А.А. Кокошин о возможности превентивного удара Красной армии против нацистской Германии

"В последние годы в нашей литературе по военно-историческим проблемам активно обсуждается вопрос о превентивных (упреждающих) действиях Красной Армии в июне 1941 г. как о гипотетической альтернативе оборонительной стратегии, на которой настаивали А.А. Свечин, А.А. Незнамов, А.И. Верховский.

Не вызывает сомнений, что и с политико-военной и с морально-этической точек зрения превентивный удар Красной Армии был бы вполне оправдан^*; при определенных дипломатических усилиях такие действия могли бы получить поддержку Великобритании и США, особенно с учетом того, что к этому времени нацисты успели сделать, в частности, в отношении евреев.

Генерал армии М.А. Гареев писал: «Со всей определенностью можно сказать, что начиная первыми военные действия, войска Красной Армии не понесли бы столь больших потерь, особенно в авиации, действовали бы более организованно, чем это удалось в июне–июле 1941 г. И даже в случае неудачных наступательных операций и встречных сражений имели бы возможность в более благоприятных условиях переходить к обороне. Противник лишился бы возможностей для нанесения внезапных ошеломля­ющих ударов»55.

Оправдывая такие действия, Гареев обоснованно отмечал: «Война, которую готовил против Советской страны гер­манский фашизм, была необычной. Речь шла не о завоевании или удержании отдельных спорных территорий или колоний, как это было в Первую мировую войну, а о полном уничтожении Советского государства, массовом истреблении народов СССР. Такой войны на протяжении последних столетий история не знала»56.

Гареев считает, что «наиболее благоприятный момент для нанесения упреждаю­щего удара по германской армии был в мае–июне 1940 года, когда шли военные действия против Франции»57. Учитывая, что силы гитлеровской Германии были заняты почти исключительно в операциях против Франции и Великобритании, а на восточном направлении оказались незначительными, такой вариант представляется вполне допустимым при конструировании «альтернативной истории»^*. Но в тот момент партийно-государственное руководство и высшее военное командование СССР приходили в себя после очень тяжелых последствий советско-финской войны, в которой значительная часть участвовавших советских войск продемонстрировала низкую дееспособность на всех уровнях – от рядового бойца до командармов и наркома. Сталину пришлось заменить на посту главы военного ведомства предельно лояльного ему, но некомпетентного К.Е. Ворошилова на С.К. Тимошенко (еще одного выходца из Первой конной армии), а также сменить начальника Генерального штаба РККА (что было в принципе неоправданно) и стимулировать масштабные мероприятия по повышению боеспособности и Красной Армии и РККФ.

К тому же, не поняв стратегического замысла руководства нацистской Германии, не вскрыв «оперативную тайну» будущей войны, советское руководство не предполагало скоротечность разгрома Франции и ее союзников вермахтом. В Москве верили, что война на Западе будет довольно затяжной и истощающей обе стороны. Это, в свою очередь, привело к тому, что не была учтена возможность значительного наращивания военно-экономического потенциала «третьего рейха» за счет ресурсов Франции, Голландии, Бельгии после скоротечного поражения последних. Полученные после ошеломляющей по своей быстроте победы над Францией и ее союзниками людские и материальные ресурсы, определенная часть военной техники в 1941 г. и последующие годы масштабно были использованы гитлеровским руководством в войне против Советского Союза.

Позднее, в 1998 г., в год 120-летия со дня рождения А.А. Свечина, М.А. Гареев несколько по-иному говорил о том, как наиболее оптимальным образом стоило бы строить военно-стратегические планы в 1941 г.: «Конечно, одной обороной без наступления невозможно добиться разгрома противника. Именно наступательные операции во второй половине войны привели нас к победе. Но в 1941 году, когда надо было отразить фашистскую агрессию и развернуть для войны экономику и вооруженные силы, те способы борьбы и действий, которые предлагал Свечин, были более целесообразными. К ним и пришлось прибегнуть, но они не были должным образом подготовлены»58. Далее Гареев задается вопросом (и тут же сам дает ответ): «Извлекли ли мы из этого уроки? Практически никаких. В послевоенные годы оборона в стратегическом масштабе также не предусматривалась. В надежде, что при помощи ядерного оружия будут решены все стратегические задачи, отрицалась возможность и необходимость мобилизационного развертывания вооруженных сил»59.

М.А. Гареев справедливо отмечает: «На пути к успехам и конечной победе в Великой Отечественной войне советскую стратегию постигли тяжелые поражения 1941–1942 гг. Осмысление их уроков, поиск новых способов и форм стратегических дей­ствий были оплачены беспрецедентными жертвами»60.

Можно согласиться с суждением другого авторитетного автора – С.Н. Михалева о том, что «причины катастрофического разгрома первого стратегического эшелона советских Вооруженных Сил в начальном периоде вой­ны (22 июня – 9 июля 1941 г.) коренились как в просчетах политического руководства, так и в непростительных промахах высшего военного руководства, в том числе недооцен­ке опыта первых полутора лет войны в Ев­ропе»61. Михалев прав, когда пишет, что «к лету 1941 г. Красная Армия оказалась не готовой ни к решительному наступлению (в соответствии с принятой военной доктриной), ни к стратегической обороне – отражению вражес­кого вторжения». Поэтому первые кампании войны прошли в целом в условиях удержания противником стратегической инициативы. К осени 1942 г., несмотря на одержанный зимой 1941/42 г. частный стратегический успех в битве под Москвой, у СССР была по­теряна огромная территория – около 3 млн кв. км – более 40% Европейской части стра­ны. Михалев обоснованно считает, что в условиях потери ини­циативы советские войска вели военные действия фактически без единого стратегичес­кого плана, на основе указаний о жесткой обороне62.

В ходе Великой Отечественной войны СССР удалось добиться полного овладения стратегической инициативой только в результате сознательно избранной стратегической обороны к осени 1943 г. с замыслом, аналогичным свечинским идеям, – измотать противника в оборонительных сражениях с нанесением контрударов, с последующим переходом в контрнаступление. Стратегическая оборона была спланирована, прежде всего, по инициативе Г.К. Жукова, А.М. Василевского и К.К. Рокоссовского, трех наиболее значительных со­ветских полководцев Великой Отечественной войны, которым не сразу, но удалось убедить в необходимости такого замысла И.В. Сталина. Стратегический оборонительный план был соответственно транс­формирован в действия, в тщательную подготовку к обороне на главном направлении на оперативном и тактическом уровнях.

Результатом стала знаменитая Курская битва. После успешного осуществления гигантской оборонительной операции в ходе Курской битвы Красная Армия начала, как известно, контрнаступление. Оно переросло в серию стратегических наступательных операций РККА, прежде всего таких, как «Кутузов» и «Полководец Румянцев»63. Эти операции и привели нашу страну к выдающейся победе над одним из самых грозных и опасных противников в мировой истории. В этой битве потери Красной Армии снова были бóльшими, чем у вермахта; но соотношение наших потерь и потерь противника было значительно лучше, чем при битве под Москвой зимой 1941 – весной 1942 гг. или при Сталинградской битве в июле 1942 – феврале 1943 гг.64

По свидетельству Маршала Советского Союза А.М. Василевского, И.В. Сталин смог овладеть методами и формами «руководства вооруженной борьбой по-новому... лишь в ходе сражения на Курской дуге»65.  К тому времени прошло почти четыре года с начала Второй мировой войны в Европе, более двух лет с начала Великой Отечественной войны; наша страна понесла колоссальные потери в кровопролитнейших сражениях".

Кокошин А.А. Выдающийся отечественный военный теоретик и военачальник Александр Андреевич Свечин. О его жизни, идеях, трудах и наследии для настоящего и будущего. М.: Издательство Московского университета, 2013. С. 350-354.