А.А.Кокошин «Группировки американской буржуазии и внешнеполитический курс США» (статья 1981 г.)

В этой статье делается попытка проследить, как соотношение об­щеклановых и частных, групповых интересов различных секторов аме­риканской буржуазии воздействовало на изменение внешнеполитиче­ского курса правящего класса США в последние 12–15 лет. Автор далек от того, чтобы жестко детерминировать внешнюю политику лишь экономическими факторами, от того, чтобы прямо связывать экономические интересы буржуазии с внешней политикой такой стра­ны со сложной политической системой, как Соединенные Штаты Аме­рики. Особенно неоправданным было бы искать экономическое объяс­нение каждой конкретной, даже крупной политической акции амери­канского государства на международной арене. Однако избранный период позволяет, используя обобщенные показатели, выделить в пер­вую очередь именно экономические факторы, а затем оценить то, как они влияли на взгляды правящих кругов по международным отноше­ниям, как отражались во внешней политике США.

Анализ экономической и политической деятельности различных американских монополий, а также предприятий немонополистической буржуазии, различных предпринимательских ассоциаций, проведен­ный автором на базе ряда советских исследований и работ американ­ских ученых, позволяет выделить три основные группы компаний, различающиеся характером взаимодействия между их частными эко­номическими интересами и внешней политикой США.

Во-первых, это монополии, образующие ядро военно-промышлен­ного комплекса (в который также входит военная верхушка и опре­деленная часть политических деятелей, наиболее тесно связанных с интересами военного бизнеса).

Во-вторых, корпорации, производящие преимущественно невоен­ную продукцию, обладающие крупными заграничными капиталовло­жениями и ведущие в больших масштабах экспортно-импортные опера­ции.

В-третьих, компании, с одной стороны, мало связанные с военным производством, а с другой – ориентированные почти исключительно на внутренний рынок; сюда включаются все компании, не вошедшие в две вышеобозначенные группы.

При этом автор учитывает, что о внешнеполитической роли двух из трех рассматриваемых групп американского бизнеса (а именно мо­нополий военно-промышленного комплекса и транснациональных кор­пораций) имеется ряд глубоких работ советских исследователей. Внешнеполитическая же роль буржуазии третьей группы в последние годы вообще практически не освещалась в советской и зарубежной научной литературе.

Совместное, сравнительное рассмотрение соотношения внешне­политических интересов всех трех групп буржуазии в зависимости от меняющейся экономической, социальной, внутри- и международно- политической обстановки в наибольшей мере отвечает принципам системного подхода[1].

Каков же состав этих трех групп современного американского бизнеса, каково их место в структуре власти и как соотносятся их экономические интересы с внешнеполитическим курсом Соединенных Штатов?

Прежде всего необходимо отметить, что границы между этими группами компаний подчас очерчены не очень четко, происходит мно­жество взаимных пересечений и наложений. Особенно это характерно для первых двух групп американского бизнеса; многие из корпора­ций– получателей военных контрактов имеют также заграничные ин­вестиции и осуществляют значительные внешнеторговые операции; в свою очередь значительная часть транснациональных монополий во­влечена в производство военной техники (как по заказам министер­ства обороны, так и для иностранных государств).

Но ядро каждой из обозначенных выше групп американского бизнеса имеет все же свои специфические интересы, что и делает воз­можным, по мнению автора, проведение соответствующего анализа.

Корпорации, образующие ядро военно-промышленного комплек­са, – это в первую очередь компании, преимущественно ориентирован­ные на выпуск военной продукции, объем продаж которых по военным подрядам составляет до 90%. К ним относятся такие корпорации, как «Боинг», «Дженерал дайнэмикс», «Грумман», «Локхид», «Макдонелл- Дуглас», «Нортроп», «Рокуэлл интернэшнл», «Юнайтед текнолоджиз» и др. Они занимают видные места в списке 500 крупнейших монопо­лий США – от 32-го («Юнайтед текнолоджиз») до 185-го («Грум­ман»), однако, за небольшим исключением, не относятся к сверхги­гантам^[2]. В среднем у 100 крупнейших подрядчиков министерства обороны на военную продукцию приходится, по оценке профессора Колумбийского университета С. Мелмана, 40%, на гражданскую – 60% всей продукции[3]. Получаемые от Пентагона контракты служат для большинства компаний источником особо высоких прибылей: прибыли предпринимателей, занятых производством оружия, в среднем на 20– 30% превосходят прибыли, получаемые от продажи невоенной продук­ции[4].

Нельзя не отметить и того, что в военное производство в США во­влечено в разной степени большое число мелких и средних фирм, ко­торые, может быть, не оказывая непосредственного влияния на аме­риканскую военную политику, служат важным социально-экономиче­ским компонентом базы американского милитаризма. К выполнению государственных военных заказов привлекаются свыше 20 тыс. глав­ных подрядчиков и около 100 тыс. субподрядчиков[5].

Важным аспектом деятельности монополий военно-промышленно­го комплекса в последние годы следует считать резко возросший объем внешней торговли оружием. Для 10 главных подрядчиков Пен­тагона доля зарубежных продаж военной техники, запчастей, снаря­жения, услуг достигла в 1976 финансовом году 30,5% общего объема их продаж. Все более значительным источником сверхприбылей для этой категории монополий является использование ими соглашений о совместном производстве военной техники, а также лицензионных соглашений[6].

Оценивая место данной группы монополий в структуре политиче­ской и государственной власти США, следует подчеркнуть, что у нее сложились наиболее тесные связи со значительной частью государст­венного аппарата (в первую очередь, разумеется, с аппаратом мини­стерства обороны) и сравнительно устойчивой группой политических деятелей (сенаторов, конгрессменов, губернаторов отдельных штатов). Именно характер этих весьма разветвленных, прочных связей позволя­ет говорить о сочетании военных и частных корпораций, соответствую­щих подразделений госаппарата и группировок политических деятелей как о комплексе – военно-промышленном комплексе.

Наличие подобного образования в экономической и политической структуре США определяет в первую очередь то обстоятельство, что удельный вес военно-промышленных монополий в формировании аме­риканского внешнеполитического курса заметно превышает их удель­ный вес в экономике страны.

Транснациональные корпорации (ТНК) США – это прежде все­го элита элит американского бизнеса. Именно крупнейшие, самые мощные и динамичные промышленные компании и банки занимают одновременно лидирующее место в этой Категории частнопредприни­мательской деятельности. По оценке советского ученого В. В. Жарко­ва, список американских ТНК включает 115 компаний (имеющих, по его классификации, заграничные инвестиции и филиалы не менее чем в пяти зарубежных государствах), из которых в первые 100 промыш­ленных компаний США входят 52 корпорации; в первые 200–84, в третьей – пятой сотне–13, а за пределами «клуба 200» – лишь 18 компаний[7].

В списке ведущих транснациональных монополий, составленном журналом «Форбс», фигурируют 150 промышленных и торговых ком­паний и банков. В их числе вся американская предпринимательская «верхушка» – «Экссон», «Мобил», «Тексако», «Форд», «Дженерал мо­торе», ИБМ, «Ситикорп», «Дженерал электрик», «Бэнк оф Америка», «Дюпон де Немур» и др. Место этих корпораций в иерархии ТНК не всегда совпадает с их местом в иерархии 500 крупнейших компаний внутри страны: например, «Форд мотор» в списке ТНК стоит выше «Дженерал моторе», поскольку превосходит последнюю по объему за­граничных инвестиций и заграничных операций, хотя и уступает по об­щему объему капитала и продаж[8].

Значение транснациональных монополий в экономике США в по­следние 12–15 лет в целом возрастало, хотя этот процесс во многом носил противоречивый характер: отнюдь не все аспекты международ­ной экспансии американских корпораций Шли на пользу экономике страны с точки зрения обобщенных интересов правящего класса. С 1960 по 1978 г. прямые заграничные инвестиции американских мо­нополий возросли с 31,9 млрд. долл. до 168,0 млрд., причем если в 1960–1970 гг. среднегодовые темпы роста инвестиций составляли 9,5%, то в 1970–1978 гг. они составили 11,1%. Прибыль от прямых заграничных инвестиций выросла с 8,2 млрд. долл. в 1970 г. до 25,7 млрд. в 1978 г.[9] Темпы роста заграничных капиталовложений американских Монополий значительно превышали средние темпы роста внутренних инвестиций в самих Соединенных Штатах.

Особо быстрыми темпами, в частности, развивались заграничные операции американских банков. Число банков США, имеющих загра­ничные филиалы, возросло с 13 в 1965 г. до 137 в 1978 г. В тот же пе­риод количество самих филиалов увеличилось с 211 до 761, а активы зарубежных филиалов –с 9,1 млрд. долл. до 270 млрд. (!) Доля при­былей от зарубежных операций в общих прибылях 13 крупнейших бан­ков Соединенных Штатов возросла с 18,8% в 1970 г. до 49,6% в 1976 г., или на 164%[10].

С перечнем компаний, занимающих ведущее место по объему за­граничных капиталовложений, в значительной мере совпадает список фирм, осуществляющих львиную долю американских внешнеторговых операций; на корпорации, входящие в первые 200 крупнейших фирм США, приходится более 80% внешнеторгового оборота страны[11]. В отличие от западноевропейских стран и Японии средние, а тем бо­лее мелкие американские компании принимают незначительное уча­стие во внешней торговле. Так, из 252 тыс. компаний в обрабатываю­щей промышленности США во внешней торговле принимают участие лишь 30 тыс. фирм[12] из верхних эшелонов американского бизнеса.

Следует отметить, что в своем отношении к международным по­литическим и экономическим проблемам монополисты-руководители транснациональных корпораций неоднородны. Среди ТНК можно различать те компании, которые занимаются вывозом капитала и экспортно-импортными операциями уже на протяжении многих деся­тилетий, и те, для которых крупномасштабная международная дея­тельность–-дело сравнительно новое. Первые в целом являются бо­лее старыми, прочно закрепившимися в американской и мировой ка­питалистической структуре монополий («старые деньги»), вторые –в большинстве своем корпораций, занявшие высокое место в монополи­стической иерархии лишь после второй мировой войны («молодые деньги»). При этом первая группа –это преимущественно монополии со штаб-квартирами на северо-востоке страны (в Нью-Йорке, Бостоне, Филадельфии, Чикаго), вторая –с центрами управления в южных и за­падных штатах (в Хьюстоне, Лос-Анджелесе, Атланте и др.)[13].

В первую очередь усилиями «старых денег» были созданы и уже функционируют на протяжений десятилетий «мозговые центры» фи­нансовой олигархии (нью-йоркский Совет по внешним сношениям, Институт Брукингса, исследовательские центры Гарварда, Принстона и других университетов). В последние годы эти центры разрабаты­вают более гибкие й изощрённые методы внешней политики США, чем центры, финансируемые монополиями военно-промышленного комплекса или «молодыми» ТНК.

Третья группа американского бизнеса – компании, оперирующие почти исключительно на внутреннем рынке, – наиболее пестра по сво­ему составу. Она же й наиболее многочисленна. Здесь и крупные промышленные корпораций, хотя и уступающие по своей мощи транс­национальным и ведущим военным Монополиям, тем не менее близ­кие к вершине монополистической Иерархии, и аморфные конгломера­ты, состоящие из промышленных компаний и предприятий сферы услуг, объединяемые лишь персоной владельца конгломерата. В эту группу входят и тысячи компаний средних размеров, миллионы фирм мелкого бизнеса (по некоторым оценкам, до 15 млн. фирм).

Нельзя не отметить, что у большинства предпринимателей этой группы, как у крупных, так й у мелких, сложилось весьма негативное отношение к крупнейшим монополистам, возглавляющим транснациональные корпорации. Свобода маневра транснациональных корпора­ций, прибыли, способность быстрее других приспосабливаться к меняю­щейся экономический конъюнктуре не могут не вызывать зависть у предпринимателей; ограниченных более тесными рамками националь­ного рынка (для подавляющего же большинства бизнесменов этой группы рынок ограничен даже не штатом, а отдельным графством, районом города, просто кварталом).

Как справедливо отмечает советский исследователь Ю. Субоцкий, мелкие предприятия – это питательная среда частнопредприниматель­ской деятельности, они служат Своеобразным «социальным амортиза­тором» между рабочим классом и финансовой олигархией. К тому же наличие огромного числа обособленных и распыленных производ­ственных ячеек затрудняет борьбу трудящихся за свои права, разви­тие профсоюзного движения, что вполне отвечает интересам господ­ствующего класса в целом[14]. Мелкие и средние предприниматели, играя в своей совокупности все еще значительную роль в экономике страны, занимают видное место в социальной базе политических ор­ганизаций. В частности, они составляют массовую основу правоконсервативных и праворадикальных движений[15].

* * *

Определяя специфические внешнеполитические интересы каждой из рассмотренных выше групп как производные от их места в эконо­мической и социально-политической структуре США, можно выде­лить, как представляется, следующие положения.

Первая группа монополий самым непосредственным образом за­интересована для обеспечения большого объема военных заказов и соответствующих прибылей в поддержании значительной степени международной напряженности, военно-политического противостоя­ния; сюда относится и наличие локальных и региональных вооружен­ных конфликтов, оправдывающих в глазах общественного мнения вы­сокий уровень налогообложения и военных расходов.

Вторая группа монополий свой главный внешнеполитический интерес видит в обеспечении «благоприятного инвестиционного климата», т. е. условий, при которых можно осуществлять наиболее вы­годным образом краткосрочные и долгосрочные заграничные капита­ловложения, приносящие максимальную прибыль. Этого транс­национальные монополии добиваются любыми путями, включая прямое и косвенное использование военной силы США, организацию совместно с ЦРУ и местной реакцией переворотов и т. п. Но при этом у них нет столь же ярко выраженной заинтересован­ности в постоянном поддержании международной напряженности, как у монополий, представляющих собой ядро военно-промышленно­го комплекса. Более того, затягивающиеся вооруженные конфликты в отдельных районах мира, потрясения, испытываемые в период обо­стрения международных кризисных ситуаций валютно-финансовой системой капитализма, часто чреваты весьма значительными потеря­ми для транснациональных монополий. Следует также отметить, что еще с середины 60-х годов все большее число транснациональных корпораций США стало проявлять значительный интерес к научно-техническому и торгово-экономическому сотрудничеству с СССР и дру­гими странами социалистического содружества.

Внешнеполитические интересы компаний третьей группы выраже­ны менее явно, чем у монополий военно-промышленного комплекса или у транснациональных корпораций. Соответственно их голос на протяжении большей части послевоенного периода был почти не слы­шен. Однако роль этой группы американского бизнеса проявляется довольно отчетливо в критические моменты для американской эконо­мической, социальной и политической системы, как она проявлялась на пороге 70-х годов в связи с агрессией США во Вьетнаме или на пороге 70-х – 80-х годов.

Объективно активизации деятельности «внутреннего» бизнеса в вопросах внешней политики способствует качественно возросшая за последние 12–15 лет вовлеченность американской экономики в целом (не только в лице ТНК) в международные экономические отношения.

В начале 70-х годов взаимоотношения между тремя группами американского бизнеса носили наиболее конфликтный характер. Ин­тересы большинства американской буржуазии вошли в противоречие с интересами относительно небольшой ее части, входящей в военно- промышленный комплекс. Сверхприбыли, извлекавшиеся в период всплеска военных расходов, пожиравших более 9% валового нацио­нального продукта страны и более 40% федерального бюджета, ча­стично образовывались за счет уменьшения прибылей компаний, не занятых непосредственно в военном бизнесе. Для многих американ­ских предпринимателей стало очевидным, что чрезмерные военные расходы служат одной из основных причин ухудшения экономической обстановки в США в целом. К примеру, председатель правления круп­нейшего в мире частного банка «Бэнк оф Америка» (с огромным объемом заграничных операций) Л. Лэндборг на слушании в сенат­ской комиссии по иностранным делам объявил, что непомерные воен­ные расходы – главный источник все более опасного инфляционного процесса[16].

Для большинства американских предпринимателей тогда стало ясным и то, что высокие военные расходы означают ослабление их конкурентных позиций по отношению к Западной Европе и Японии. Как подчеркивал в материалах специальных слушаний в подкомиссии Объединенной экономической комиссии конгресса бизнесмен Л. Томас из компании средних размеров «Вермонт-Америкен», «…станкостроительной промышленности Японии и Европы помогло то, что американские компании были не в состоянии одновременно удовлетворять наши потребности... Теперь японские и западногерманские станки и лучше, и дешевле. Это не предвещает ничего хорошего станкостроительной промышленности США»[17].

Подобное отношение к военно-промышленному комплексу было немаловажной причиной того, что на некоторое время его экономиче­ские, идеологические и политические позиции в США ослабли, пра­вительство Соединенных Штатов пошло на некоторое абсолютное и относительное ограничение военных расходов, проявило реализм в вопросах внешней политики, примкнуло к политике разрядки между Востоком и Западом, начало которой положила инициатива Советско­го Союза[18]. Так, в частности, ежегодные расходы министерства обо­роны по заказам военной техники и различных видов снаряжения для вооруженных сил. у частных компаний снизились с 23,9 млрд. долл. в 1969 г. до 15,2 млрд. в 1974 г. (в текущих ценах)[19].

Существенными для военных монополий оказались потенциаль­ные потери в результате заключения советско-американских догово­ренностей об ограничении стратегических вооружений. Один только Договор об ограничении противоракетной обороны обошелся этим мо­нополиям до 100 млрд. долл., которые они могли бы получить в тече­ние ряда лет, если бы в отсутствие этого договора американское пра­вительство приняло решение о развертывании «плотной» системы ПРО. Доля совокупных военных расходов в валовом национальном продукте США к середине 70-х годов снизилась примерно до 5–5,2, а в федеральном бюджете – до 21–22%[20], что затрагивало самые кровные интересы военно-промышленного комплекса и его монополи­стического ядра.

Однако основные позиции военно-промышленного комплекса в этот период остались нетронутыми, что позволило его лидерам подго­товить, а затем развернуть успешное контрнаступление за восстановле­ние своего положения в американском обществе.

Во второй половине 70-х годов начинается новый этап увеличения военных расходов как в абсолютном, так и в относительном выраже­нии. Так, военный бюджет администрации Дж. Картера на 1981 г. был представлен в сумме примерно 150 млрд. долл., сравнявшись тем са­мым (в пересчете на цены 1961 финансового года) с военным бюдже­том США накануне эскалации агрессии во Вьетнаме[21]. Обозначился и рост военных расходов как доли ВНП и всего федерального бюджета (к середине 80-х годов он может дойти примерно до 6,5% ВНП, а воз­можно, и несколько выше)[22]. Эта тенденция была усилена администра­цией Р. Рейгана, пятилетняя военная программа которой на 200 млрд. долл. превысила объявленные ранее планы администрации Дж. Кар­тера.

Успех контрнаступления военно-промышленного комплекса во многом был обусловлен изменившимся подходом к разрядке, к между­народным отношениям и внешней политике двух других групп амери­канских монополий.

Монополисты–лидеры американского транснационального бизне­са видели в политике разрядки либо временную и вынужденную меру, на которую Соединенные Штаты заставило пойти лишь такое экстра­ординарное событие, как их поражение во Вьетнаме, либо имели сугу­бо свое, упрощенное, недиалектическое представление о разрядке. Многие из этих монополистов и соответствующих государственных и политических деятелей связывали с разрядкой надежды на «перерож­дение» Советского Союза, на его отказ от идеологической борьбы, на раздел мира на сферы влияния между США и СССР. Именно под этим углом зрения многие монополисты данной группы смотрели в начале и середине 70-х годов на торгово-экономические и научно-технические связи с Советским Союзом, которые, конечно, представляли для кон­кретных компаний коммерческую ценность сами по себе.

Как известно, подобные необоснованные надежды были вскоре опрокинуты. Советский Союз отнюдь не отказался от идеологической борьбы, от активной поддержки национально-освободительного движе­ния. Более того, в условиях разрядки усилились процессы объективных социальных перемен, усилились позиции социалистического содружест­ва, национально-освободительного движения, а также развивающихся стран^[23].

Американские транснациональные предприниматели встретили в штыки требования развивающихся стран об установлении «нового международного экономического порядка», участившуюся национали­зацию имущества ТНК в различных районах мира. И хотя загранич­ные инвестиции американских монополий и масштабы их внешнеторго­вых операций в 70-е годы, как отмечалось выше, продолжали расти (по некоторым параметрам даже более быстрыми темпами, чем в предыду­щие периоды), в целом международная обстановка к началу 80-х годов интерпретировалась подавляющим большинством предпринимателей данной группы как неблагоприятная, требующая экстраординарных по­литических мер.

В частности, значительно ослабленными оказались позиции восьми ведущих транснациональных монополий (из которых пять американ­ских) в общем объеме добычи нефти в капиталистическом мире (с 80% в 1963 г. до 30% в 1975 г.). Сократилась их доля и в реализации неф­тепродуктов, хотя и в меньшей степени, чем в добыче нефти[24]. При­спосабливаясь к новым условиям, к требованиям развивающихся стран, транснациональные монополии пытаются сохранить свои пози­ции путем перемещения центра тяжести неоколониальной эксплуатации в «верхние этажи» производственного процесса и сферу реализации[25].

Событием, без преувеличения потрясшим транснациональные дело­вые круги в США, было свержение монархии в Иране в 1978 г. Неза­висимо от неоднозначности этого события для последующего развития Ирана^[26] можно констатировать, что по международным позициям аме­риканского империализма, в том числе по экономическим интересам американских ТНК, был нанесен сильный удар.

Новые власти Ирана отказались от ряда дорогостоящих шахских проектов, в которые уже были вложены капиталы ТНК (например, от многомиллиардного «Шахстан Пехлеви проджект» по реконструкции северной части Тегерана, где проживает элита иранского общества), от закупок самой современной военной техники на миллиарды долларов. Закрылись филиалы американских промышленных корпораций и бан­ков. На Иран перед свержением монархии приходилось до 2% амери­канского экспорта, причем многие поставки, особенно военной техники, осуществлялись по более высоким ценам, чем, скажем, американские поставки в Западную Европу[27]. Существенным было то, что закупки Ираном самой современной военной техники в США помогало закры­вать «нефтяной счет» – огромный дефицит торгового баланса, образую­щийся вследствие импорта нефти Соединенными Штатами. Сумма пре­тензий американских компаний в результате потерь их имущества, рас­торгнутых контрактов и т. п. составила более 8 млрд. долл. Даже если эту, безусловно завышенную сумму уменьшить вдвое, все равно потери монополий США выглядят весьма Внушительно. Учитывая характер все­го объема деятельности американского капитала в Иране, можно счи­тать, что здесь интересам монополий военно-промышленного комплекса и интересам транснациональных корпораций был нанесен удар пример­но в равной степени, что способствовало еще большему совпадению взглядов монополистов обеих групп на складывающуюся международ­ную обстановку.

Под воздействием целого комплекса международных и внутренних факторов (о некоторых из них речь пойдет дальше) к концу 70-х годов изменилось отношение многих ТНК к советско-американским торгово- экономическим и научно-техническим связям. Известную роль в этом, в частности, сыграло, как представляется, ускорившееся сближение на антисоветской основе США с КНР. Пекинские руководители пошли на беспрецедентные для КНР меры по привлечению ведущих американ­ских корпораций (равно как японских и западноевропейских ТНК). В июле 1979 г. в Китае был принят закон о смешанных компаниях, в соответствии с которым иностранному капиталу предоставлялась воз­можность образовывать смешанные общества в обрабатывающей и до­бывающей промышленности с правом на владение преобладающей (бо­лее 50%) частью акционерного капитала; кроме того, иностранным инве­сторам предоставлялись льготы в налогообложении и снабжении сырьем и материалами[28].

В конце 70-х годов в большом бизнесе США царила эйфория отно­сительно перспектив его деятельности на китайском рынке, подогревав­шаяся, разумеется, из Пекина. В КНР устремились почти те же аме­риканские компании, которые ранее рвались заключать контракты с советскими организациями. В начале 80-х эйфория сменилась отрезвле­нием и разочарованием, однако к этому времени уже оказались за­давленными и многие ростки советско-американских экономических от­ношений. И даже для тех американских предпринимателей, которые не поддались на посулы Пекина и не пытались переориентироваться на Китай, политические условия, созданные внутри США противниками разрядки, не позволили приступить к реализации или развитию подго­товленных ранее крупномасштабных проектов взаимовыгодного эконо­мического сотрудничества с Советским Союзом.

В итоге оказалось, что советско-американская торговля и научно- техническое сотрудничество, успешно начавшие развиваться в начале 70-х годов, не получили своего логического развития, не достигли та­ких масштабов, чтобы стать существенным конструктивным фактором в подходе американских ТНК к центральным проблемам современных международных отношений. Так что в целом под воздействием совокуп­ности перечисленный обстоятельств в конце 70-х–начале 80-х годов многие лидеры американского транснационального бизнеса снова ста­ли склоняться в сторону доминирующей роли военной силы в инстру­ментарии внешней политики Соединенных Штатов. Под сомнение была поставлена идея о возможности совмещения в отношениях с СССР экономического сотрудничества и идеологического соперничества. В этой сфере стала представляться неверной столь еще популярная несколькими годами ранее ставка на экономические, идеологические и политико-дипломатические методы в противоборстве с социалистиче­ским содружеством и национально-освободительным движением. Отсю­да поддержка большинством монополистов данной группы и обслужи­вающих их интересы политических деятелей мероприятий по новому наращиванию военной машины США, по возврату к политике более активного использования военной силы в международных отношениях, словом, тех мероприятий, которые в первую очередь стимулируются и проводятся в жизнь военно-промышленным комплексом.

Американская буржуазия, относящаяся к третьей категории, в 70-е – начале 80-х годов наиболее остро почувствовала ухудшение экономического положения в США, что вызывает в этой среде пани­ческие настроения. Одновременно для этой группы наиболее сложно усваиваемым оказался факт качественно возросшей зависимости Соединенных Штатов от внешнего мира: за последние 10–12 лет вдвое выросла доля внешней торговли в экономике США, скачкообразно уве­личивались не только американские капиталовложения за рубежом, но и иностранные инвестиции в США, резко возросла потребность в импортном сырье и т. п.

Наиболее остро «внутренний» бизнес реагировал, в частности, на вторжение на американские рынки товаров из Японии, Тайваня, Юж­ной Кореи, Гонконга, Сингапура, западноевропейских стран, вытесняю­щих в первую очередь продукцию мелких и средних фирм, для кото­рых– поскольку они не имеют выхода на международные рынки – это часто оборачивается катастрофой. Подобным же образом многие ком­пании данной категории относятся и к бурному росту в последние годы иностранных капиталовложений в США (происходит все более широ­комасштабное внедрение японских и западноевропейских капиталов в банковскую систему, интенсивная скупка земель и недвижимости араб­скими шейхами и бизнесменами из нефтедобывающих стран и т. п.). Эти явления, в значительной мере естественные в глазах транснацио­нальных монополистов, особенно владельцев «старых денег» с Северо- Востока, уже на протяжении нескольких поколений осуществляющих выгодное взаимодействие с западноевропейскими банками, совсем по- иному оценивается «внутренним» американским бизнесом. Десятки ты­сяч мелких местных банкиров где-нибудь в глубинке Соединенных Штатов, огражденные до известных пределов от прямого поглощения американскими гигантами банковского дела специальным законодательством, запрещающим им пересекать границы штатов, оказываются беспомощными перед лицом иностранных «Барклайз бэнк», «Токио бэнк», «Креди Лионэ» и др., на которых это законодательство не распространяется.

Особую роль в формировании внешнеполитических взглядов этой категории буржуазии сыграли два энергетических кризиса (1973– 1974 и 1979 гг.), скачкообразный рост цен на импортную нефть при со­храняющейся значительной зависимости США от импорта нефти (в 70-е годы произошел более чем 20-кратный рост в текущих ценах стоимости импорта нефти, который составил к началу 80-х годов более 60 млрд. долл.)[29].

Если транснациональные монополии в условиях многократного по­вышения цен на нефть и создания ее дефицита на мировых рынках по­лучили наряду со странами – членами ОПЕК дополнительные огром­ные прибыли, то большинство американских компаний, оперирующих на внутреннем рынке, от этого только пострадало. (По оценке Брукингского института, совокупные потери американской экономики от резко­го повышения цен на импортную нефть уже к середине 70-х годов со­ставили более 100 млрд. долл.).

Энергетический кризис в США, действия стран–экспортеров неф­ти – весьма важные факторы обострения националистических настрое­ний в массе американской крупной, а также мелкой и средней буржуа­зии. Причем под воздействием органов массовой информации многие американские предприниматели уверовали в то, что главным виновни­ком – если не прямым, то косвенным – столь «неуважительного» от­ношения ОПЕК к Соединенным - Штатам и их союзникам является-де Советский Союз. Это аргументируют тем, что состояние стратегическо­го паритета между СССР и США не позволяет Соединенным Штатам применять против «распоясавшихся» нефтедобывающих стран военную силу.

Значительную лепту в стимулирование подобных взглядов внесли не только монополии военно-промышленного комплекса, но и нефтя­ные транснациональные корпорации, стремившиеся отвлечь обществен­ное внимание от своей неблаговидной роли в кризисных энергетических ситуациях. Перекладывая вину за обострение энергетической пробле­мы США на страны ОПЕК и стоящий-де за их спиной Советский Союз, американские нефтяные компании не только сумели почти полностью изъять из повестки дня в общественной дискуссии по энергетическим вопросам идею о национализации главных компонентов энергетической промышленности, но и добились большего: а именно такого обществен­но-политического климата в правящем классе в целом, в условиях ко­торого администрацией Р. Рейгана были предложены меры по ослаб­лению регулирующей роли государства в энергетической сфере, введен­ные ранее администрацией Дж. Картера.

К всплеску шовинизма в многочисленной среде немонополистиче­ской буржуазии привел захват иранскими студентами заложников в посольстве США в Тегеране в ноябре 1979 г. Чувство ущемленного на­ционального самолюбия, национального унижения охватило в этот пе­риод десятки миллионов американцев не только из буржуазии, но и из других слоев американского общества. Американский обыватель не пытался разобраться в неприглядной для США предыстории вопроса; все свое негодование он обрушил на голову нового иранского режима, а также в значительной мере и на Москву, которая-де, по уверениям ряда органов массовой информации, «подстрекала иранцев» к подоб­ным акциям. Захват иранцами заложников как бы катализировал все отмеченные выше тенденции в настроениях и взглядах различных групп американской буржуазии, сведя в значительной мере на нет сдерживающий, конструктивный компонент «вьетнамского синдрома», чего и добивались правые, милитаристские силы.

Соответствующим образом были обыграны американской пропа­гандой и события в Афганистане 1979 г. Помощь Советского Союза ДРА интерпретировалась большинством буржуазных органов массо­вой информации как шаг, будто бы направленный на выход к Персид­скому заливу в целях установления контроля над главными запасами нефти «свободного мира», что, разумеется, не имеет ничего общего с интернационалистской акцией СССР.

* * *

Сказанное выше помогает лучше понять истоки и причины пово­рота вправо внешней политики администрации Дж. Картера и еще большую милитаризацию внешнеполитического курса США, проводи­мую администрацией Р. Рейгана. У различных групп американской буржуазии за последние два-три года наблюдается большее совпаде­ние интересов и взглядов на международные отношения, чем это было в предшествующий период. И это совпадение взглядов имеет явно пра­вый, милитаристский характер.

Некоторые американские политические деятели и ученые говорят о восстановлении «консенсуса» (общности взглядов) правящей элиты в духе «холодной войны» относительно целей, средств и методов внеш­ней политики Соединенных Штатов, того «консенсуса», который потер­пел эрозию в результате поражения США во Вьетнаме и страха перед угрозой уничтожения в мировой ядерной войне. Подобная параллель с периодом «холодной войны» на первый взгляд небезосновательна, однако в целом она не может служить единственно точной оценкой современного положения дел. На международной арене и внутри стра­ны существуют ныне иные объективные реальности. Не прошел бес­следно для многих американцев и позитивный опыт тех давних лет, когда советско-американские отношения развивались во многом кон­структивно. Наиболее дальновидные представители правящей элиты США (солидаризируясь в этом со многими западноевропейскими поли­тическими деятелями), несмотря на свое разочарование многими эле­ментами разрядки в том виде, как она развивалась в 70-е годы, не ви­дят принципиально иного пути для избежания прямой конфронтации с Советским Союзом.

Журнал: «США: экономика, политика, идеология», № 10, 1981. С. 3–14.