, для чего и в Минобороны России, и в других ведомствах должны иметься специальные подразделения. Естественно, важную роль в оказании всесторонней помощи высшему государственному руководству в подготовке принятия решения, связанных с применением военной силы, должен играть Совет безопасности России и его аппарат.
А.А. Кокошин, не избегая неудобных вопросов, не стесняясь назвать вещи своими именами, представил труд в равной степени интересный как для узких специалистов, так и для широкой аудитории, что делает его заметным явлением в политологическом научном пространстве.
Примечания
1. Кокошин А.А. Политико-военные и военно-стратегические проблемы национальной безопасности России и международной безопасности. М.: ИД ВШЭ, 2013. С. 11, 24, 49, 22, 37, 61, 65, 66, 72, 73, 154, 150, 113–114, 129, 122, 82, 69.
2. Клаузевиц К. О войне. 4-е изд. М.: Госвоениздат, 1937. Т. 1. С. 57, 54, 55, 56; Т. 2. С. 380; Т. 1. С. 58–59, 209–210, 66.
3. Мировые войны ХХ века. Кн.1. Первая мировая война. Исторический очерк. М.: Наука, 2002. С. 8–18, 21–32, 33–44.
4. Повалий М. Политика и военная стратегия // Военная мысль. 1970. № 7. С. 10–11.
5. Михалев С.Н. Военная стратегия: подготовка и ведение войн Нового и Новейшего времени / под ред. В.А. Золотарева. М.: Жуковский: Кучково поле, 2003. С. 25; Военный энциклопедический словарь. М.: Воениздат, 1983. С. 137.
6. Мольтке Г. Военные поучения фельдмаршала графа Мольтке / пер. с нем. СПб.,1913. С. 14.
7. Свечин А.А. Стратегия. 2-е изд. М.: Военный вестник, 1927. С. 30–31, 20.
8. Штоль В.В. Армия «нового мирового порядка». М.: ОГИ, 2010. С. 53–60.
9. Огарков Н.В. История учит бдительности. М.: Воениздат, 1985. С. 88.
10. Проэктор Д.М. О политике, Клаузевице и победе в ядерной войне // Международная жизнь. 1988. №1. С. 88.
11. Грачев Н. О ракетно-ядерной войне и её последствиях // Международная жизнь. 1988. № 1. С. 103.
12. Козлов С.Н., Смирнов М.В. [и др.]. О советской военной науке. М.: Воениздат, 1964. С. 255.
13. Отечественный военно-промышленный комплекс и его развитие / под ред. О.Д. Бакланова, О.К. Рогозина. М.: Ладога-100, 2005. С. 287.
14. Кокошин А.А. Прогнозирование и политика. М.: Международные отношения, 1975. С. 41–43.
15. Хилсмен Р. Стратегическая разведка и политические решения / пер. с англ. М.: Иностранная литература, 1957. С. 79–80.
Теория и практика современной войны
САВЕЛЬЕВ Александр Георгиевич, доктор политических наук,
ИМЭМО им. Е.М. Примакова РАН, РФ, 117997 Москва, ул. Профсоюзная, 23 (Этот адрес электронной почты защищен от спам-ботов. У вас должен быть включен JavaScript для просмотра.).
Ключевые слова: безопасность, война, политика, идеология, теория войны, сдерживание, военное искусство, военная техносфера, гибридная война, военное управление.
Новая книга академика РАН А.А. Кокошина “Вопросы прикладной теории войны” посвящена крайне важной и интересной теме. Проблемы войны, мира, политики и практики обеспечения безопасности государства в течение столетий, если не тысячелетий, находятся в фокусе внимания политических и военных деятелей мира, ученых и исследователей этих вопросов. Еще две с половиной тысячи лет назад великий полководец, стратег и мыслитель древнего Китая Сунь Цзы в сжатой и предельно ясной форме объяснил сущность войны: “Война – это великое дело государства, основа жизни и смерти, Путь (Дао) к выживанию или гибели. Это нужно тщательно взвесить и обдумать”[1]. С тех пор данная проблема практически не теряет своей актуальности, теоретической и практической значимости.
Необходимо отметить, что сам автор не понаслышке знаком с исследуемыми вопросами. Ему удалось весьма успешно совмещать научную карьеру с работой на высоких должностях в высших эшелонах власти РФ. В различные периоды времени он занимал посты первого заместителя министра обороны РФ, секретаря Совета обороны РФ, секретаря Совета безопасности Российской Федерации. В настоящее время А.А. Кокошин является деканом факультета мировой политики МГУ им. М.В. Ломоносова, научным руководителем Института менеджмента и инноваций НИУ ВШЭ.
Рецензируемая книга является далеко не первым исследованием автора. Только за последние годы в фокусе внимания А.А. Кокошина находились проблемы ядерных конфликтов[2], стратегического управления[3], политического смысла победы в современной войне[4], стратегической стабильности[5] и целый ряд других. В этих работах автор выступил достойным преемником основоположников и продолжателей отечественной школы стратегических исследований, таких как А.А. Свечин, А.Е. Снесарев, Б.М. Шапошников, В.Д. Соколовский, Н.В. Огарков. В работах А.А. Кокошина получила дальнейшее развитие теория современной войны, ее прикладное значение применительно к изменившейся военно-политической, военностратегической и военно-технической ситуации в мире и в России.
С ОПОРОЙ НА КЛАССИКУ
В предлагаемой читателю книге автор сосредоточил свое внимание на нескольких ключевых аспектах (компонентах) теории войны. А именно, война рассматривается как продолжение политики, как состояние общества, как столкновение государственных структур и военных машин, как сфера неопределенного и недостоверного и, наконец, как задача стратегического управления. Этому анализу предшествует рассмотрение вопросов теории войны и мира, методологии изучения войн как политического и социального феномена, развития техносферы и трансформация проблемы войны и военного искусства применительно к современным условиям, а также рассмотрение отдельных аспектов понятия “гибридной войны”.
В своем исследовании автор опирается не только на достаточно известные труды военных теоретиков, таких как Карл фон Клаузевиц, Сунь Цзы и др., но и на такие “полузабытые” работы, как “О праве войны и мира” Гуго Горация, а также “Анти-Дюринг” и другие труды Фридриха Энгельса. В книге представлен довольно интересный анализ прогностических оценок Ф. Энгельса относительно характера, длительности и последствий будущей Первой мировой войны. Почти все из его предвидений, сделанных за 28 лет до начала этой войны, сбылись. А.А. Кокошин совершенно справедливо, на наш взгляд, приходит к выводу о том, что предвидения Ф. Энгельса “до сих пор носят уникальный характер в мировой науке” (с. 17).
Автор отмечает серьезное влияние идеологии на развитие теории войны в советский период. Он выражает категорическое несогласие с тезисом И. Сталина о том, что Клаузевиц безнадежно устарел, поскольку тот, мол, являлся представителем “мануфактурного периода войны”. “Машинный период”, по мнению Сталина, требовал “новых военных идеологий”, в связи с чем “смешно брать уроки у Клаузевица” (с. 19). Такие высказывания высшего политического руководителя страны, естественно, не могли не влиять на общий ход развития военной мысли в СССР.
Можно полностью согласиться с утверждением автора о том, что трактат Сунь Цзы в значительной мере остается недооцененной в отечественной (добавим, и частично мировой) военно-стратегической мысли. В частности, без серьезных “натяжек” можно утверждать, что в “Искусстве войны” и в работах других древних мыслителей были заложены основы не только стратегии, остающиеся неизменными на протяжении веков, но также и современной теории и практики ядерного сдерживания[6].
Значительный интерес в этой части работы представляет и оценка вклада Мао Цзедуна в теорию и практику войн. В частности, речь идет о выводах Мао о соотношении обороны и наступления в войне на стратегическом, оперативном и тактическом уровнях. Автор также высоко оценивает его вклад в разработку прикладной теории партизанской войны, тесной увязке партизанских действий с действиями регулярных сил.
ВОЙНА И ПСИХОЛОГИЯ
При анализе методологических вопросов изучения войны А.А. Кокошин уделяет особое внимание политико-психологическому фактору, который часто остается за пределами внимания ученых и специалистов. Данная проблема напрямую связана с вопросами принятия решений военных и политических лидеров, особенно в критических ситуациях и в периоды резкого обострения международных отношений. Как в России, так и за рубежом данная тема зачастую “выпадает” даже из крупных исследований в области теории и практики современной войны. В то же время было бы несправедливым не отметить вклад в изучение данного феномена, прямо или косвенно представленного в работах по сдерживанию и стратегической стабильности таких известных ученых и политиков, как Бернард Броуди[7], Герман Канн[8], Генри Киссинджер[9], Томас Шеллинг[10], Эдвард Луттвак[11], Альберт Уолстеттер[12] и др.
В качестве наиболее характерного примера проявления “политико-психологического фактора” в международных отношениях автор приводит уроки Карибского кризиса 1962 г., анализ которого, как он справедливо отмечает, актуален и для современных условий. В то же время трудно согласиться с высокой оценкой личных качеств как Дж. Кеннеди, так и особенно Н.С. Хрущева, которую им дал Г.М. Корниенко[13] и некоторые другие исследователи. Несмотря на то что сам автор не говорит о своем согласии или несогласии с подобными высокими оценками, отметим, что если уж и вести речь о “здравом смысле”, которым якобы руководствовались оба лидера двух ядерных держав при выходе из кризиса, то резонно, на наш взгляд, задать следующие вопросы. Где же был этот здравый смысл, когда именно их усилиями мир был поставлен на грань ядерной катастрофы? И куда это здравое мышление подевалось после кризиса, результатом которого было начало беспрецедентной гонки ракетно-ядерных вооружений?
Здесь же следует отметить, что пример Карибского кризиса является хоть и наиболее ярким и изученным, но далеко не единственным случаем резкого обострения отношений между ядерными державами. Все еще ждут подобного “политико-психологического” разбора конфликты между Индией и Пакистаном, конфликт вокруг развертывания “Евроракет” в Европе, оценка личностного фактора при принятии в США программы СОИ, а также выработка программы контрмер на действия США в СССР, целый ряд других. Все это в очередной раз подчеркивает важность рассматриваемой проблемы, совершенно справедливо поднятой А.А. Кокошиным в представленной работе.
Методологические проблемы исследования войн не ограничиваются автором только оценкой степени влияния политико-психологических факторов. В работе справедливо указывается на существующий кризис военной науки. А.А. Кокошин обращает внимание на тот факт, что многие военно-научные исследования дистанцированы от социологии, политологии, историко-политических исследований (с. 28). В работе со ссылками на авторитетных авторов (например, А. Свечина) показано, что данная проблема не является “болезнью сегодняшнего дня”. Она существует уже давно, и преодоление этой трудности представляет собой весьма важную задачу. Автор выступает за исторический подход к анализу войн, одной из целей которого является “выявление разного рода тенденций (трендов), которые могут действовать в настоящем и будущем” (с. 33). Такой вывод представляется вполне обоснованным и актуальным.
ЯДЕРНОЕ ОРУЖИЕ И “ПОБЕДА” В ВОЙНЕ
Далее автор переходит к рассмотрению весьма актуальной проблемы влияния техносферы на военную политику, военную стратегию и военное искусство. Он отмечает, что в течение как минимум последних двадцати лет по многим направлениям гражданские технологии опережают военные. В таких странах, как США и КНР происходит масштабное заимствование достижений гражданского сектора экономики оборонно-промышленными комплексами этих стран. Все это приводит к тому, что менее развитые в военно-техническом плане государства могут получить передовые военные технологии на открытом гражданском рынке. Это в свою очередь может создавать реальные угрозы безопасности со стороны не только технологически развитых, но и “несостоявшихся” в этом плане стран.
Наряду с этим развитие техносферы создает необходимые условия для так называемой “революции в военной сфере”. Крупнейшей из таких “революций” автор вполне обоснованно считает появление ядерного оружия. На этой проблеме необходимо остановиться более подробно.
С самого начала военное руководство США, а затем и СССР стало рассматривать это оружие как средство достижения победы на всех уровнях военного искусства – тактическом, оперативном и стратегическом. При этом использовать ядерное оружие планировалось превентивно с целью достижения решающего превосходства над вероятным противником. Как указывает американский исследователь М. Джерсон (Gerson), администрация Д. Эйзенхауэра (1953–1961 гг.), включая самого президента, однозначно считала, что без ядерного оружия ей вряд ли удастся отразить “нападение СССР” в Европе. Кроме того, был сделан однозначный вывод о том, что широкомасштабный конфликт с Советским Союзом неизбежно будет ядерным[14]. Советские руководители придерживались такой же точки зрения на характер будущей войны.
Автор дает подробный анализ американской стратегии “массированного возмездия”, существовавшей в 1950-е годы и которая была пересмотрена в пользу стратегии “гибкого реагирования” администрацией Дж. Кеннеди в 1961 г. Наибольший интерес в этом разделе книги представляет анализ взглядов военных руководителей СССР на роль и место ядерного оружия в будущей войне. Спектр этих взглядов достаточно широк – от утверждения о том, что ядерное оружие вообще нельзя применять (С.К. Тимошенко) до “полного разгрома” противника с использованием этого оружия (В.Д. Соколовский). Столь широкий “разброс” мнений по поводу характера будущей войны в среде действующих и бывших высокопоставленных военных руководителей СССР не мог не отразиться и на изменениях в теоретических подходах к данной проблеме.
Автор проводит интересную параллель “дрейфа” военной мысли США и СССР в сторону от ставки на победу в ядерной войне. Этот процесс растянулся на десятилетия и, добавим, не завершен до сих пор. Как представляется, в его ходе в обеих странах получили свое развитие три основных направления военно-научной мысли, оказывающих непосредственное влияние на оценку характера и подготовку вооруженных сил к будущей войне. Первое направление можно назвать “традиционным”. Его сторонники полностью отвергали и продолжают отвергать мысль о возможности использования ядерного оружия в целях достижения “победы” в войне между сверхдержавами, отводя ему роль исключительно сдерживания противника от применения такого оружия. В данной связи они достаточно скептически относятся к “перегибам” в строительстве вооруженных сил в пользу ядерного оружия, что часто шло в ущерб развитию традиционных сил общего назначения. Особо ярко эта тенденция проявилась в эпоху Хрущева.
Ко второму направлению можно отнести наиболее “приближенную” к реальной практике строительства вооруженных сил идею поэтапной эскалации конфликта от войны с использованием только обычных средств поражения затем к ограниченному применению ядерного оружия и, в конечном итоге, к массированным или неограниченным ядерным ударам. А.А. Кокошин наиболее подробно рассматривает именно этот вариант военных действий. Автор вполне обоснованно показывает (в том числе на примере ряда проведенных в различные годы стратегических учений в СССР и США), что подобное развитие конфликта считалось наиболее вероятным для военно-политического руководства двух государств. При этом понятие “победы” в такой войне превалировало в военнополитическом мышлении руководства СССР как минимум до начала 1980-х годов. Даже после того как в 1982 г. Л. Брежнев в своем послании специальной сессии Генассамблеи ООН охарактеризовал ядерную войну как всеобщую катастрофу, “отказ от ставки на победу в ядерной войне … был неоднозначно воспринят высшим командным составом Вооруженных Сил СССР” (с. 55).
Наконец, третьим направлением развития военно-стратегической мысли в СССР и США является чисто “ядерный аспект” проблемы. За десятилетия существования этого оружия стороны обосновали и выработали как общие принципы его применения, так и стратегию и тактику использования ядерного оружия для достижения поставленных целей. Этим вопросам посвящено большое количество работ западных (в основном, американских) авторов. Среди них наиболее заметным является коллективный труд “Проведение ядерных операций”[15], в число авторов которого вошли такие известные исследователи, как Т. Шеллинг, А. Уолстеттер и др. В этой работе представлен широкий спектр мнений по поводу характера возможной ядерной войны, вариантов использования ядерного оружия, принципов нацеливания, проблемы деэскалации ядерного конфликта, психологических аспектов принятия решений о применении ядерного оружия и по ряду других вопросов. Данную книгу вполне можно считать своего рода “энциклопедией” ядерной тактики и стратегии. В СССР аналогичные исследования носили преимущественно закрытый характер. Открытые же работы были сильно политизированы и, как отмечает А.А. Кокошин, в целом посвящались вопросам тотальной Третьей мировой ядерной войны (с. 51).
ВОЙНА И ТЕХНОСФЕРА
Рассматривая феномен “революции в военном деле” автор не ограничивается только ролью ядерного оружия. В работе достаточно подробно анализируется и современный этап этой “революции”. По мнению А.А. Кокошина, данный этап во многом характеризуется стремлением “уйти” от неизбирательности ядерного оружия (с. 61). Этот “уход” проявляется и в создании нейтронного оружия, и высокоточного дальнобойного неядерного оружия, в попытках создания других средств вооруженной борьбы. Автор подчеркивает одну из основных тенденций развития техносферы, военного дела и военного искусства – постоянное расширение спектра средств и способов вооруженной борьбы практически по всем направлениям – от ядерного оружия до нелетальных средств поражения. В подтверждение этого тезиса в данном разделе приводится анализ целого ряда перспективных и “экзотических” программ, которые осуществлялись в США и СССР/ России и во многих случаях продолжают осуществляться. Это – и боевые лазеры, системы навигации, высокоточное оружие, военная робототехника, беспилотные и автономные системы различного назначения, противоспутниковое оружие, средства радиоэлектронной борьбы. В ряде случаев предметом соответствующего анализа стали и военные программы Китая, а также новые географические регионы потенциальных войн, такие как Арктика.
Особое внимание автор уделяет попыткам ведущих государств, прежде всего США, осуществить новую “революцию в военном деле”. Общая идея при этом заключается в достижении превосходства в новых сферах развития военных технологий и способах ведения вооруженной борьбы, а также за счет повышения качества военного персонала. Все это должно, по их мнению, радикальным образом изменить соотношение военной мощи между конкурентами (с. 89). Для осуществления этой стратегии США намереваются широко использовать технологии гражданского сектора экономики, которые в ряде случаев опережают достижения оборонно-промышленного сектора. Это прежде всего относится к технологиям больших данных и искусственного интеллекта.
Автор говорит о ряде технологий этой “Третьей стратегии компенсации”, которые, по его мнению, могут быть реализованы в обозримый период. К их числу относятся “роевые группировки” на базе недорогих малых автономных аппаратов, гиперзвуковые специальные аппараты, некинетические средства ведения борьбы в космосе, технологии обеспечения нового уровня человеко-машинного взаимодействия. Кроме того, особое внимание будет уделяться киберпространству, которое играет все большую роль в развитии техносферы, связан- 126 Савельев МИРОВАЯ ЭКОНОМИКА И МЕЖДУНАРОДНЫЕ ОТНОШЕНИЯ 2019 том 63 № 6 ной с войнами и военным искусством. А.А. Кокошин рассматривает киберпространство в качестве сферы противоборства с участием как государственных, так и негосударственных акторов. Среди последних особую угрозу могут представлять криминальные и террористические группы.
Автор уделил внимание и вопросам так называемой “гибридной войны”, посвятив им отдельную главу своего исследования. Он отмечает, что пока не существует единого толкования рассматриваемого феномена, приводя ряд интерпретаций данного термина различными авторами. Наряду с прочим автор приходит к выводу о том, что многие из называемых компонентов “гибридной войны” (за исключением боевых киберопераций) имеют “сомнительную новизну” (с. 99). В подтверждение этому он упоминает, что партизанские и разведывательно-диверсионные действия широко использовались командованием русской армии еще в войне 1812 г. В стратегии “блицкрига” нацистской Германии также присутствовали компоненты такой “гибридной войны”. Автор считает, что среди всех интерпретаций рассматриваемого понятия наибольшее внимание заслуживают те, которые предполагают применение вооруженного насилия на уровне ниже определенного порога, за которым уже начинается локальная или ограниченная война без применения ядерного оружия. От себя добавим, что вышеизложенное свидетельствует о том, что феномен “гибридной войны” еще недостаточно изучен и требует более пристального внимания исследователей военно-политических проблем.
ВОЙНА И ПОЛИТИКА
В ходе анализа проблемы “война как продолжение политики” автор в очередной раз обращается к трудам Клаузевица, Мао Цзедуна, Мольтке-старшего и других военных теоретиков. В результате этого анализа он приходит к обоснованному выводу о примате политики над войной, о прямом влиянии политики на смысл и содержание понятия победы в войне. Кроме того, автором высказано несколько интересных замечаний. В частности, о том, что при принятии решений по вопросам войны и мира в нашей стране, как и в ряде других государств, не всегда учитывается обратное влияние военной стратегии на политику (с. 119). При этом подчеркивается, что в рассматриваемом контексте под политикой следует понимать не столько (иногда и не сколько) внешнюю политику государства, но и ее внутреннюю составляющую. Здесь же автор призывает “не абсолютизировать” роль внутренней политики в рассматриваемых вопросах, хотя признает ее важность для многих войн в мировой истории (с. 136). Наряду с этим рассматривается и вопрос о рациональности (иррациональности) принятия решений по важнейшим вопросам войны и мира, в том числе с точки зрения применения и угрозы использования ядерного оружия.
В этой части работы автор вплотную подводит читателя к важнейшему вопросу о том, является ли ядерная война продолжением политики или нет? В книге этот вопрос напрямую не поставлен, также как и не дан на него конкретный ответ. Видимо, такой ответ не может быть однозначным. С одной стороны, ядерная война (имеется в виду война между великими ядерными державами) как самоубийственное решение не может являться продолжением какой-либо рациональной политики. С другой стороны, применение ядерного оружия первым не отрицается, и даже предусматривается, официальными документами как России, так и США. Поэтому вопросы, возникающие в связи с подобными установками военных доктрин, требуют отдельного и весьма тщательного рассмотрения. Например, может ли ограниченное применение ядерного оружия способствовать деэскалации широкомасштабного обычного конфликта, возможна ли деэскалация самого ядерного конфликта, по поводу которых существуют различные, часто прямо противоположные, точки зрения.
ВОЙНА, ОБЩЕСТВО, НЕОПРЕДЕЛЕННОСТЬ
Значительный интерес представляет глава книги, посвященная рассмотрению вопроса “война как состояние общества” (cс. 145-158). Необходимо отметить, что данный вопрос весьма редко освещается в работах современных авторов. А.А. Кокошин на ряде конкретных примеров показывает, как войны оказывали непосредственное влияние на состояние общества в ряде стран мира. Он проводит обоснованное различие между последствиями войн для государств-победителей и для государств, потерпевших поражение. Такие последствия могут носить самый различный характер – от возникновения различного рода “синдромов”, до смены политического режима в отдельных странах.
Следует отметить, что практические последствия различных войн прошлого и настоящего с точки зрения их влияния на состояние общества достаточно подробно описаны во многих работах, включая большое количество произведений мировой литературы. Но что касается теоретических исследований данного феномена, то здесь в современной науке наблюдается явный пробел. Тот факт, что А.А. Кокошин поднимает эту проблему в своей новой книге, однозначно свидетельствует о ее актуальности и может способствовать активизации научных работ в этой важной сфере.
Еще одним аспектом проблемы, нашедшим отражение в рецензируемой книге, является рассмотрение войны с точки зрения столкновения двух (и более) государственных структур. При этом автор уделяет особое внимание “стратегической культуре” различных государств. Автор считает, что национальная стратегическая культура присуща большинству развитых стран, не исключая и Россию (с. 161). Значительная часть данного раздела работы посвящена вопросам теории и практики ядерного и неядерного сдерживания вероятного противника. А.А. Кокошин подчеркивает, что на протяжении длительного времени он лично проводил исследования по концепции неядерного (предъядерного) сдерживания[16] и выступал за всемерное развитие соответствующих средств, как дополнение к ядерным системам. Результатом его усилий, равно как и усилий ряда сторонников такого подхода, стало включение положения о стратегическом неядерном сдерживании в Военную доктрину РФ (cс. 178-180).
В отдельной главе автор рассматривает войну как сферу “неопределенного, недостоверного”. Опираясь на труды классиков военного искусства (Мориц Саксонский, Клаузевиц, Свечин), А.А. Кокошин убедительно показывает высокую степень неопределенности, которая присуща практически всем военным конфликтам как прошлого, так и настоящего времени. При этом, даже несмотря на резкое техническое усложнение военных машин ведущих государств, которые автор называет “человеко-машинными организмами”, роль человеческого фактора остается важнейшей составляющей в обеспечении эффективности и управления на политико-военном уровне (с. 189).
Автор считает, что наиболее высокой степенью неопределенности и недостоверности может характеризоваться война с применением ядерного оружия, с чем нельзя не согласиться. Он только затрагивает эту тему в своей работе. Но, как представляется, проблема принятия столь важных решений, как применение ядерного оружия с точки зрения психологии ответственных лиц и достоверности получаемой ими информации, заслуживает отдельного и весьма тщательного анализа[17].
ЗАДАЧИ УПРАВЛЕНИЯ
Рассматривая проблему войны с точки зрения задач управления, А.А. Кокошин достаточно подробно анализирует структуру и систему стратегического управления вооруженными силами США и Китая. При этом, если американская система уже достаточно изучена российскими и западными исследователями, то подходы Китая к этим вопросам, особенно в свете последних реформ, представляют значительный интерес, в том числе и для военных и гражданских специалистов, работающих в данной сфере.
В этом разделе работы автор обращает особое внимание на проблему решения, которую он характеризует как “фокальную точку управления в военной сфере” (с. 215). Речь идет прежде всего о решениях высшего политического руководства, которые должны приниматься с учетом мнения военного командования, а также обобщенных военных и политических оценок. Отмечается, что в современных условиях время выработки оптимального решения во многом зависит от способности обработать в кратчайшие сроки большие массивы данных как о противнике, так и о своих собственных силах и средствах. Одним из важнейших выводов, который делает автор на основе проведенного анализа, является то, что “в силу огромной значимости проблемы войны и мира, … соответствующие вопросы управления должны отрабатываться заблаговременно и тщательно, на научной основе, а не решаться спонтанно…” (с. 222). Этот вывод представляется особенно актуальным в современных условиях.
* * *
Давая общую характеристику рецензируемой книге академика А.А. Кокошина, можно отметить, что в ней подняты и нашли освещение весьма важные вопросы, напрямую связанные с проблемой обеспечения национальной безопасности Российской Федерации. В работе обобщен огромный накопленный опыт предшествующих поколений военных теоретиков и стратегов, показан вклад в общую мировую “копилку” этих знаний российской научной школы военно-стратегических и военно-политических исследований, включая дореволюционный период и период между двумя мировыми войнами. Такой подход позволил автору вполне обоснованно судить о тех изменениях, которые привнесли в военное дело ядерное оружие и ряд военно-технических “революций”, которые оказывали и продолжают оказывать самое непосредственное влияние на теорию и практику современной войны. Высказанные автором рекомендации по широкому кругу рассматриваемых в книге вопросов делают его работу особо ценной.
Как представляется, новая книга А.А. Кокошина представляет несомненный интерес не только для ученых, преподавателей, студентов и аспирантов, проводящих исследования по военно-политическим вопросам, но прежде всего для представителей исполнительной и законодательной власти России, отвечающих за выработку политики безопасности страны.
[1] Сунь Цзы. Искусство войны. У-Цзын: Семь военных канонов древнего Китая. Пер. с англ. Р.В. Котенко. СанктПетербург, 1998. 336 с.
[2] Кокошин А.А. Ядерные конфликты в XXI веке. Москва, Медиа-Пресс, 2003. 144 с.
[3] Кокошин А.А. Стратегическое управление. Теория, исторический опыт, сравнительный анализ, задачи для России. Москва, МГИМО(У) МИД РФ, Российская политическая энциклопедия, 2003. 528 с.
[4] Кокошин А.А. О политическом смысле победы в современной войне. Москва, Факультет мировой политики МГУ им. М.В. Ломоносова, 2004. 104 с.
[5] Кокошин А.А. Проблемы обеспечения стратегической стабильности: Теоретические и прикладные вопросы. Москва, Едиториал УРСС, 2011. 464 с.
[6] Савельев А.Г. К вопросу о роли ядерного оружия в обеспечении безопасности России в XXI веке. Ядерный контроль, 2005, т. 11, № 3, сс. 40-50.
[7] Brodie Bernard. Strategy in the Missile Age. RAND Corporation, Santa Monica, Ca., 1959. R-335; Brodie Bernard. The Development of Nuclear Strategy. International Security, 1978, vol. 2, no. 4, pp. 65-83.
[8] Kahn Herman. On Thermonuclear War. Princeton University Press, 1960.
[9] Kissinger Henry. Nuclear Weapons and Foreign Policy. Harper & Brothers, 1957.
[10] Schelling Thomas C. The Strategy of Conflict. Harvard University. Cambridge, Massachusetts, London, England, 1960; Schelling Thomas C. Arms and Influence. (The Henry L. Stimson Lectures Series). Yale University Press, 1967.
[11] Luttwak Edward N. Strategy. The Logic of War and Peace. Moscow, Dmitrii Pozharskii University, 2012.
[12] Wohlstetter Albert. The Delicate Balance of Terror. Foreign Affairs, vol. 37, no. 2 (January 1959), pp. 211-234.
[13] Корниенко Г.М. “Холодная война”. Свидетельство ее участника. Москва, ОЛМА-ПРЕСС, 2001. 288 с.
[14] Gerson Michael S. The Origins of Strategic Stability: The United States and the Threat of Surprise Attack. Strategic Stability: Contending Interpretations. Elbridge A. Colby, Michael S. Gerson, eds. Strategic Studies Institute and U.S. Army War College Press, February 2013, pp. 5-7.
[15] Managing Nuclear Operations. Ed. by Ashton B. Carter, John D. Steinbruner and Charles A. Zraket. Brookings Institution Press, 1987. 751 p.
[16] Кокошин А.А. Стратегическое ядерное и неядерное сдерживание в обеспечении национальной безопасности России. Москва, ЛЕНАНД, 2015. 128 с.
[17] Савельев А.Г. Система предупреждения о ракетном нападении и стратегическая стабильность. Мировая экономика и международные отношения, 2016, том 60, № 12, сc. 40-50.
Политико-военное и научно-техническое прогнозирование: стремление заглянуть за горизонт
В.А. Веселов, В.Я. Потапов, И.С. Фисенко*
Рецензия на книгу А.А. Кокошина «Методологические проблемы прогнозирования в интересах национальной безопасности России»
В условиях умножения числа угроз национальной безопасности и растущей неопределенности в сфере мировой политики особую актуальность приобретает разработка четкой, научно обоснованной методологии стратегического планирования. Большой интерес в этом отношении представляет новая работа академика А.А. Кокошина «Методологические проблемы прогнозирования в интересах национальной безопасности России», которой и посвящена данная рецензия. Отмечается широкий охват вопросов, рассматриваемых А.А. Кокошиным, — начиная от категориального аппарата прогностических исследований и заканчивая конкретными рекомендациями по развитию научно-технического прогнозирования в России. Говоря об общих методологических проблемах прогнозирования, подчеркивается стремление автора четко разграничить такие понятия, как «неопределенность будущего» и его «непредсказуемость», и обосновать критерии выявления и идентификации кратко- и долгосрочных тенденций развития. В качестве примеров использования данного метода при построении стратегических прогнозов в рассматриваемой книге выделяются выводы А.А. Кокошина относительно перспектив развития стратегических ядерных сил КНР, российских систем неядерного (предъядерного) сдерживания, основных особенностей новой революции в военном деле, связанной с достижениями гражданской и военной робототехники. Рецензенты заключают, что новое исследование А.А. Кокошина представляет несомненный практический интерес и будет востребовано в экспертном сообществе.
____________
* Веселов Василий Александрович — бывший военный инспектор Совета безопасности РФ, старший научный сотрудник факультета мировой политики МГУ имени М.В. Ломоносова (e-mail: Этот адрес электронной почты защищен от спам-ботов. У вас должен быть включен JavaScript для просмотра.); Потапов Владимир Яковлевич – генерал-полковник в отставке, бывший заместитель секретаря Совета безопасности РФ (e-mail: Этот адрес электронной почты защищен от спам-ботов. У вас должен быть включен JavaScript для просмотра.); Фисенко Игорь Станиславович – руководитель Центра перспективных исследований Института менеджмента инноваций НИУ ВШЭ (e-mail: fissenkois-rt@mail.ru).
Ключевые слова: мировая политика, национальная безопасность, прогнозирование, научно-техническое прогнозирование, стратегическое планирование, революция в военном деле, системный подход, стратегическое сдерживание, технологический уклад, электроника, робототехника.
28 июня 2014 г. президент России В.В. Путин подписал Федеральный закон № 172-ФЗ «О стратегическом планировании в Российской Федерации», который установил правовые основы стратегического планирования в РФ, его принципы и цели. Очевидно, что решение задач в ходе прогнозирования, планирования и программирования, в том числе в сфере обеспечения национальной безопасности, может быть результативным лишь при наличии научно обоснованной методологической базы. Новую работу академика А.А. Кокошина [Кокошин, 2014a] можно рассматривать как весьма своевременный вклад в наращивание необходимых знаний в этой области — в условиях, когда стратегическая неопределенность в сфере мировой политики значительно увеличилась.
Проблемами «заглядывания в будущее» международных отношений автор активно занимается в том числе в последние годы — как в индивидуальном качестве [Кокошин, 2014b], так и во главе больших коллективов ученых и экспертов [Сценарии развития Восточной Сибири и российского Дальнего Востока в контексте политической и экономической динамики Азиатско-Тихоокеанского региона до 2030 года, 2011; Долгосрочные изменения в системе мировой политики и интересы России в свете Санкт-Петербургского саммита «Группы двадцати», 2013]. В своем новом труде автор выступает с позиций как теоретика, так и практика, который на постах первого заместителя министра обороны, секретаря Совета обороны РФ, секретаря Совета безопасности РФ активно использовал результаты прогностических исследований в своей деятельности. На долгосрочных и среднесрочных прогнозах развития системы мировой политики, места в ней России базировались, в частности, решения А.А. Кокошина по развитию ряда важнейших систем стратегических вооружений («Тополь-М», «Ярс», «Борей», «Синева» и др.), решения Совета безопасности РФ по ядерной политике России лета 1998 г. Полученные результаты оказались весьма востребованными в современных условиях обострения международных отношений, вызванного действиями США и их политико-военных союзников во время «украинского кризиса». А.А. Кокошин также известен как автор целого ряда сбывшихся прогнозов. Это касается, например, реинтеграционных процессов на постсоветском пространстве [Кокошин, 1995]. Он смог предвидеть и политические итоги американо-английской агрессии против Ирака 2003 г.[1]
В рассматриваемой работе А.А. Кокошина исследуются категориальный аппарат политического, политико-военного и военно-технического прогнозирования, специфика прогнозирования в сфере мировой политики, в экономической и научно-технической областях, рассматриваются проблемы применения системного подхода к прогнозированию политических и политико-военных процессов. Автор останавливается также на вопросах взаимосвязи прогнозирования и планирования.
Отдельная глава в работе посвящена системному подходу к политическому и политико-военному прогнозированию. Системный подход, взятый на вооружение политологами, социологами и экономистами, имеет немало общего со структурно-функциональным анализом, так как оба оперируют понятиями системы, структуры, функций и ориентируют на изучение разнотипных связей объекта. Что касается системного подхода к исследованию международно-политических проблем, то автор развивает и углубляет те положения, которые ими в свое время были озвучены, в частности, в специальной монографии «О системном и ментальном подходах к мирополитическим исследованиям» [Кокошин, 2008], вызвавшей большой интерес у ведущих отечественных представителей общественных наук [Осипов, 2010: 947].
Прогнозирование в интересах национальной безопасности, отмечает А.А. Кокошин в своей новой книге, охватывает широкий круг процессов и явлений. Среди них важную роль играют прогнозирование трансформаций в мировой политике и мировой экономике, оценка перспектив изменения демографической ситуации в России, развития ее промышленного и научно-технического потенциала. Особое место занимают вопросы научно-технического прогнозирования [Кокошин, 2014a: 4].
Автор справедливо указывает на то, что действительно успешных прогнозов политико-военного и военно-стратегического плана в мировой истории крайне мало. К ним он, в частности, относит прогнозы, сделанные почти за три десятилетия до начала Первой мировой войны Ф. Энгельсом, и прогнозы А.А. Свечина относительно Второй мировой войны, озвученные им в межвоенный период [Кокошин, 2010]. Весьма полезным для понимания методологии прогнозирования в соответствующих областях А.А. Кокошин считает и ряд политико-военных и военно-стратегических предвидений М.Н. Тухачевского относительно будущей Второй мировой войны [Кокошин, 2014a: 77].
Ошибки в прогнозах, в том числе в экономической и научно-технической сферах, напротив, случаются очень часто. Например, «математизация» системных исследований в интересах прогнозирования международных отношений и мировой политики, осуществлявшаяся на протяжении десятилетий, как отмечается в работе А.А. Кокошина, к настоящему моменту не принесла желаемых результатов. В США, в частности, «высокоматематизированные исследования по мирополитической проблематике в основном неоправдали надежд энтузиастов и в целом не привели к сколько-нибудь значительному прямому приращению соответствующих политологических и социологических знаний» [Кокошин, 2014a: 37]. Ситуация же с мировым финансово-экономическим кризисом 2008–2009 гг., который практически никто в США, ЕС, Китае и России не смог спрогнозировать, наглядно показала ограниченную значимость довольно сложных методов экономико-математического прогнозирования. Система мировой экономики, находящаяся под сильнейшим воздействием не только политических, но и социокультурных факторов, оказалась слишком сложной для адекватного научного понимания и описания экспертами сугубо экономического профиля.
В этой связи ученые из Принстонского университета К. Норр и О. Моргенштерн в свое время даже поставили под сомнение правомерность использования понятий «предвидение» (prediction) и «прогнозирование» (forecasting) в исследованиях перспектив развития мировой политики [Knorr, Morgenstern, 1968]. Их утверждение основывалось на том, что многие усилия по политическому и социальному прогнозированию не дали искомых результатов. Ученые предложили другой, гораздо менее обязывающий термин: предположение (conjecture).
Тем не менее в мире по-прежнему наибольшее распространение имеет термин «прогнозирование». «Но в принципе, — пишет академик А.А. Кокошин, — предостережения Нора и Моргенштерна следует считать весьма полезными, особенно для лиц, принимающих решения: они не должны ждать от прогнозирования слишком точных результатов» [Кокошин, 2014a: 19]. К сожалению, автор не развивает этот тезис, не пишет о том, как воспринимаются результаты прогнозирования лицами, принимающими решения в сфере национальной безопасности, а между тем это очень важный и теоретический, и прикладной вопрос.
Можно согласиться с А.А. Кокошиным и в том, что необходимо различать понятия «неопределенность будущего» и его «непредсказуемость». Разрешение проблемы неопределенности, т.е. уменьшение ее степени, во многом зависит от уровня совершенства методологии и методов прогнозирования, от адекватности исходных данных поставленным задачам. В свою очередь «непредсказуемость будущего» должна рассматриваться в том плане, что любой из прогнозов развития международных отношений может не реализоваться не в силу его неверности, а в результате того, что прогнозируемое событие может быть предотвращено или видоизменено путем сознательного воздействия какой-либо группы людей, которая учтет полученный результат прогнозирования.
Такая вероятность, считает автор, отнюдь не снижает важности прогнозирования, а даже наоборот — делает его весьма ценным для планирования, в том числе политического, с целью изменить ход событий в желательном для тех или иных групп людей (государств) направлении, т.е. «конструировать будущее». Это прежде всего касается прогнозов научно-технического развития, демографических и экономических прогнозов. Важно в связи с этим иметь возможность прогнозировать действия соответствующих социальных субъектов (акторов), опираясь на понимание их мотивов, закономерностей поведения, индивидуальных и групповых особенностей менталитета.
Академик А.А. Кокошин отмечает, что базовый метод прогнозирования — это обозначение тенденций, которые сохранялись бы в некий период в будущем. «Часто именно определение тенденций и является основой для планирования и принятия решений», — пишет он [Кокошин, 2014a: 12]. При этом выделение тенденций (их идентификация) — довольно сложная интеллектуальная задача, успех в решении которой зависит не столько от количества экспертов, сколько от их качества, как справедливо отмечает автор. Действительно, отбор необходимой и достаточной группы экспертов для осуществления любого вида прогнозирования является одной из важнейших задач в этой сфере, которой часто не уделяют должного внимания, ставя количество во главу угла. Особенность опытных работников, отмечено в книге, состоит в «полуинтуитивном использовании метода исторических аналогий» [Кокошин, 2014a: 12]. Этот метод наряду с логической экстраполяцией в будущее (линейной и нелинейной) выявленных тенденций является одним из краеугольных камней прогнозирования.
Метод определения тенденций использован и в рецензируемой книге. В монографии проанализирован ряд глобальных тенденций в изменении системы мировой политики на 2020–2030-е годы и представлены весьма нетривиальные прогностические оценки политико-военного и военно-стратегического плана. Так, в числе прочего А.А. Кокошин пишет: «…есть признаки того, что, превращаясь во “вторую сверхдержаву”, Китай не будет довольствоваться применительно к своим стратегическим ядерным силам (СЯС) уровнем “минимального сдерживания” и что можно с высокой степенью вероятности предполагать, что в определенный момент в среднесрочной (или более отдаленной) перспективе КНР пойдет на увеличение числа развернутых носителей и боезарядов, тем более что научно-технический задел для этого в Китае за последние 10–15 лет, безусловно, сделан». Автор объясняет, что «важным фактором в принятии такого решения Пекином будет восприятие того, как развивается и будет развиваться американская система ПРО, насколько ее развитие будет рассматриваться как угроза нейтрализации китайских СЯС при их применении в ответных действиях» [Кокошин, 2014a: 6]. А.А. Кокошин также пишет о том, что «с большой долей вероятности можно ожидать появления у КНР и принципиально нового стратегического бомбардировщика межконтинентальной дальности, который мог бы использовать крылатые ракеты как в ядерном, так и в неядерном оснащении». Он отмечает, что «в этом случае китайские стратегические ядерные силы превратились бы из “диады” в “триаду”» [Кокошин, 2014a: 7].
В своих прогностических разработках А.А. Кокошин заключает, что на всю обозримую перспективу «альтернативы ядерному сдерживанию не предвидится, однако наличие ядерного оружия, как известно, не предотвратило бурного и многопланового развития обычных вооружений, сил и средств общего назначения» [Кокошин, 2014a: 6]. Ученый отмечает: «Предметом комплексного политико-военного, военно-стратегического и научно-технического прогнозирования должен быть не только ядерный российско-американский баланс, который в настоящее время является главным в обеспечении глобальной стратегической стабильности, но и более сложные конфигурации, связанные с развитием стратегических ядерных сил других государств. Это относится, в частности, к КНР и Индии» [Кокошин, 2014a: 6]. Такая оценка основана на глубоком анализе, проведенном автором в целом ряде его политологических трудов и работ по военно-стратегическим проблемам. Среди них можно отметить исследование по ядерным конфликтам в XXI веке [Кокошин, 2003], фундаментальную монографию по проблеме стратегической стабильности [Кокошин, 2010a] и др.
А.А. Кокошин в своей новой книге еще раз подчеркивает, что «весьма актуальным для интересов национальной безопасности России является вопрос о развитии системы неядерного (предъядерного) стратегического сдерживания[2] с применением различного дальнобойного высокоточного оружия в неядерном оснащении — с использованием как морских, так и авиационных платформ» [Кокошин, 2014a: 6].
Автор особо подчеркивает, что для политического прогнозирования, несомненно, важна в том числе информация спецслужб, добывающих ее своими специфическими средствами и методами, государственных структур, негосударственных организаций. Среди последних можно выделить, например, американский Совет по международным отношениям, различные университетские и неуниверситетские «фабрики мысли» (think tanks): Белферовский центр Школы госуправления имени Дж.Ф. Кеннеди Гарвардского университета, Институт Брукингса, «Корпорацию РЭНД», аналитические службы транснациональных компаний. Нельзя не отметить и рост значения исследований и прогнозирования международных отношений в различных центрах Китайской Народной Республики: Пекинском университете, Университете Цинхуа, Фуданьском университете, Китайском институте международных стратегических исследований и др. Все эти центры обеспечивают экспертную поддержку все более активной внешней и военной политики КНР.
А.А. Кокошин обоснованно отмечает следующее: «Огромное значение для интересов национальной безопасности, обеспечения реальной боеспособности вооруженных сил любого государства (в том числе для демонстрации способности осуществлять убедительное стратегическое сдерживание, особенно в его неядерном измерении) имеет все более усложняющийся комплекс разведывательных информационно-коммуникационных средств, которые образуют сложные и сверхсложные машинные и человеко-машинные системы. Оценки перспектив их развития, их роли в решении тех или иных задач, стоящих перед Вооруженными силами и другими “силовыми структурами”, — очень важная задача для научно-технического и военно-стратегического прогнозирования, которая, как представляется, еще ждет адекватной отработки методологического и методического аппарата» [Кокошин, 2014a: 10–11].
В этой связи ученый настаивает на том, что «в современных условиях новую систему — боевую или вспомогательную — нужно рассматривать, прежде всего, в привязке к средствам разведки, целеуказания, связи и боевого управления». Он обоснованно считает, что «сначала необходимо разрабатывать и развертывать такие средства, а затем уже заниматься разработкой новых средств поражения, соответствующих платформ — самолетов ударной авиации, надводных и подводных боевых кораблей, танков и др.», и «нужно поменять местами очередность всего комплекса средств вооруженной борьбы» [Кокошин, 2014a: 11]. По словам А.А. Кокошина, «это требует значительных интеллектуальных усилий и военных (командующих, операторов, которые обслуживают технику), и тех, кто создает эту технику — тот, кто создает эту технику, должен иметь представление о характере применения военной силы (боевой и небоевой) на среднесрочную и долгосрочную перспективу» [Кокошин, 2014a: 11]. По мнению автора, «с учетом большого объема проблем, накопившихся в информационно-коммуникационной сфере в нашей стране, речь должна идти и об изменении менталитета у многих лиц, принимающих решения об изменении механизмов принятия решений» [Кокошин, 2014a: 11].
Говоря о научно-техническом прогнозировании в интересах национальной безопасности, А.А. Кокошин пишет о том, что оно во многом осуществляется в парадигмах технологических укладов (в КНР используется парадигма научно-технических революций). Он также отмечает, что «уже на протяжении более чем двух десятков лет по многим направлениям научно-технического развития гражданские технологии развиваются быстрее, чем военные», что «во многих странах идет более масштабное заимствование оборонно-промышленным сектором нововведений из гражданского сектора, а не наоборот, как это часто было в предыдущие десятилетия» [Кокошин, 2014a: 8]. Такие тенденции характерны как для США, так и для КНР, но недоучитываются в нашей стране. А.А. Кокошин говорит о том, что на основе экстраполяции соответствующих тенденций в будущее в этих странах были приняты различные управленческие решения, законодательные акты [Кокошин, 2014a: 8]. Например, в КНР было принято решение о ликвидации специального автономного органа по руководству оборонно-промышленным комплексом (ОПК) и его интеграции в Министерство промышленности КНР. Автор подчеркивает, «что модернизация российского ОПК может быть успешной только в случае масштабного развития гражданской наукоемкой промышленности» [Кокошин, 2014a: 8].
При этом, по словам А.А. Кокошина, есть немало свидетельств того, что наступление шестого технологического уклада задерживается. С его точки зрения, главнейшим элементом технологий на обозримую перспективу останется электроника, прежде всего микроэлектроника. При научно-техническом прогнозировании в интересах национальной безопасности необходимо принимать во внимание соотношение военной и гражданской электроники (и технологий в целом), учитывая специфику сверхвысокочастотной электроники, которая во многих сегментах более быстрыми темпами развивается именно в военной сфере [Кокошин, 2014a: 8].
А.А. Кокошин пишет: «Предметом военно-технического прогнозирования должны быть не только новые технологии и системы вооружений, но и судьба тех систем, которые уже длительное время находятся на вооружении различных стран, являясь неотъемлемой частью облика их вооруженных сил. Примером могут быть ударные авианосцы ВМС США, которые на протяжении всех десятилетий после Второй мировой войны были символом морского могущества Соединенных Штатов, едва ли не главным средством их господства в Мировом океане» [Кокошин, 2014a: 9]. Он отмечает, что в результате активного развития «средств борьбы с авианосцами (прежде всего в КНР) с применением высокоточного оружия в неядерном снаряжении и с учетом огромной стоимости авианосцев и в целом авианосных ударных групп (АУГ) в США под вопрос ставится целесообразность развития этого компонента ВМС США» [Кокошин, 2014a: 9].
Крупной проблемой прогнозирования в интересах национальной безопасности России и «полезным интеллектуальным упражнением» автор называет вопрос об особенностях следующей революции в военном деле, которую он подробно исследовал ранее в одноименной работе [Кокошин, 2005]. Ученый высказывает мнение, что такая революция во многом может быть связана с новым скачком в развитии робототехники военного назначения, с достижениями в области средств снижения заметности (не только военной техники, но и военного персонала), а также с прорывами в возможностях ведения боевых операций в киберпространстве. Автор обоснованно обращает внимание на то, что в ряде стран фиксируется рост использования робототехники в военной сфере (уже в 2010 г., по некоторым данным, США имели 12 тыс. наземных роботов с разной степенью автономности и более 8 тыс. авиационных роботов): если во время войны в Ираке в американской войсковой группировке был 1 робот на 50 солдат, то в ходе боевых действий в Афганистане это соотношение составило уже 1:30 [Кокошин, 2014a: 7].
Касаясь прогнозных оценок перспектив боевых роботов, А.А. Кокошин призывает принимать во внимание не только сугубо технические параметры (в том числе растущее использование «искусственного интеллекта» для повышения возможностей соответствующих автономных и полуавтономных вычислительных комплексов), но и правовые и гуманитарные аспекты этой проблемы, связанные с применением роботов в войне против людей.
Подводя итог, можно без всякого сомнения утверждать, что в новой работе академика А.А. Кокошина заинтересованный читатель найдет немало глубоких суждений и интересных выводов, которые расширяют наши представления о таком феномене, как мировая политика, и способствуют совершенствованию методологической базы ее прогнозирования в интересах национальной безопасности нашей страны. Эта работа представляет очевидный интерес как с научной, так и с прикладной, практической точки зрения и, по нашему глубокому убеждению, будет востребована в экспертном сообществе.
[1] 1 Кокошин А. Семь сюрпризов иракской войны // Независимая газета. 07.04.2003 г. Доступ: http://www.centasia.ru./newspnp?st.-10497710620 (дата обращения: 20.10.2014).
[2] Ранее вопрос о неядерном (предъядерном) сдерживании в политике национальной безопасности последовательно рассматривался А.А. Кокошиным в целом ряде его трудов. См.: [Кокошин, 2003: 87–91; 2011a; 2014c: 195].
Хочешь мира – изучай войну
Прикладная теория вооруженного противоборства для политиков и генералов
Об авторе: Александр Георгиевич Савельев – доктор политических наук, научный сотрудник ИМЭМО РАН.
Новая книга академика РАН Андрея Афанасьевича Кокошина «Вопросы прикладной теории войны» посвящена крайне важной и интересной теме. При этом необходимо особо отметить, что сам автор не понаслышке знаком с исследуемыми вопросами. Ему удалось весьма успешно совмещать научную карьеру с работой на должностях в высших эшелонах власти РФ – он занимал посты первого заместителя министра обороны РФ, секретаря Совета обороны РФ, секретаря Совета Безопасности Российской Федерации. На этих постах им были достигнуты важные результаты по укреплению национальной безопасности нашей страны. В настоящее время А.А. Кокошин декан факультета мировой политики МГУ им. М.В. Ломоносова.
Рецензируемая книга – далеко не первое исследование автора по военно-политическим и военно-стратегическим вопросам. В этих работах автор выступил достойным преемником основоположников и продолжателей отечественной школы стратегических исследований, таких как А.А. Свечин, А.Е. Снесарев, Б.М. Шапошников, Н.В. Огарков и др.
В предлагаемой читателю книге автор сосредоточил внимание на нескольких ключевых аспектах (компонентах) теории войны. А именно война рассматривается как продолжение политики, как состояние общества, как столкновение государственных структур и военных машин, как сфера неопределенного и недостоверного и, наконец, как задача стратегического управления. Этому анализу предшествует рассмотрение вопросов теории войны и мира, методологии изучения войн как политического и социального феномена, развития техносферы и трансформация проблемы войны и военного искусства применительно к современным условиям, а также рассмотрение отдельных аспектов понятия «гибридная война».
В своем исследовании автор опирается не только на достаточно известные труды военных теоретиков, таких как Карл фон Клаузевиц, Сунь Цзы и других, но и на такие «полузабытые» работы, как «О праве войны и мира» Гуго Гроция, а также «Анти-Дюринг» и другие труды Фридриха Энгельса.
При анализе методологических вопросов изучения войны А.А. Кокошин уделяет особое внимание политико-психологическому фактору, который часто остается за пределами внимания ученых и специалистов. Данная проблема напрямую связана с вопросами принятия решений военных и политических лидеров, особенно в критических ситуациях и в периоды резкого обострения международных отношений. Как в России, так и за рубежом данная тема зачастую выпадает даже из крупных исследований в области теории и практики современной войны.
А.А. Кокошин обращает внимание на то, что многие военно-научные исследования все еще дистанцированы от социологии, политологии, историко-политических исследований. В работе со ссылками на авторитетных авторов (например А.А. Свечина) показано, что данная проблема не является «болезнью сегодняшнего дня». Она существует уже давно, и преодоление этой трудности представляет собой весьма важную задачу. Автор выступает за исторический подход к анализу войн, одной из целей которого является «выявление разного рода тенденций (трендов), которые могут действовать в настоящем и будущем». Такой вывод представляется вполне обоснованным и актуальным.
Далее автор переходит к рассмотрению весьма актуальной проблемы влияния техносферы на военную политику, военную стратегию и военное искусство. Он, в частности, отмечает, что в течение как минимум последних 20 лет по многим направлениям гражданские технологии опережают военные. В ряде стран происходит масштабное заимствование достижений гражданского сектора экономики оборонно-промышленными комплексами этих стран. Все это приводит к тому, что менее развитые в военно-техническом плане государства могут получить передовые военные технологии на открытом гражданском рынке. Это, в свою очередь, может создавать реальные угрозы безопасности со стороны не только технологически развитых, но и «несостоявшихся» в этом плане стран.
Наряду с этим развитие техносферы создает необходимые условия для так называемой революции в военном деле. Крупнейшей из таких «революций» автор вполне обоснованно считает появление ядерного оружия.
Рассматривая феномен «революции в военном деле», автор не ограничивается только ролью ядерного оружия. В работе достаточно подробно анализируется и современный этап этой «революции». По мнению А.А. Кокошина, данный этап во многом характеризуется стремлением «уйти» от неизбирательности ядерного оружия. Этот «уход» проявляется и в создании нейтронного оружия, и высокоточного дальнобойного неядерного оружия, в попытках создания других средств вооруженной борьбы. Автор подчеркивает одну из основных тенденций развития техносферы, военного дела и военного искусства – постоянное расширение спектра средств и способов вооруженной борьбы практически по всем направлениям – от ядерного оружия до нелетальных средств поражения. В подтверждение этого тезиса в данном разделе приводится анализ целого ряда перспективных и «экзотических» программ, которые осуществлялись в США и СССР/России и во многих случаях продолжают осуществляться.
Автор обоснованно рассматривает киберпространство в качестве все более важной сферы противоборства с участием как государственных, так и негосударственных акторов. Среди последних особую угрозу могут представлять криминальные и террористические группы.
Говоря о соотношении политики и военной стратегии, автор пишет, что при принятии решений по вопросам войны не всегда учитывается обратное влияние военной стратегии на политику.
В этой части работы автор вплотную подводит читателя к важнейшему вопросу о том, является ли ядерная война продолжением политики или нет? Видимо, такой ответ не может быть однозначным. С одной стороны, ядерная война (имеется в виду война между великими ядерными державами), как самоубийственное решение, не может являться продолжением какой-либо рациональной политики. С другой стороны, применение ядерного оружия первым не отрицается и даже предусматривается официальными документами как России, так и США. Поэтому вопросы, возникающие в связи с подобными установками военных доктрин, требуют отдельного и весьма тщательного рассмотрения.
Значительный интерес представляет глава книги, посвященная рассмотрению вопроса «война как состояние общества». Следует отметить, что данный вопрос весьма редко освещается в работах современных авторов. То, что А.А. Кокошин поднимает эту проблему в теоретическом плане в своей новой книге, однозначно свидетельствует о ее актуальности и может способствовать активизации научных изысканий в этой важной сфере.
Значительная часть данного раздела работы посвящена вопросам теории и практики ядерного и неядерного сдерживания вероятного противника. Автор отмечает, что на протяжении длительного времени ему довелось проводить исследования по вопросам неядерного (предъядерного) сдерживания и выступать за всемерное развитие соответствующих высокоточных дальнобойных средств как дополнение к ядерным системам. Результатом таких усилий, равно как и усилий ряда других сторонников такого подхода, стало включение положения о стратегическом неядерном сдерживании в Военную доктрину РФ.
В отдельной главе война рассматривается как сфера «неопределенного, недостоверного» и как задача управления. В первом случае, опираясь на труды классиков военного искусства (Мориц Саксонский, Клаузевиц, Свечин), автор убедительно показывает высокую степень неопределенности, которая присуща практически всем военным конфликтам как прошлого, так и настоящего времени.
Давая общую характеристику рецензируемой книге академика А.А. Кокошина, можно отметить, что в ней подняты и нашли освещение весьма важные вопросы, напрямую связанные с проблемой обеспечения национальной безопасности Российской Федерации. В работе обобщен огромный накопленный опыт предшествующих поколений военных теоретиков и стратегов, показан вклад в общую мировую копилку этих знаний отечественной научной школы военно-стратегических и военно-политических исследований, включая дореволюционный период и период между двумя мировыми войнами. Такой подход позволил автору вполне обоснованно судить о тех изменениях, которые привнесли в военное дело ядерное оружие и ряд военно-технических «революций», которые оказывали и продолжают оказывать самое непосредственное влияние на теорию и практику современной войны. Высказанные автором рекомендации по широкому кругу рассматриваемых в книге вопросов делают его работу особо ценной.
Как представляется, новая книга А.А. Кокошина представляет несомненный интерес для всех занимающихся проблемами войны и мира, но прежде всего для представителей исполнительной и законодательной властей России, отвечающих за выработку политики безопасности страны.
Когда военная стратегия встречается с политикой
М.С. Полянский*
Рецензия на книгу А.А. Кокошина «Выдающийся российский военный теоретик и военачальник Александр Андреевич Свечин. О его жизни, идеях, трудах и наследии для настоящего и будущего»
Рецензия посвящена выходу в свет нового фундаментального исследования академика РАН, 6-го секретаря Совета безопасности Российской Федерации А.А. Кокошина, в котором автор рассматривает жизненный путь и научное наследие крупного отечественного военачальника и военного теоретика Александра Андреевича Свечина. Подчеркнуты актуальность и практическая значимость рецензируемого труда, призванного привлечь внимание современных исследователей проблем военной и международной безопасности к многообразному и незаслуженно забытому идейно-теоретическому наследию А.А. Свечина. Специально рассмотрены комментарии А.А. Кокошина к таким ключевым для свечинской методологии проблемам, как взаимодействие военной стратегии и политики, стратегическая оборона, стратегическое решение.
_________
* Полянский Михаил Семенович – доктор педагогических наук, профессор кафедры психологии Военного университета Министерства обороны Российской Федерации, вице-президент Межрегиональной общественной организации «Общественная академия национальной безопасности» (e-mail: Этот адрес электронной почты защищен от спам-ботов. У вас должен быть включен JavaScript для просмотра.).
Ключевые слова: А.А. Кокошин, А.А. Свечин, военная стратегия, военная теория, национальная безопасность, стратегическая оборона, стратегическое решение, экономический оптимум.
Данная статья представляет собой развернутую рецензию комментарий к работам академика РАН А.А. Кокошина, посвященным проблемам взаимоотношения и взаимодействия между политикой и военной стратегией.
В предшествующие годы эти вопросы были рассмотрены в таких трудах А.А. Кокошина, как «В поисках выхода. Военно-политические аспекты международной безопасности» [Кокошин, 1989], «Армия и политика» [Кокошин, 1995], «Стратегическое управление» [Кокошин, 2003], «Политология и социология военной стратегии» [Кокошин, 2005] и др.
Важным поводом для возвращения к рассмотрению этих вопросов послужил выход в свет фундаментального труда А.А. Кокошина о таком замечательном отечественном военачальнике и военном теоретике, как Александр Андреевич Свечин [Кокошин, 2013а]. Появление этой книги один из крупнейших отечественных историков профессор О.А. Ржешевский обоснованно назвал «событием государственного значения» [Ржешевский, 2013].
В своей монографии академик А.А. Кокошин (в прошлом секретарь Совета безопасности РФ и первый заместитель министра обороны) системно и многопланово представил взгляды генерал-майора царской армии и комдива РККА А.А. Свечина на вопросы соотношения государственной внешней и внутренней политики и военной деятельности – вопросы, которые не потеряли своей актуальности и по сей день.
А.А. Свечин доказательно представлен не только как выдающийся военный теоретик и военный историк, но и как крупнейший политолог и социолог, чьи труды имеют, безусловно, большое значение для изучения политико-военных аспектов и современной системы мировой политики. При этом автор отмечает, что, несмотря на усилия целого ряда отечественных и зарубежных специалистов, идейно-теоретическое и методологическое наследие А.А. Свечина долгое время оставалось малоизвестным для многих из тех, кто призван профессионально заниматься вопросами внешней и военной политики [Кокошин, 2010а].
Военно-стратегические и политико-военные идеи, разработки А.А. Свечина глубоко проанализированы в книге с использованием таких его работ, как «Эволюция военного искусства», «История военного искусства», «Стратегия», «Искусство вождения полка», «Клаузевиц» и многих других, которые актуальны для современных военачальников, политиков, дипломатов, ученых и специалистов по военно-политическим и военно-стратегическим проблемам. В труде академика А.А. Кокошина рассказано о непростом жизненном пути военачальника и военного мыслителя, раскрыты методологические подходы свечинских исследований, а также исследованы взгляды А.А. Свечина на проблемы стратегической обороны как предпосылки для перехода в контрнаступление, а затем и в общее наступление для разгрома врага [Кокошин, 2013а].
Особый интерес представляет анализ А.А. Кокошиным взглядов А.А. Свечина на войну как составную часть политической борьбы. Военная стратегия рассмотрена при этом в контексте взаимодействия, с одной стороны, с политикой, с другой – с оперативным искусством (оператикой) и тактикой. Не обошел вниманием А.А. Свечин и идеологические факторы, отметив, что в политике, как и в вопросах войны и мира в целом, нельзя опираться только на патриотизм, патриотический подъем масс. А.А. Свечин полностью разделял высказывание К. Клаузевица о том, что «чистый патриотизм представляет сырой порох, и массы им не взрываются» [Свечин, 1927: 28]. Он подчеркивал, что патриотизм не может длительное время служить фактором, обеспечивающим успешное ведение войны, если хромает постановка военного дела, видны огрехи в системе государственного управления, фронтом и тылом руководят малокомпетентные люди. Названные недостатки, к сожалению, ярко проявились в России во время Первой мировой войны. Патриотический подъем в самом ее начале был значительным, однако быстро сошел на нет после серии поражений на фронте.
А.А. Свечин указывал на то, что политика является искусством управлять миллионными массами. Очень часто политикам приходится выжидать, отступать, избирать окольные пути и вести за собой при этом массы. В своей «Стратегии» А.А. Свечин выступил с идеей, что «господство правящего класса только тогда является прочным, когда он не слишком узко трактует свои интересы; гегемон, ведущий внешнюю политику, не может, не вызвав гибельного кризиса, жертвовать интересами общего исторического целого» [Свечин, 1927: 28].
А.А. Свечин, как показано в книге А.А. Кокошина, исходил из многопланового и многовекторного характера войны, которая, по его мнению, представляет собой не только арену действия вооруженных сил, но и арену экономического противоборства. Он призывал к предельно реалистичному, трезвому подходу при определении целей войны, в которых должен обязательно присутствовать экономический интерес. Экономическая цель войны достигается параллельно с реализацией военных целей путем нанесения ущерба экономическому потенциалу противника и расширения собственного «экономического базиса» [Кокошин, 2013а: 166]. Каждое государство, чтобы не быть застигнутым врасплох, должно уже в мирное время стремиться установить у себя известное согласование между своим хозяйственным развитием и экономическими предпосылками для успешного ведения войны, между «гражданской экономикой» и «военной экономикой». Такое согласование определяется А.А. Свечиным как «оптимум». Достижение оптимума – весьма непростая и в то же время весьма актуальная задача и для современной России. Решение этой задачи требует проявления и реализации политической воли, больших интеллектуальных усилий, серьезных фундаментальных и прикладных исследований [Кокошин, 2013а: 165].
Еще более важно, подчеркивал А.А. Свечин, адекватно формулировать политические цели войны. Это является первой обязанностью политического искусства по отношению к стратегии. Всякая цель должна быть строго согласована с имеющимися для ее достижения средствами, а политическая цель – отвечать возможностям ведения военных действий. Для соблюдения этого условия политик должен иметь правильное представление о соотношении своих сил с неприятельскими [Кокошин, 2013а: 166]. От определения политической цели войны в значительной степени зависит и то, что можно считать военной победой, как отмечал в ряде своих работ А.А. Кокошин [Кокошин, Сергеев, 1991; Кокошин, 2004: 4–6, 34, 38–39; 2013а: 66–67].
В этой связи А.А. Кокошин заключает, что военное командование имеет полное право требовать от государственного руководства как можно более четкого определения целей войны, иначе возникают большие проблемы во всей цепочке «стратегия – оперативное искусство (оператика) – тактика». Именно при недостаточно четких политических формулировках стратегия получает основания для «эмансипации» от политики [Кокошин, 2005; 2013а: 170].
А.А. Свечин предостерегал от такой «эмансипации», хотя и признавал возможность гибельного влияния «гнилой политики» на стратегию. Стратегия, писал он, естественно стремится эмансипироваться от плохой политики, но без политики, в безвоздушном пространстве, она существовать не может, поскольку обречена расплачиваться за все «грехи» политики. Указывая на доминирующую роль политики по отношению к военной стратегии, А.А. Свечин отмечал, что как тактика является продолжением оперативного искусства и оперативное искусство – стратегии, так и стратегия является продолжением, частью политики. Именно в силу этого он считал, что изучение военной стратегии должно быть прежде всего частью социологии [Кокошин, 2005: 35]. Тем самым, как заключает А.А. Кокошин, А.А. Свечин шел дальше канонической формулы К. Клаузевица «война есть только продолжение политики другими средствами» [Кокошин, 2005: 50; 2013а: 160]. Он пытался донести до своих современников мысль, что политическая деятельность не прекращается во время войны – война является лишь одной из частей политической борьбы. Внешние и гражданские войны не представляют собой чего-либо самодовлеющего, а образуют только часть непрерывного политического взаимодействия человеческих группировок.
В свете всего сказанного, отмечает А.А. Кокошин, понятно особое внимание, которое А.А. Свечин уделял проблеме предвидения облика грядущих войн, без чего невозможно правильно определить приоритеты военного строительства и мобилизационной подготовки экономики. А.А. Свечин пытался в 1930-е годы спрогнозировать характер военных столкновений, в которые мог бы быть вовлечен СССР. По мнению А.А. Свечина, будущая война для Советского Союза должна была стать делом тяжелым и, скорее всего, принять затяжной характер, потребовав мобилизации огромных ресурсов. В книге А.А. Кокошина отмечена прозорливость ряда конкретных предвидений А.А. Свечина, касающихся, в частности, географии размещения производительных сил СССР с учетом военно-стратегического фактора. Он предостерегал от концентрации промышленности и населения в Ленинграде, так как опасался, что город может быть отрезан от остальной территории Советского Союза.
В 1930 г. А.А. Свечин также предвидел, что авиация в будущей войне будет играть роль, принципиально отличную от ее роли в Первой мировой войне. Тогда, как отмечал А.А. Свечин, «авиация еще являлась только придатком к сухопутным и морским вооруженным силам», но уже спустя десятилетие наметилась новая тенденция: авиация стала превращаться в «могущественное орудие войны» и «существенный элемент военного искусства» [Свечин, 1930; Кокошин, 2013а].
А.А. Кокошин подчеркивает, что, говоря о будущей войне, А.А. Свечин особое внимание уделял анализу соотношения между наступлением и обороной в стратегическом масштабе. Он последовательно указывал на выгоды оборонительной стратегии, на те ее стороны, которые не привлекали внимания многих его современников, как в СССР, так и на Западе. Например, в «Эволюции военного искусства» А.А. Свечин указывал: «Оборона в стратегии имеет возможность использовать рубежи и глубину театра, что заставляет наступающего противника тратить силы на закрепление пространства и тратить время на его прохождение, а всякий выигрыш во времени – новый плюс для обороны. Обороняющийся жнет и там, где не сеял <…>, так как наступление часто останавливается фальшивыми данными разведки, страхом, инертностью» [Кокошин, 2013а: 323]. На данные размышления и выводы А.А. Свечина, пишет А.А. Кокошин, безусловное влияние оказали работы К. Клаузевица – как его основного труда «О войне», так и книги «1812 год», с которыми А.А. Свечин ознакомился очень детально [Кокошин, 2013а: 323].
При этом А.А. Кокошин обращает внимание на то, что А.А. Свечин, отстаивая свою идею стратегической обороны в первой фазе будущей большой войны на западе Советского Союза, не уповал исключительно на обширность пространств нашей страны, на ее бездорожье и суровую зиму. Наоборот, он прямо предупреждал об опасности иллюзий относительно тех возможностей, которые предоставляют нам территория и суровость климата. В 1924 г. он писал о том, что советская власть получила от старого режима сложное наследство, в том числе «пуховую перину» в виде мыслей о бесконечности русской территории, дающей широкое поле для отступлений, о неуязвимости для внешнего врага политического центра, о русской зиме, которая остановит всякое вторжение [Кокошин, 2013а: 345].
К сожалению, накануне Великой Отечественной войны 1941–1945 гг. для советского политического руководства и высшего военного командования было характерно игнорирование важности обороны в стратегическом масштабе. По приводимому А.А. Кокошиным свидетельству маршала Советского Союза А.М. Василевского, И.В. Сталин смог овладеть методами и формами «руководства вооруженной борьбой по-новому <…> лишь в ходе сражения на Курской дуге» [Василевский, 1974: 127]. Именно Орловско-Курская операция лета 1943 г., которая принесла Красной армии победу стратегической важности, стала наглядным примером эффективности сознательной, заранее спланированной, материально и идеологически обеспеченной обороны [Кокошин, Ларионов, 1987].
В последние годы, отмечает А.А. Кокошин, в литературе по военно-историческим проблемам активно обсуждается вопрос о превентивных (упреждающих) действиях Красной армии в июне 1941 г. как гипотетической альтернативе оборонительной стратегии, на которой настаивали А.А. Свечин, А.А. Незнамов, А.И. Верховский [Кокошин, 1995: 176–179]. Например, генерал армии М.А. Гареев пишет: «Со всей определенностью можно сказать, что, начиная первыми военные действия, войска Красной Армии не понесли бы столь больших потерь, особенно в авиации, действовали бы более организованно, чем это удалось в июне–июле 1941 г. И даже в случае неудачных наступательных операций и встречных сражений имели бы возможность в более благоприятных условиях переходить к обороне. Противник лишился бы возможности нанесения внезапных ошеломляющих ударов» [Гареев, 1994: 100].
М.А. Гареев считает, что «наиболее благоприятный момент для нанесения упреждающего удара по германской армии был в мае–июне 1940 года, когда шли военные действия против Франции» [Гареев, 1994: 100]. Однако в тот момент, отмечает А.А. Кокошин, партийно-государственное руководство и высшее военное командование СССР приходили в себя после тяжелых последствий Советско-финской войны, в которой значительная часть участвовавших советских войск продемонстрировала низкую дееспособность на всех уровнях – от рядового бойца до командармов и наркома. Советское руководство не предполагало, что вермахт сможет так быстро разгромить Францию и ее союзников. Германское командование, напротив, в полной мере использовало полученные в результате ошеломляющей по своей быстроте победы над Францией ресурсы в войне против Советского Союза [Кокошин, 2013а].
Ключевое место в свечинской «науке управлять» принадлежит понятию «стратегическое решение». В труде А.А. Кокошина приведено следующее высказывание А.А. Свечина: «Стратегическое решение заключается, по преимуществу, в постановке промежуточной цели, которая явилась бы кратчайшим логическим звеном на пути к конечной цели и в то же время отвечала бы средствам, имеющимся для достижения последней» [Свечин, 1927: 244]. Особенное значение в разработке и принятии стратегического решения А.А. Свечин, много лет проработавший в Разведуправлении РККА и дослужившийся там до звания комдива, придавал разведке, прежде всего ее аналитическим, исследовательским аспектам [Кокошин, 2013а: 169–170]. По А.А. Свечину, изучить неприятельскую армию означает в первую очередь уяснить, что она будет делать в критический момент [Кокошин, 2013а: 393]. Эти идеи созвучны собственной позиции А.А. Кокошина, который в целом ряде своих трудов большое внимание уделил роли разведки в обеспечении принятия стратегических решений [Кокошин, 2002; 2003: 84–120; 2010b; 2013b: 94–141].
А.А. Кокошин подчеркивает, что существует несколько ситуаций, в которых принимаются стратегические решения: в мирное время в относительно спокойной военно-политической обстановке, в момент возникновения острого кризиса, в явно предвоенный период, когда дело уже почти наверняка идет к войне, но пушки еще не заговорили, и, наконец, собственно в ситуации военного времени.
Ключевую роль, отмечает А.А. Кокошин, практически всегда играют стратегические решения высшего политического руководства. К ним относятся: определение основных военных угроз национальной безопасности страны и их соотношения с другими видами угроз; определение вероятных противников и желаемых союзников и партнеров, согласование глубины союзнических и партнерских отношений (на практике это координация военно-стратегических действий и военно-экономической политики на случай войны) и т.д. [Кокошин, 2003: 15].
Как справедливо пишет в своем труде А.А. Кокошин, А.А. Свечин сформулировал одну из важнейших заповедей не только для стратегии, но и для любого руководителя: «Непреклонная воля выражается не в сохранении раз взятого направления, а в том, чтобы ни на одну минуту не упускать конечной цели» [Свечин, 1927: 244].
А.А. Кокошин убедительно показал, что А.А. Свечин был не только выдающимся ученым и военным теоретиком, но и подлинным патриотом своей страны. Разработанные им методологические подходы к изучению политико-военных и военно-стратегических проблем сохраняют актуальность и по сей день. Однако до настоящего времени богатое и многообразное научное наследие А.А. Свечина оставалось незаслуженно забытым, обойденным вниманием отечественных ученых, гражданских и военных специалистов, занимающихся проблемами национальной безопасности. И данный капитальный труд А.А. Кокошина может стать важным шагом на пути к пусть и запоздалому, но от этого не менее важному признанию заслуг советского военачальника – Александра Андреевича Свечина.
