Его творчество многим из нас помогло пережить распад СССР

Заметки и размышления о Валентине Пикуле и не только о нем

Об авторе: Андрей Афанасьевич Кокошин – академик РАН, 6-й секретарь Совета безопасности РФ 

Пикуль всегда был особенно популярен среди офицеров, прежде всего среди военных моряков, они считали его «своим»…  Фото с сайта www.museum-polar.ru

Пикуль всегда был особенно популярен
среди офицеров, прежде всего среди военных
моряков, они считали его «своим»… 
Фото с сайта 
www.museum-polar.ru

...Некоторое временное охлаждение в наших отношениях наступило тогда, когда я позволил себе некоторые осторожные критические замечания относительно его книги «Битва железных канцлеров» об Отто фон Бисмарке и Александре Михайловиче Горчакове. Мне казалось, что коллизии европейской политики того периода были сложнее описанных в этой книге. То же можно сказать и о личностях Бисмарка и Горчакова. Я понимал, что Бисмарку исторически «повезло» больше, чем Горчакову, так как ему довелось создавать единое германское государство, решать вопросы изменения системы мировой политики того времени. У Горчакова же были значительно более скромные возможности и более скромные задачи. Бисмарку в силу прерогатив германского канцлера довелось много заниматься и внутренней политикой. Горчаков же был практически только главой дипломатического ведомства.

Я и тогда считал, и сейчас считаю, что одной из крупнейших ошибок Горчакова (и императора Александра II) было то, что накануне Франко-прусской войны 1870–1871 годов Россия заняла позицию нейтралитета (благожелательного по отношению к Пруссии), что позволило возглавляемой Пруссией коалиции германских государств разгромить Францию. Это было связано с эмоционально понятным желанием как-то отомстить Франции за поражение Российской империи в Крымской войне 1853–1856 годов. В результате поражения Франции в войне 1870–1871 годов на западной границе России образовалась созданная «железом и кровью» Германская империя, что нарушило равновесие в Европе и в конечном итоге привело к Первой мировой войне с самыми трагическими последствиями прежде всего для России. Эмоции Александра II и Горчакова взяли верх над прагматическими геополитическими соображениями. Правда, поражение Франции дало возможность России отказаться от унизительных для великой державы положений Парижского трактата, запрещавшего нам после неудачной для России Крымской войны иметь военный флот на Черном море.

Нельзя не отметить, что Горчаков и Александр II в то же время смогли, используя свое дипломатическое искусство и демонстрацию военной силы на западе Российской империи, встать на пути бисмарковских планов по повторному разгрому Франции в 1875 году, когда в Берлине увидели, что Франция после поражения в войне с Пруссией-Германией в 1870–1871 годах возрождается быстрее, чем предполагалось.

* * *

В числе моих самых любимых произведений Пикуля – «Моонзунд». Я знал о сражениях за Моонзунд 1915 и 1917 годов с детских лет, прочитав о них в замечательной детской книге «Спутник пятнадцатилетнего капитана», подаренной мне отцом, офицером-фронтовиком, участником Парада Победы 1945 года Афанасием Михайловичем, когда мне было лет 12–13. В центре «Моонзунда» – действия эсминца «Новик» на Балтике в Первой мировой войне. Эсминец «Новик» был одним из моих самых досточтимых кораблей нашего флота. (В советское время «Новик» прошел глубокую модернизацию, носил имя «Яков Свердлов» и погиб при прорыве Балтфлота из Таллина в Кронштадт в 1941 году.) У меня имеется среди прочих редкое фото «Новика» из архивов Ленинградского военно-морского музея. На снимке этот эсминец проходит ходовые испытания в Финском заливе еще без установленных на нем орудий и торпедных аппаратов. (В этом же наборе фото, полученных мною в 1970-е годы, герой Моонзунда 1915 и 1917 годов линкор «Слава», а также упомянутый легкий крейсер «Аскольд».)

Фотографии кораблей были частью моего «гонорара» за выступления по военно-политическим проблемам международных отношений в военно-морской академии в Ленинграде перед слушателями и преподавателями. Этими лекциями я весьма гордился, ибо было мне в то время около 30 лет и я сравнительно недавно защитил кандидатскую диссертацию. В «кают-компании» академии был круглый стол, за которым обедали только адмиралы – профессора академии. Помнится, их было 10–12 человек. Мне не раз оказывалась честь участвовать в их трапезе за этим столом. Обсуждали за обедами в том числе творчество Пикуля и других советских писателей-маринистов. Мои собеседники были весьма и весьма образованными и начитанными офицерами, отменно вежливыми и доброжелательными в духе традиций российского и советского флота. Не могу не вспомнить, как офицеры военно-морской академии довольно детально знакомили меня с тем, как моделируются боевые действия флота в различных акваториях Мирового океана от стратегического до тактического уровня. Показали, как для этого применяются ЭВМ, используются различные бассейны для отработки тактики подводных лодок нашего ВМФ и наших противолодочных сил.

В каждой поездке в Ленинград для выступлений в военно-морской академии по моей просьбе мне организовывали индивидуальный поход в Военно-морской музей на стрелке Невы в здании бывшей биржи. Я мог беседовать с исключительно компетентными научными сотрудниками музея, знакомиться с содержавшимися в запасниках раритетами, обсуждать с работавшими в музее ветеранами Великой Отечественной войны те или иные эпизоды боевых действий на море, особенности различных кораблей советского ВМФ, смаковать нюансы истории нашего флота.

Значительно позднее, уже будучи первым заместителем министра обороны, я не раз посещал этот выдающийся музей. Мне нашли как-то в подвале музея и показали заводскую модель линкора «Советский Союз», который закладывался в предвоенные годы, но так и не был построен.

Вообще в помещении музея в здании бывшей биржи был какой-то особый, неповторимый дух любви и уважения к нашему ВМФ, к военным морякам. Боюсь, он был утрачен при перемещении музея в другое здание. Очень хочется надеяться, что модель линкора «Советский Союз» и многие другие раритеты этого музея не погибли при его переезде на новое место.

Возвращаясь к «Моонзунду», замечу, что в этом произведении, как и во многих других своих книгах, Пикуль, разумеется, выступал как сторонник советской власти. Но при этом он весьма достоверно и объективно описывал тех, кто отнюдь не считался героем в советское время. Это, например, в «Моонзунде» адмиралы Николай Оттович фон Эссен и Адриан Иванович Нелепин (зверски убитый в Кронштадте в 1917 году взбунтовавшимися матросами), не говоря уже о будущем «верховном правителе» Александре Васильевиче Колчаке, расстрелянном большевиками в Омске в 1919 году. Колчак у нас в то время изображался в сугубо негативном ключе, только как один из руководителей ненавистного Белого движения. В постсоветское время Колчака многие авторы, наоборот, идеализировали, забывая в том числе о жестокости колчаковцев по отношению к мирному населению и пленным красноармейцам.

Уже в современных условиях я узнал, что прообразом успешного командира «Новика» Гарольда Карловича фон Грампфа был капитан 2 ранга Михаил Андреевич Беренс. Именно под его командой произошел скоротечный (шестиминутный) победоносный бой «Новика» в августе 1915 года с двумя германскими эсминцами. За это Беренс был награжден Георгием 4-й степени и произведен в капитаны 1 ранга. В 1919 году, отставленный от службы, он выехал из Петрограда, добрался до Дальнего Востока, где присоединился к Колчаку и какое-то время уже после гибели Колчака был и.о. командующего морскими силами на Тихом океане. Потом Беренс добрался до Крыма, к Врангелю, где руководил боевой деятельностью флота белых на Азовском море. В 1920-е годы командовал Русской эскадрой, которая находилась во французской военно-морской базе Бизерта. Потом жил в бедности во Франции и Тунисе; умер и похоронен в Тунисе.

По инициативе моего доброго знакомого адмирала Игоря Владимировича Касатонова из России в Тунис была доставлена на российском крейсере надгробная плита, которая была установлена на могиле Беренса.

Брат Беренса Евгений Андреевич при советской власти в 1919–1920 годы был начальником Морского генерального штаба, затем командующим Морскими силами РСФСР. Благодаря созданию речных и озерных флотилий внес значительный вклад в победы красных над белыми. Был военно-морским атташе СССР в Великобритании, затем во Франции. Участвовал в переговорах по возвращению в Советский Союз кораблей Черноморской эскадры в Бизерте, которой командовал его брат. Умер в 1928 году.

Интересно было идти по следам романа Пикуля, читая изданные мемуары Гаральда Графа «На «Новике». Балтийский флот в войну и революцию» (СПб., Гангут, 1997. 2-е изд.). Издание очень хорошее, с большим количеством примечаний, сделанных с большим знанием дела и любовью к военно-морской проблематике. В этой книге в том числе представлен офицерский состав «Новика» за 1914–1917 годы, включая самого Гаральда Карловича Графа. Прямых заимствований из книги Графа у Пикуля я не обнаружил...

Думается, история с предательством и арестом командира «Новика» фон Дена в романе «Моонзунд» немыслима для флота Российской империи. Я пока не нашел ни в исторических исследованиях, ни в многочисленных переизданиях мемуаров сведений о том, что офицеры с немецкими (и вообще с неславянскими) фамилиями нарушали бы присягу, данную императору. В нашем обществе того времени были сильно подогретые пропагандой антинемецкие настроения, но были ли случаи измены со стороны лиц с немецкими фамилиями...

У Пикуля командир «Новика» фон Грампф, сменивший фон Дена, говорит Артеньеву: «Пусть будет что угодно, даже поражение, из которого мы вылезем на карачках, но... только не это. Революции хороши только в книжках... для дураков!» То есть у фон Грампфа явно предательское настроение.

Довольно видное место в «Моонзунде» занимает председатель Центробалта большевик Павел Ефимович Дыбенко. Дыбенко имел значительный опыт морской службы, в том числе в унтер-офицерском чине, принял непосредственное участие в подготовке Октябрьской революции, в разгоне Учредительного собрания в 1918 году. Побывал на многих командных сухопутных должностях в Красной армии во время Гражданской войны и после нее. Был награжден тремя орденами Красного знамени. Обвинен в участии в военно-фашистском заговоре и шпионаже в пользу США и расстрелян в 1938 году. Реабилитирован в 1956-м.

Не очень достоверно выглядит изображение Дыбенко как одного из основных руководителей битвы за Моонзунд сентября-октября 1917 года – наряду с командующим флотом Александром Владимировичем Развозовым. Уже в 1980-е годы мне доводилось от наших историков слышать довольно критические оценки в адрес Дыбенко как флотоводца. Унтер-офицер, даже самый даровитый, командовать флотом не мог по определению. Очевидно, что командовал флотом Развозов.

Развозов после второго ареста большевиками в 1919 году умер в больнице тюрьмы «Кресты» от аппендицита.

Непосредственно же обороной Моонзунда в качестве начальника Морских сил Рижского залива командовал адмирал Михаил Коронатович Бахирев. И современные историки-специалисты признают, что Бахирев, как и Развозов, командовал умело и мужественно. Весьма впечатляющим выглядит доступный сегодня всем интересующимся отчет Бахирева – «Отчет о действиях Морских сил Рижского залива 29 сентября – 7 октября 1917 г.», обстоятельный и очень грамотный. Бахирев отказался бежать в Финляндию после провала наступления Юденича на Петроград. После второго ареста был расстрелян в январе 1920 года.

В советское время всячески продвигался миф о руководящей роли руководимого большевиками Центробалта (сейчас известно, что в первый состав Центробалта входили 33 человека, из них 6 большевиков), председателем которого был избран Дыбенко. При этом фамилия Дыбенко до 1956 года, когда он был реабилитирован, не упоминается.

Не подчеркнуть роль Центробалта в этой книге Пикуль не мог; скорее всего «Моонзунд» тогда не стали бы публиковать.

Я многие годы находился под сильным впечатлением от битвы за Моонзунд в 1917 году, от романа «Моонзунд».

В середине 1980-х, отдыхая в Эстонии с женой Наташей и младшей дочкой Златой, я попросил кого-то из руководства Совета министров Эстонской ССР свозить нас на остров Сааремаа (Эзель), самый большой остров в этом районе Балтики. В этой поездке нас сопровождал Харольд Арнольдович Кыйв, отставной полковник Советской армии, отвечавший за гражданскую оборону республики, очень образованный и знающий человек. Его отец был родом с Сааремаа и был мобилизован с началом войны в Красную армию, попал в плен к немцам, из которого он вскоре как этнический эстонец был отпущен домой.

Валентин Саввич был выдающейся
личностью, человеком, который заслужил
глубокое уважение потомков. 
Фото РИА Новости

Мы побывали на мысе Церель (Сворбе), где стояла батарея № 43 мощных 305-мм орудий, которой осенью 1917 года командовал главный герой романа «Моонзунд» Сергей Николаевич Артеньев, прототипом которого был военный моряк Николай Сергеевич Бартенев. Я смог воочию убедиться в том, насколько уязвимым для огня было расположение этой исключительно важной четырехорудийной батареи; при этом весь Ирбенский пролив был в досягаемости орудий этой батареи, которая могла противостоять и германским линкорам-дредноутам. Мемуары Бартенева я нашел значительно позднее. Написанное им было еще трагичнее того, что описано в «Моонзунде». Разложившаяся значительная часть личного состава этой батареи, как писал Бартенев, фактически отказалась воевать с немцами, рвавшимися в Рижский залив. И никакого комиссара-большевика (как это представлено Пикулем в «Моонзунде») Центрбалт на эту батарею не присылал для обеспечения ее боеспособности. Но, судя по тому, что писал Бартенев, чуть ли не до конца с ним находились члены комитета, избранные, по-видимому, ранее личным составом батареи. Их партийная принадлежность Бартеневым не упоминается. Но несмотря на это, батарея № 43 смогла нанести кайзеровскому флоту определенный урон, задержав на несколько дней прорыв немцев на этом направлении.

А на месте я узнал, что, если не ошибаюсь, 121 человек из состава этой батареи погибли в ходе этих боев от взрыва, вызванного, как говорил нам Кыйв, небрежным обращением с орудийным порохом… Мы навестили братскую могилу этих солдат, над которой стоял мощный деревянный православный крест, покрашенный в шаровую краску. Могила и крест сохранялись самими эстонскими жителями – рыбаками Сааремаа (лютеранами, не православными) в идеальном порядке. Приехали мы и на другую сторону Сааремаа, где в Первую мировую был рейд Куйвисте, на котором в 1917 году находился «Новик» и другие эсминцы нашего Балтфлота.

Посетили мы и место, где в 1941 году была расположена 180-мм башенная четырехорудийная береговая батарея капитана Александра Моисеевича Стебеля, прославившаяся героическими и умелыми действиями против немецких кораблей и высадившихся на остров сухопутных войск. Кыйв смог нам рассказать и показать, что построена эта батарея была значительно более основательно, чем батарея 305-мм орудий, о которых речь идет в романе «Моонзунд». Стебель попал в плен к немцам и был ими замучен, отказавшись от сотрудничества с врагом. Тогда о Стебеле писалось еще мало. В современных условиях о его подвиге известно гораздо больше. По моему мнению, этот советский командир вполне заслуживает присвоения ему посмертно звания Героя России.

Харольд Арнольдович рассказывал нам и о 8-м эстонском корпусе РККА, который был сформирован в августе 1942 года В его составе было около 80% этнических эстонцев. Как пишут современные историки, сражался этот эстонский корпус хорошо в составе разных фронтов на завершающем этапе войны – на 2-м Прибалтийском фронте. Одна дивизия и шесть полков корпуса отмечены орденами СССР. За боевые заслуги был переименован 28 июня 1945 года в 41-й Гвардейский Эстонский Таллинский корпус. Корпус участвовал в моонзундской операции осени 1944 года, бывшей частью Прибалтийской стратегической операции. (Морскими силами этой операции командовал контр-адмирал Святов – отец моего сослуживца по Институту США и Канады АН СССР, хорошего товарища и соавтора капитана 1 ранга Георгия Ивановича Святова, прекрасного специалиста Советского ВМФ.) Кыйв рассказывал, что в какой-то период Эстонский корпус РККА вел ожесточенные бои против Эстонского легиона СС. Как говорил Кыйв, ни советские эстонцы, ни эти эсэсовцы в плен друг друга не брали. Это полузабытые моменты истории Советского Союза.

Легендарный эсминец «Новик». Фото первой
трети XX века со страницы «Архив
фотографий кораблей
русского и советского ВМФ».

* * *

Пикуль всегда был особенно популярен среди офицеров, прежде всего среди военных моряков. Я много раз слышал, что они считали его «своим», человеком, который на деле знал военно-морскую службу в качестве юнги на эсминце Северного флота седьмого проекта («семерки») «Грозный» в годы Великой Отечественной войны. Этот факт биографии Пикуля был очень важен и для меня. Валентин Саввич немного рассказывал об этой службе. Говорил о том, насколько она была на Северном флоте тяжелой, требовавшей отдачи, высокой дисциплины. Говорил, что эсминцы-«семерки» были итальянского проекта (той же фирмы «Ансальдо», что и крейсер «Аскольд»), годного для Средиземного моря, но не очень подходящего для североатлантической волны Баренцева моря. Позднее я узнал, что этих кораблей было построено несколько десятков в рамках так называемой сталинской серии.

По мнению Пикуля, оставляла желать лучшего обитаемость этих эсминцев – великих морских тружеников войны с их героическими экипажами. Валентин Саввич рассказывал, что часто в кубриках по колено стояла забортная вода, нагревавшаяся от труб отопительной системы корабля. В результате кубрики были наполнены теплым паром. Много позднее у известного военного морского историка капитана 1 ранга Доценко я прочитал, что в 1942 году в Баренцевом море переломились на волне эсминец «Громкий» (6 мая 1942 года), а затем эсминец «Сокрушительный» (20 сентября 1942 года) (см.: Доценко В.Д. История военно-морского искусства. Флоты ХХ века. Т. II. Кн. 1. М.: Terra Fantastica; СПб.: ЭКСМО, 2003. С. 71–72).

Особая любовь к нашему Военно-морскому флоту, к его истории и отдельным личностям и кораблям сложилась у меня с детства благодаря во многом брату мамы Вадиму Владимировичу Чудову, блестящему советскому флотскому командиру – катернику и морпеху Великой Отечественной, прославившемуся многими отчаянно смелыми и высокопрофессиональными деяниями, о которых много писали и в военные, и в послевоенные годы.

К Пикулю у дяди Вадима было позитивное отношение, но не восторженное, как у многих других моряков. Вадим Владимирович оставался верен своей любви к таким блестящим писателям-маринистам, как Леонид Сергеевич Соболев и Сергей Адамович Колбасьев, получившим высшее военно-морское образование еще в дореволюционной России в Морском кадетском корпусе, где после революции размещалась ВВМУ им. М.В. Фрунзе. (Сам дядя Вадим окончил прямо перед войной ВВМУ им. С.О. Нахимова в Севастополе.) В постсоветское время училище им. Фрунзе получило другое название. Где-то в начале 2000-х мне довелось наконец там побывать и выступить перед курсантами. Незабываемое впечатление от посещения этого легендарного места! Я тоже очень ценил и ценю и Соболева, и Колбасьева, но не противопоставляю их Пикулю. Всех троих отличала безграничная любовь к нашему флоту, тонкое знание и понимание его, преданность отечественным военно-морским традициям.

С Соболевым я очень хотел познакомиться, но не довелось, хотя дядя Вадим «приятельствовал» с ним одно время, несмотря на то что писатель был на поколение старше его. «Капитальный ремонт» Соболева в моих глазах – одно из лучших произведений советской литературы. (Я не сразу обратил внимание на то, что Соболев в этом романе под «капитальным ремонтом» подразумевал обновление России. По моему мнению, само понятие «капитальный ремонт» не означает сверхрадикальную ломку государственной машины, социальных отношений, сверхмощного удара по русской православной церкви и другим российским традиционным конфессиям, которые были произведены в годы советской власти.) Роман этот остался незавершенным. По мнению дяди Вадима, здесь на Соболева подействовали трагические события 1937–1938 годов, когда было уничтожено большое число советских военно-морских командующих и командиров, многие из которых были офицерами и гардемаринами до революции, как герои «Капитального ремонта». Дядя Вадим говорил, что оба брата Левитины – главные герои этого романа – должны были стать в завершающей стадии романа видными советскими флотоводцами...

Шедеврами являются и небольшие рассказы Соболева, полные истинного военно-морского юмора, особенно капитана 2 ранга Кирдяги. В духе этих рассказов мне нередко вспоминаются юмористические истории моего замечательного товарища и соратника по службе в Министерстве обороны адмирала Валерия Васильевича Гришанова, заместителя главкома ВМФ в 1990-е годы. Он рассказывал их в основном во время наших полетов на флоты и верфи.

Дядя Вадим как-то в конце 1960-х годов привел меня на встречу писателей-маринистов в Центральный дом литератора (ЦДЛ) в Москве. (Сам он несколько раз примерялся к тому, чтобы стать писателем, но перевешивало желание писать научные труды по вопросам навигации.) Соболев в этой встрече не участвовал. Вел эту встречу Константин Бадигин, Герой Советского Союза, капитан дальнего плавания, прекрасный гражданский писатель-маринист… Запомнилось, как он критиковал присутствовавших на этой встрече писателей в столь любимой мною военно-морской форме за то, что они пишут неинтересно, не дают читателю представления о современном советском ВМФ. В кулуарах, покуривая, эти военно-морские офицеры потом жаловались, что Бадигин совсем не понимает, что такое военная субординация и как трудно им писать о делах современного флота, маневрируя между сверхжесткими требованиями секретности и идеологическими установками флотских политорганов и Главпура (Главного политического управления Советской армии и Военно-морского флота). Идеологические установки, исходившие от ЦК КПСС, не позволяли военным морякам писать и о многих страницах истории отечественного флота. Секретность тогда во всех военных делах была умопомрачительная, доведенная до полного абсурда, вредившая и делу настоящего патриотического воспитания.

Пикуль, к счастью, такими идеологическими ограничениями связан был в гораздо меньшей мере. Но он и не пытался писать о современном военном флоте СССР, хотя многое знал о его реальной жизни из общения с действующими офицерами нашего ВМФ.

Он также практически не пытался писать о нашем флоте в период Великой Отечественной войны. Пикуль объяснял мне это крайней скудностью доступных материалов и «лакировкой» многих событиях этой войны, о реальностях которых он знал от делившихся с ним офицеров нашего ВМФ – участников ВОВ. Исключение составляет, видимо, полная трагизма и героики книга «Реквием каравану РФ-17».

Я много раз перечитывал повести Колбасьева, объединенные в сборник «Поворот все вдруг» (переизданный в конце 1950-х годов), где показан мучительный процесс крушения старого императорского флота и зарождения советского флота, личные судьбы морских офицеров, ставших командирами красного флота. Многие из них, как известно, в последующие годы были изгнаны из флота, а значительная часть была репрессирована, как это случилось с Колбасьевым, который верой и правдой работал на благо Советского Союза.

Я думаю, что и Соболев, и Колбасьев превосходили Пикуля прежде всего отточенностью стиля, пониманием духа российских морских офицеров – выпускников Морского кадетского корпуса. Но Пикуль вышел далеко за пределы морской тематики. Он смело вторгался в самые различные сферы не только военной истории вообще, но и международной политики, государственного управления, даже разведки. И это вторжение в целом дало весьма значительные результаты, которые не утратили своего значения и в наше время.

* * *

По договоренности с Валентином Саввичем я старался быстро приобрести ему некоторые выходившие в Москве книги, которые по тем временам могли до Риги и не дойти. Помню, он меня благодарил в одном из своих писем за книгу по геральдике. А он мне дарил некоторые книги из своей богатейшей библиотеки.

Его подарок – уникальная трехтомная «История Гражданской войны» выпуска конца 1920-х – начала 1930-х годов, большинство авторов которой были расстреляны в 1937–1938 годах. Мне до сих пор еще не удалось ознакомиться ни с одним другим экземпляром этого произведения – видимо, экземпляры его были практически полностью уничтожены в годы репрессий. В этой «Истории Гражданской войны» присутствуют ценнейшие данные и оценки относительно событий Гражданской войны, которые не введены в научный оборот и по сей день.

Пикуль подарил мне как-то очень редкое посмертное четырехтомное издание произведений Толстого в Нью-Йорке в 1910 году на русском языке под редакцией Владимира Григорьевича Черткова, одного из лидеров толстовского движения, очень близкого для Льва Николаевича человека. Направляя бандеролью этот четырехтомник, Пикуль писал мне: «Давно лежит у меня оригинальное издание Льва Толстого – чертковское, взятое мною не ради интереса к автору, а лишь ради уникальности издания. Посылаю его Вам в двух бандеролях, буду рад, если оно Вам приглянется». Очень даже приглянулось. До сих пор оно занимает почетное место среди читаемых книг в моей библиотеке.

Запомнилась мне и подаренная Валентином Саввичем книга воспоминаний активного участника Гражданской войны Панферова «На соглашательских фронтах 1920–1921 гг. в Восточной Сибири и на Дальнем Востоке». Она была издана где-то в начале 1920-х годов, когда цензурные условия публикации таких материалов были совершенно иными, свободными по сравнению с теми, которые возникли после середины 1930-х. В ней очень рельефно показано, что для красных и белых далеко не всегда были только ожесточенные бои; в ней нередко присутствовали и переговоры, и договоренности, взаимные компромиссы. Но в последующие годы обо всем этом постарались забыть. Эта сторона нашей Гражданской войны до сих пор освещена, на мой взгляд, слабо.

* * *

Как-то в новой рижской квартире Пикуля я обратил внимание на репродукцию картины прекрасного русского художника-баталиста Николая Семеновича Самокиша. На этой картине изображены оставшиеся в живых кавалергарды после своей знаменитой атаки под Аустерлицем, когда они спасали своих товарищей по оружию (гвардейские Семеновский и Преображенский полки) и честь русской армии, потерпевшей там, как известно, вместе со своими австрийскими союзниками тяжелое поражение от Наполеона. Картина эта была написана Самокишем по мотивам одного из самых сильных батальных эпизодов из «Войны и мира» русского гения Льва Николаевича Толстого, очень тонко и глубоко понимавшего суть военного подвига. (Где-то в начале 2000-х годов я просматривал переиздание официальной истории кавалергардского полка и обнаружил, что эта атака там описывается несколько по-иному. Мне эта репродукция очень запомнилась… Гораздо позднее я познакомился с оригиналом этой картины. А мои сослуживцы по Минобороны РФ подарили мне на один из дней рождения ее копию, выполненную в студии военных художников имени Грекова.)

* * *

Мне до сих пор непонятно, почему Виктор Конецкий, друг Пикуля, на много лет переживший Валентина Саввича, в своей «Ненаписанной автобиографии» привел слова Довлатова о том, что Пикуль (входивший в послевоенное Центральное литературное объединение в Ленинграде) был-де «кумир советского мещанства». Такое определение в мещанстве поклонников Пикуля полностью безосновательно. По сути, это обвинение в мещанстве, выдвинутое большому числу советских и российских офицеров-патриотов, почитателей Пикуля, верно служащих своей Родине, готовых жертвовать ради нее своими жизнями, здоровьем, благополучием. Да и в отношении многих невоенных людей, полюбивших произведения Валентина Саввича, такое обвинение несправедливо. Ведь Пикуль учил их верности долгу, присяге, особой офицерской чести, и это находило отклик у читателей разных поколений, разных занятий в жизни. Уверен, что этот писатель своим творчеством усиливал патриотизм читавших его произведения, в том числе знакомя их с героями своих романов и повестей, рассказывая им о том или ином периоде истории отечества, оценивая их со своих, безусловно, патриотических позиций. Скажу больше. По-моему, его творчество многим из нас помогло пережить тяжелейшую травму распада СССР – государства, которому мы присягали на верность… Это было связано с тем, что Пикулю была свойственна идея своего рода сквозного патриотизма, чувства любви к своей Родине независимо от того, в каком положении она находится, независимо от общественного строя, системы власти и конкретных руководителей.

Пикуль творил тогда, когда, с одной стороны, вырос образовательный уровень советских людей, увеличились их запросы на познание отечественной и мировой истории; с другой стороны, этим запросам не соответствовали ни масштабы, ни глубина подавляющей части научных работ и научной публицистики. Это и был золотой период для Валентина Саввича, смело и даже лихо взявшегося за многие события и периоды истории.

Думаю, что Валентин Саввич был выдающейся личностью, человеком, который заслужил глубокое уважение потомков. Рад тому, что его книги по-прежнему переиздаются и читаются…

Заметки и размышления о Валентине Пикуле и не только о нем

 Никогда не писал таких длинных писем

Об авторе: Андрей Афанасьевич Кокошин – академик РАН, 6-й секретарь Совета безопасности РФ.

 

 

Пикуль был, безусловно, страстным человеком... Фото РИА Новости

Я читал многие произведения Валентина Саввича Пикуля, но знатоком его творчества себя не считаю. Однако не могу не сделать публичными свои впечатления о нем, о его творчестве, а также о некотором контексте его творчества, поскольку в 1970-е – начале 1980-х годов, период, когда его дарование проявилось особенно ярко, мне довелось общаться с ним, вести с ним переписку.

Моя первая встреча с Пикулем состоялась в начале октября 1976 года в Риге. Я тогда приехал в составе московского «Локомотива» на игру на Кубок СССР по регби с рижанами в Елгаве (Митаве). Мне каким-то образом перед поездкой удалось найти его домашний адрес (кажется, через гендиректора издательства «Молодая гвардия» ЦК ВЛКСМ Валерия Ганичева, которому, как и мне, было по душе творчество Пикуля), и я заранее написал Пикулю письмо. В письме я очень позитивно оценивал его творчество, что было, как говорится, велением души. Таких оценок он, по моему мнению, более чем заслуживал. Пикуль ответил мне незамедлительно и пригласил к себе в гости.

В Риге была прекрасная погода… Пикуль встретил меня в тренировочных тонких хлопчатобумажных штанах (трениках) и в морской тельняшке. Валентин Саввич почти всю ночь работал и перед моим приходом, видимо, сумел передохнуть совсем немного, но он был бодр и энергичен.

Меня поразил рабочий стол Валентина Саввича – из струганых досок на всю ширину комнаты у окна, выходящего на довольно тихую улицу. Этот стол был весь завален книгами и журналами с закладками. Валентин Саввич мне пояснил, что, как только стол загрязняется, он с него все убирал и рубанком снимал тонкую стружку, делая вновь поверхность стола чистой. Я потом много лет мечтал заиметь подобный стол. Мечту эту реализовали мы с женой Наташей лишь 10–12 лет спустя в нашем домике на шестисоточном участке в Подмосковье, и то не в полной мере: мой стол был покороче и не из струганых досок.

На столе Пикуля по правую руку стояли ящики с карточками его знаменитой картотеки. Позже в одном из писем Валентин Саввич объяснил мне, как он работает со своей картотекой:

«Сейчас сижу над буквою «О» и гоню картотеку по порядку, прочитывая уйму историко-искусствоведческих материалов. Оберы, Обнинские, Ободовские, Оболенские, Обольяниновы и т.д. Пока доберешься до Ощериных, семь потов прольется, зато узнаешь для себя массу нового: о художниках, о людских судьбах и событиях в России».

Пикуль далее отмечал ценность в его глазах иконографии и генеалогии, в которых он, безусловно, разбирался очень хорошо. «За это я и люблю эти две прикладные исторические науки – иконографию и генеалогию, ибо они, как мощный паровой каток, ежегодно прокатывают меня через прошлое нашего Отечества, и я регулярно получаю сильнейшие заряды свежих познаний о старине-матушке», – писал он мне.

Тогда во время первой встречи со мной были уже прочитанные мною два тома «Слова и дела». Я очень хвалил этот роман и другие книги Пикуля, которые я прочитал. Под конец нашей встречи попросил его надписать титульный лист, что Валентин Саввич и сделал. Мне то, что он написал, было очень по душе: «Моему юному другу – американисту и регбисту, в ясный солнечный день – от автора. Вал. Пикуль». 09.10.76. Рига».

Читать этот экземпляр «Слова и дела» я давал потом многим людям, в том числе Радомиру Георгиевичу Богданову, заместителю директора Института США и Канады АН СССР, в котором я был в то время ученым секретарем. Радомир Георгиевич пришел к нам в институт с поста советника председателя КГБ СССР Юрия Андропова по разведке. Богданов был весьма образованным и широко эрудированным человеком, много повидавшим в своей богатой карьере разведчика. Богданов тоже был поклонником Пикуля – может, даже в еще большей мере, чем я. Радомир Георгиевич очень любил цитировать писателя, употреблять разные характерные для Валентина Саввича слова и выражения из его книг, особенно из «Слова и дела».

В последующие годы я еще дважды посещал Пикуля в Риге.

Перебрался он туда из Ленинграда из-за перманентного конфликта с тамошним отделением Союза писателей СССР. Пикуль, в частности, как-то жаловался мне на крайне негативное отношение многих ленинградских писателей и функционеров Ленинградского отделения Союза писателей к его рукописи книги «Нечистая сила» о Григории Распутине. Тогда (в 1977 или в 1978 году) Пикуль обратил свое внимание на то, что Распутин был против участия России в Первой мировой войне, предвидя гибель династии и империи… Тогда об этом практически невозможно было прочитать в трудах наших историков. Пикуль был уверен, что если бы Распутин был в то время в Петербурге, то он отговорил бы царя Николая II от вступления в войну, охладил бы пыл и оптимизм высших военных и дипломатов Российской империи от предстоящей войны. Он мне рассказывал, что в 1914 году Распутин неоднократно высказывался против вступления России в войну, считая, что она принесет народу, особенно крестьянам, лишь страдания. В июне 1914 года на него было совершено покушение, его тяжело ранила Хиония Гусева в селе Покровском, и Распутин лечился в тюменской больнице до 17 августа 1914 года.

Некоторое время назад мне встретились довольно убедительные сведения о том, что в убийстве Распутина в 1916 году была замешена английская разведка. Это было связано, по-видимому, с тем, что Лондон опасался воздействия «старца» на императора и его жену относительно возможного выхода России из войны путем заключения сепаратного мира с Германией. Возможно, это было бы действительно спасением для Российской империи, которая в результате могла бы избежать революции и крайне кровопролитной Гражданской войны.

Жена Пикуля Вероника Феликсовна дала мне понять, что из Ленинграда им надо было уехать и для того, чтобы оборвать связи Валентина Саввича, как она говорила, «с некоторыми его приятелями, с которыми он любил вкусить белого хлебного вина».

 

Если бы Распутин был в то время
 в Петербурге, то он отговорил бы царя
 Николая II от вступления в войну. 
 Фото 1916 года.
Государственный исторический музей

 

 

Вероника Феликсовна осуществляла связь писателя с издательствами, договаривалась о гонорарах, помогала ему редактировать его рукописи. Мне казалось, что она была значительно образованнее Валентина Саввича, начитаннее. Если не ошибаюсь, Вероника Феликсовна знала два иностранных языка – немецкий и английский, и она со знанием этих языков помогала Валентину Саввичу, который, как он как-то сетовал мне, иностранных языков выучить не успел, но вынужден был иногда обращаться к иностранным источникам. Он и вставлял иногда слова и короткие фразы на английском языке в свои произведения. Вероника Феликсовна – сестра советского писателя-фантаста Севера Гансовского. Она была заметно старше Валентина Саввича. Если не ошибаюсь, как рассказывали мне Валентин Саввич и сама Вероника Феликсовна, во время Великой Отечественной войны она дошла чуть ли не до капитана советской военной контрразведки Смерша, действуя в том числе в тылу немцев в «курляндском котле».

Вероника Феликсовна была из старинного шляхетского польско-литовского рода. Это не мешало ей, как и Валентину Саввичу, обладать глубоким чувством российского патриотизма. Я переписывался некоторое время и с ней.

Вероника Феликсовна помогала своему мужу выискивать в Риге и в Ленинграде различные редкие довоенные и дореволюционные издания – как необходимые для творчества Пикуля, так и просто интересные для их «внутреннего потребления». Помню, как Валентин Саввич с гордостью показывал мне толстенные альбомы, выпускавшиеся где-то в начале ХХ века к юбилеям отдельных полков императорской гвардии…

Такой литературы тогда в Риге было еще немало. По сравнению с букинистическими рынками Москвы и Ленинграда это был настоящий клондайк. Обилие редчайшей литературы значительно расширяло интеллектуальный диапазон Валентина Саввича, обладавшего огромной жаждой исторических знаний.

Он и Вероника Феликсовна очень интересовались и книгами о творчестве художников, альбомами с иллюстрациями. Они явно получали большое удовольствие от знакомства с творениями живописи и графики, интересовались и историей отечественного театрального искусства. В одном из писем Пикуль писал мне:

«За последнее время приобрели несколько хороших изданий С. Дали, Модильяни, альбом балетных афиш с американской выставки – для Вероники и для меня – кутеповское издание «Царской охоты», русский портрет в музеях РСФСР и старинную монографию о Нежинском лицее князя Безбородко. Сейчас с Вероникой прочитываем Вадима Шверубовича (сына В.И. Качалова) – об отрыве качаловской группы от театра Станиславского с 1917 до 1922 года; очень все любопытно и по-новому…»

«ДОБРЫЙ ДЕНЬ, дорогой АНДРЕЙ АФАНАСЬЕВИЧ! Недавно убрались киношники, и хотя на этот раз они старались ставить свет так, чтобы не задеть мой левый глаз, который они спалили мне весною, все-таки они его мне малость опять поджарили... Сейчас не пишу, а занимаюсь портретами... Очень полезно просматривать старую периодику. Так, например, у нас недавно выпустили чудесный набор «Русские художники в собраниях Рима». Там был «Портрет неизвестной дамы» А.В. Маковского – дивная красавица (овал, погрудно). Недавно глянул в «Солнце России» за 1912 год – вижу: она та самая неизвестная, что затерялась в Риме... – Таковы мои радости!»

Вероника Феликсовна довольно подробно рассказывала мне о дружбе Пикуля с замечательными советскими писателями Виктором Викторовичем Конецким и Виктором Александровичем Курочкиным. Здесь не могу не поделиться своими впечатлениями о творчестве Курочкина. О Конецком – ниже. Самая яркая и знаменитая вещь Курочкина – небольшая повесть «На войне как на войне», в которой главным героем является командир самоходной артиллерийской установки младший лейтенант Малешкин. По этой повести был позднее поставлен прекрасный фильм с тем же названием – но не с трагическим концом для Малешкина, как это было в повести Курочкина. Этой повести, по моему мнению, место среди лучших отечественных произведений о Великой Отечественной войне. (В их числе, как я считаю, – «В окопах Сталинграда» Виктора Некрасова, «Живые и мертвые» Константина Симонова, «Его батальон» Василя Быкова, «Горячий снег» Юрия Бондарева, «Пядь земли» Григория Бакланова, «Люди с чистой совестью» Петра Вершигоры и др. Не могу не вспомнить и книги детства: «Очень хочется жить» Александра Андреева, «Сильные духом» Дмитрия Медведева.) Хотел бы отметить, что на меня сильное впечатление произвела еще одна повесть Курочкина – «Железный дождь» с главным героем в лице старшины-танкиста Богдана Аврамовича Сокретилина, у которого было девять, как писал Курочкин, медалей «За отвагу», а также «За Победу над Германией», «За взятие Берлина» и орден Красного Знамени.

Смерть Вероники Феликсовны в 1980 году была огромной утратой для Валентина Саввича...

С третьей женой Пикуля Антониной Ильиничной мне, к сожалению, не пришлось познакомиться. Очень ценю то, что она многое сделала для Валентина Саввича, для сохранения памяти о нем, в том числе опубликовав несколько хороших книг воспоминаний.

Пикуль явно выделялся из строя советских писателей, работавших на ниве исторических романов, – и сюжетной смелостью, и стилем (над которым очень дружелюбно в одной из своих работ иронизировал Конецкий, вместе с Пикулем учившийся литературному делу после войны). Он не боялся коснуться полузапрещенных тем, по которым было очень мало или почти не было серьезных произведений.

 

Книги Пикуля оказались весьма и весьма востребованными в нашем обществе с его десятками и десятками миллионов людей, жаждавших знать и понимать свою историю. По моим наблюдениям, эта жажда в целом была не удовлетворенной ни историческими романами и повестями, ни научно-популярной литературой, дефицит которых был огромным. Не хватало и серьезных, профессиональных исследований историков по темам, за которые смело, можно даже сказать «лихо», брался Пикуль. При этом Валентин Саввич умел (часто в минимально необходимой мере) соблюдать цензурно-идеологические правила – иначе его просто не издавали бы. Не могу не отметить, что, несмотря на обилие публикаций в годы перестройки и в последующие годы, серьезные работы по отечественной истории у нас все равно в дефиците.

Пикуль дружил с замечательным советским
 писателем Виктором Конецким.
 Фото с сайта www.culture.ru

Еще в одном из своих писем Пикуль так описывал временную паузу в работе над очередным произведением:

Первая книга Пикуля, которую довелось мне прочитать, был его ранний роман «Из тупика». В нем была представлена неизвестная мне до этого история легкого крейсера российского императорского флота «Аскольд» (построенного по итальянскому проекту фирмы «Ансальдо») с главным героем мичманом-шалопаем Женькой Вальрондом, который в конце книги становится командиром дивизиона Красного флота и образцовым мужем.

По моим представлениям, самым серьезным произведением Пикуля является роман «На задворках великой империи» с главным героем обедневшим князем – Рюриковичем – правоведом Сергеем Яковлевичем Мышецким, который стал сначала вице-губернатором, а затем губернатором одной из окраинных губерний России. Этот роман мне всегда импонировал и композицией, и стилем – наверное, более отточенным, менее лихим, чем в некоторых других произведениях Пикуля. Весьма колоритны и убедительны в нем такие персонажи, как главный губернский жандарм, полицмейстер, архиепископ, местный лидер эсеров и др.

Я не раз интересовался у Валентина Саввича, на базе каких мемуаров, документов был написан этот роман. Он упоминал мемуары князя Урусова. Я нашел их в букинистическом магазине в Москве. Но почти не обнаружил в них параллелей с описанием князя Мышецкого.

Навсегда мне запомнился роман Пикуля «Баязет» с его ярко, убедительно выписанными примерами стойкости, мужества, верности долгу российских офицеров, солдат, казаков. Уже в постсоветское время был снят неплохой, по моему мнению, сериал по мотивам «Баязета».

* * *

Пикуль был, безусловно, страстным человеком с глубоким чувством русского, российского патриотизма, человеком, переживающим за судьбу нашей страны, за многие трагические моменты в ее судьбе. При этом его патриотизм отнюдь не был «квасным». Взгляд Пикуля не упускал из виду многие больные проблемы нашей истории. Отвечая на одно из моих писем, в котором я спрашивал его о роли исторического романа, Валентин Саввич писал: «Роль исторической романистики в развитии народа читающего, каковым является наш народ, – колоссальна!!!» Далее Пикуль очень удачно использовал понятие «осмысленного патриотизма»: «Исторический роман обязан воспитывать читателя в духе осмысленного патриотизма, ибо нельзя быть патриотом сегодняшнего дня, не опираясь на богатейшее наследство наших предков. Кажется, об этом Вам уже говорил, а сейчас дополню, что знание прошлого Отечества делает человека богаче духом, тверже характером и умнее разумом. История воспитывает в нем чувство национальной гордости! История требует и уважения к себе, и дедовские могилы, и культура народа всегда зависима от того, насколько народ ценит и знает свое прошлое».

Пикуль сам выделил в этом письме понятие именно «осмысленного патриотизма», формирование которого, и по его и по моему мнению, требует и эмоционального восприятия своей Родины, своего народа, и глубокого осмысления, постоянной работы ума.

У него было свое отношение ко многим важнейшим событиям нашей истории. И на этом мне тоже хочется остановиться. Например, Валентин Саввич был против идеализации Петра Первого. Он говорил, что ему очень не по душе был тот образ Петра, который представил в своем известном романе Алексей Толстой (по-моему, Алексей Толстой, без сомненья, сильный, даровитый писатель). Пикуль считал, что гораздо реалистичнее облик Петра дан в одном из ранних рассказов этого писателя под названием «Один день Петра», который почти не публиковался в советское время (я его нашел только в полном собрании сочинений Алексея Толстого).

Пикуль несколько раз делился со мной замыслом романа «Царь-баба» о сестре Петра царевне Софье и ее фаворите князе Василии Голицыне. Пикуль обращал внимание на то, что Василий Голицын был по меркам своего времени высокообразованным человеком, глубоко понимавшим необходимость реформ в России, которые привели бы к преодолению нараставшего ее отставания от Европы в военной сфере, в промышленности, в развитии науки, в образовании и др. Валентин Саввич хотел в этом романе написать о том, что серьезные реформы в России могли бы быть проведены и без Петра, что они могли бы носить менее насильственный и менее жесткий характер, с меньшими сопутствующими потерями для народа, для нашей национальной культуры, ее самобытности. Валентин Саввич был настроен показать, что Алексей Толстой был неправ, когда в своем знаменитом романе выстраивал логику безальтернативности тому, что сделал в России Петр.

Не знаю, хватило бы у Пикуля материала и душевных сил реализовать этот грандиозный замысел романа о царице Софье и князе Василии Голицыне. Но замысел был, безусловно, очень интересным. 

В своей критике Петра I Валентин Саввич доходил до весьма резких (и совершенно несправедливых) оценок этого действительно выдающегося монарха. Он писал мне:

У Петра не было продуманной заранее
 программы действий, но была явная
 целеустремленность, нацеленность на то,
 чтобы сделать Россию по-настоящему
великой европейской державой. 
Н.Ф. Добровольский. Здесь будет город
заложен. 1880.
 Центральный военно-морской музей

«СМEPTЬ ПЕТРА ПЕРВОГО – как сигнал к повороту России на колею экономического правопорядка, ибо на смену стихийному и бестолковому кипению царя должны были прийти устойчивые критерии стройного развития государственности, и умные «верховники» задумались о том, как наладить жизнь внутри России, исходя из запросов не внешней, а внутренней политики, и поняли, что нельзя же мать-Россию сосать с двух титек сразу да еще третью требовать». Пикуль при этом отмечал, что «самыми строгими критиками правления Петра были... сами же «птенцы гнезда Петрова»!»

Думается, что совершенно несправедливым было обвинение в «стихийном и бестолковом кипении» царя. У Петра не было продуманной заранее программы действий, но была явная целеустремленность, нацеленность на то, чтобы сделать Россию по-настоящему великой европейской державой. Петр последовательно стремился создать современную армию, получить флот, которого у России никогда не было, развивать в России промышленность и торговлю, науку, просвещение. Он проделал во всех этих областях гигантскую, немыслимую работу, но, конечно, с огромными издержками, со многими негативными последствиями для нашей страны и нашего народа. Об этом немало писали видные российские историки в дореволюционное время, включая столь любимого и уважаемого Пикулем Ключевского.

Отрицательное отношение к ряду деяний Петра отразилось в «Слове и деле» Пикуля. Недавно, просматривая мой довольно затрепанный двухтомник этого романа, я нашел немало подтверждений этому.

В одном из писем мне Пикуль сделал примечательные замечания относительно стрельцов и стрелецких бунтов. Он был против того, чтобы стрельцов считали «реакционными и хрестоматийно упрощенными». Валентин Саввич утверждал: «Не против реформ выступали стрельцы – они выступали против гнета того нового, что нес на Русь царь-преобразователь!» Вопрос спорный. Думается, что стрельцы бунтовали в значительной мере потому, что видели в грядущих реформах Петра (особенно в военной сфере) угрозу своему довольно благополучному существованию. Стрелецкое войско не раз демонстрировало свою низкую боеспособность по сравнению с «полками иноземного строя» русской армии, заведенными еще задолго до Петра.

Возвращаясь к оценке Валентином Саввичем Алексея Толстого, следует отметить, что Пикуль его, мягко говоря, недолюбливал, считая, что тот многие исторические произведения писал под воздействием политической конъюнктуры и из желания обеспечения для себя максимально возможного в советских условиях материального благополучия и комфортной жизни. Многое говорит о том, что в значительной мере Валентин Саввич был прав, оценивая этого талантливого российского и советского писателя.

Запомнились мне и «литературные миниатюры» Валентина Саввича «Из старой шкатулки». Они были посвящены памяти бабушки Валентина Саввича – покойной крестьянки Василисы Минаевны Карениной.

Он писал о ней, что она «всю свою долгую жизнь прожила не для себя, а для людей».

Это вполне подходило и к моей бабушке по отцу Прасковье Ефимовне Кокошиной, и к моей бабушке по маме Марии Яковлевне Чудовой. Первая всю жизнь прожила в деревне Плешивица Вилегодского района Архангельской области, а Мария Яковлевна родилась в крестьянской семье под Москвой, но потом, после гибели отца – кочегара фабрики, попала в воспитанницы в бездетную аристократическую семью вместе со своей старшей сестрой Татьяной, ставшей первой женой выдающегося отечественного скульптора Сергея Тимофеевича Коненкова.

На титульном листе этой книги было особо теплое обращение Валентина Саввича: «Дорогой Андрей Афанасьевич, примите от меня с самыми нежными чувствами признательности. Ваш – Вал. Пикуль. 260377. Riga». Особенно в этих миниатюрах мне понравилось «Лейтенант Ильин был» (о главном герое победы русского флота при Чесме) и «Жизнь генерала-рыцаря» (о легендарном генерале-гусаре Якове Петровиче Кульневе.

В одном из писем Валентин Саввич представил мне свою оценку ряда крупнейших исторических событий нашей страны до революции 1917 года. Это письмо, как он сам писал, было, наверное, самым длинным письмом в его жизни. Представляю некоторые из этих оценок.

Он, в частности, выделил войны с Турцией при Екатерине II. Тогда, как писал мне в этом письме Пикуль, «Россия твердою пятой стала в Причерноморье, с неимоверной быстротой осваивая его экономически, а уничтожение зловредного Крымского ханства вырвало из груди России вздох облегчения: многовековая угроза с юга была уничтожена. Русские люди потянулись к Черному морю, южные агрокультуры стали прививаться к русскому столу». Это было действительно исключительно важным достижением в истории нашего государства.

Далее он писал о событиях Отечественной войны 1812 года: «Мощный взрыв народного патриотизма и создание народного ополчения, как во времена Минина и Пожар­ского, что после войны, естественно, привело к гораздо большей активности самого русского народа». Здесь я с ним (очень аккуратно) как-то поспорил, заметив, что значительно более важным было масштабное партизанское движение, нежели ополчение, которое, по оценкам многих и дореволюционных, и послереволюционных отечественных историков, сыграло очень небольшую роль в войне 1812 года по сравнению с регулярной армией и партизанами.

Я был несколько удивлен тем, что в ряду важнейших событий отечественной истории Пикуль поставил РАЗВЕДЕНИЕ КАРТОФЕЛЯ (так было выделено заглавными буквами в его письме). Валентин Саввич писал так: «Этo дело прошло не без скрипа и даже вызвало к жизни «картофельные бунты», но впоследствии дало России незаменимый и дешевейший продукт питания, значение которого мы оцениваем и сегодня». Представляется, что в этом вопросе Пикуль был совершенно прав.

Свое мнение Пикуль высказал мне и о Крымской войне: «КРЫМСКАЯ ВОЙНА – и поражение в ней, когда все стекла были выбиты, все двери распахнуты и по всей Руси весело загу­ляли сквозняки идей нового. Тогда же славянофилы пустили в оборот словечко «оттепель» (не знаю, было ли об этом известно Илье Оренбургу?). Сделав выводы из поражения в этой войне, Россия стала очень быстро укладывать рельсы железных дорог».

Любопытные размышления Пикуль представил мне о причинах действий России во второй половине XIX века в Средней Азии:

«Единогласия в вопросе о том, что заставляло Россию продвигаться в пустыни Средней Азии, до сих пор не сложилось. Очевидно, в Зимнем дворце имели какой-то тайный план, сущность которого до нас не дошла (о нем не знал даже и канцлер Горчаков). До­пустимы три версии: экономические причины – нужда в своем хлопке, который закупали с плантаций США; стратегические – утверждение точных границ за Оренбургом; политические – едино­борство с Англией, которая угрожала с гор Афганистана вдруг хлынуть в цветущие долины Ферганы...»

Здесь нельзя не заметить, что в Афганистане британская армия в тот период дважды потерпела от афганцев сокрушительное поражение.

По-своему, как знаток русского искусства, его истории, Валентин Саввич писал о значении крестьянских реформ императора Александра II:

«КРЕСТЬЯНСКИЕ РЕФОРМЫ – не повторяя известного, скажу, что мужик потянулся в города, усиливая растущий пролетариат, дворянство быстро нищало, зато начал набирать силу лагерь купцов и фабрикантов, и через полвека они, уже рафинированные, появятся на вернисажах с астрами в петлицах фраков, дав рус­ской истории немало загадочных личностей вроде Саввы Морозо­ва, Алексеева (Станиславского), Мамонтова, Бахрушина, Третья­кова, Рябушинского, прочих... Хлудовы, Прохоровы, Абрикосовы и иные, подобные им, в счет не идут!»

Прямо скажу, в 1970-х вопрос о положительной деятельности (в том числе в сфере культуры) российских капиталистов конца XIX – начала ХХ века был запрещенной темой. Но это и не была популярная тема в силу идеологических ограничений со стороны ЦК КПСС, партийного аппарата.

Еще один важный момент в истории России, по мнению Пикуля, – «ВОЙНА ЗА ОСВОБОЖДЕНИЕ БОЛГАРИИ». Валентин Саввич писал в письме: «Она очень интересна тем, что официальная Россия согласилась на эту войну тогда, когда русский народ как бы самовольно уже объявил эту войну, сделав ее для себя войной народной». По его словам, «даже нищие отдавали выручку от милостыни на помощь страдающим братьям-болгарам!» Пикуль далее писал: «Никогда еще Россия не жила такой прочувствованной солидарностью с дру­гим народом, как в эти семидесятые годы. Балканские дела с этого времени из сферы дипломатической перешли как бы в круг домашних интересов – под сень абажуров. А пресловутый «балкан­ский вопрос» всегда был для России самым терзающим...»

Этот вопрос был действительно исключительно важным для России накануне Первой мировой войны, в которую она в значительной мере оказалась втянутой из-за убийства австро-венгерского эрцгерцога Фердинанда в Боснии сербскими террористами. Балканский вопрос был и в фокусе внимания Сталина и Молотова накануне Великой Отечественной войны. Они и в современных условиях – предмет значительного внимания со стороны России.

Увы, отношение Болгарии к России, к Советскому Союзу, к Российской Федерации в последующие десятилетия было во многом разочаровывающим. Вспомним, что Болгария в обеих мировых войнах была на стороне противников Советского Союза (России), а после распада СССР вошла в состав НАТО.

В своем «длинном письме» Пикуль отмечал огромное значение строительства Транссибирской дороги (в чем несомненна заслуга императора Александра III и ряда его соратников). Он писал следующее:

«ВЕЛИКАЯ СИБИРСКАЯ МАГИСТРАЛЬ – подвиг народа-исполина, который за 10 лет (тачкою и лопатой) перепахал всю Сибирь, протянув стальные пути из Европы к Тихому океану, отчего Дальний Восток, страшный и пугающий, стал ближе и роднее русскому сердцу. Вопрос о более плотном заселении наших окраин на ДB актуа­лен и поныне, и пропаганда по этому вопросу в конце ХIХ и на­чале XX веков перекликается с современными призывами и с сегодняшними потребностями».

Не могу не сказать, что вопрос об ускоренном развитии Восточной Сибири и Дальнего Востока архиактуален и в современных условиях.

Еще в письме Валентин Саввич писал вот что:

«К КОМУ ИЗ РУССКИХ И СОВЕТСКИХ ИСТОРИКОВ Я ЧАЩЕ ВСЕГО ОБРАЩАЮСЬ В СВОЕЙ РАБОТЕ? Вопрос поставлен Вами не совсем-то верно. Ведь я обращаюсь прежде всего к тем историкам, труды которых отвечают моим сегодняшним интересам, связанным с темой, над которой я работаю. Люблю я этого историка или ненавижу – все равно я обязан его изучать, если его труд в данный момент необходим для меня.

Замечу, что я регулярно прочитываю нашу историческую периодику и, следовательно, знаком с кругом историков... Люблю давно Щеголева и Модзалевского; из «светил» мне импонирует Ключевский, ибо он в отличие от архивиста-систематика Соло­вьева является живописцем, сочными мазками окрашивая факты былого. Но и Соловьева я ведь тоже люблю! Более того, Герцен и Салтыков-Щедрин являются для меня тоже историчными – я читаю их, как историк историю».

«Из советских историков я берусь напомнить только тех, кто оставил во мне приятное впечатление за последнее время. Это академики В.М. Хвостов и Ф.А. Ротштейн – международники, это академик-медиевист С.Д. Сказкин, поразивший меня глубиной проникновения в тайны разложений русско-австро-германского сою­за. Это старик Н.П. Полетика в его основных трудах. Давно слежу за работами Л.Г. Бескровного, работающего в военной истории. На меня произвел немалое впечатление и К.В. Чистов, писавший о социально-утопических легендах в русском народе. Но всех перечислить невозможно. Для меня ведь историей явля­ется любая история – медицины, черной металлургии, ружейного дела, история развития мебели, ситца и шоколада, зубоврачеб­ного дела и акушерства, – историку многое надо знать...»

Далее Валентин Саввич писал: «Особо хочу остановиться на истории искусств в России! Я тщательно прошел по трудам искусствоведов прошлого – таких как Ровинский, Адарюков, Бенуа, Грабарь, Голлербах, Врангель и Тугенхольд, – все они дали мне многое, ибо история искусства не расторжима с историей русского народа. Из советских искусст­воведов хочу отметить тех, кому я особенно благодарен, – это Алексеева, Лапшина, Чегодаева, Амшинская, Лясковская, Ацаркина и Молева (все они женщины, а мужики в истории искусств работают бездарно и скучно, кроме, пожалуй, А.А. Сидорова)».

Завершил это письмо Валентин Саввич следующим образом: «Вообще получилось нечто вроде исповеди. Никогда не писал таких длинных писем! В конце напомню, что гласила мудрость древних: ИСТОРИЯ СУЩЕСТВУЕТ НЕЗАВИСИМО ОТ ТОГО, ОДОБРЯЕМ МЫ ЕЕ ИЛИ НЕ ОДОБРЯЕМ! Примите и проч. Остаюсь Ваш – Вал Пикуль. 05.11.76. Вероника Феликсовна кланяется. Пишите правильно наш индекс: 226001».

Валентин Саввич и Вероника Феликсовна были настоящими бессребрениками. Они не имели ни дачи, ни машины, ни загранпоездок, ничего не выбивали себе из Союза писателей, как иные собратья-писатели. Основная часть литературного заработка (подчас весьма внушительного), как говорили мне Вероника Феликсовна и Валентин Саввич, шла на пополнение их выдающейся библиотеки, которая занимала большую часть их квартир в Риге – сначала одной поменьше, потом хорошей просторной квартиры ближе к центру. Большую часть лета они жили на снимаемой ими небольшой даче в Булли, на берегу Рижского залива.

13 марта 1977 года я получил письмо от Валентина Саввича: «Если занесет Вас в наши края, будем рады Вас видеть. Где-то в середине мая уедем на дачу (от нашего дома до дачи ТРИ РУБЛЯ на такси – судите сами, как это близко!). На всякий случай сообщаем адрес: 226016, РИГА, поселок Булли (за Болдерайя), улица Дзинтару, 49, Мелнгалвис – для Пикулей. Отличительный признак дачи: громадная вышка радиомачты. Оба кланяемся, желаем всяческих удач. Валентин Пикуль».

Он считал, что писатель должен работать прежде всего в определенной изоляции от внешнего мира. Валентин Саввич писал мне: «…древние писатели Китая, ощущая позыв к работе, брали мешок рису и уходили в безлюдные горы; через год они спускались в долины, имея пустой мешок и законченную книгу, – такая метода представляется мне правильной».

 

Стратегическая стабильность в мировой политике: формулы академика Кокошина

Николай Ефимов, Доктор философских наук

Появление понятия «стратегическая стабильность» связано с развитием диалога между СССР и США по проблемам ограничения ядерных вооружений. В начале 1970-х годов были достигнуты известные советско-американские договоренности по ограничению стратегической противоракетной обороны (ПРО) (1972 и 1974 гг.). Они оформили общие подходы к обеспечению военно-стратегического равновесия между двумя сверхдержавами, хотя в тех двусторонних документах не говорилось о принципах стратегической стабильности. Термин «стратегическая стабильность» был зафиксирован позднее - в Договоре между СССР и США о ликвидации их ракет средней и меньшей дальности (1987 г.) и в Договоре СНВ-1 (1991 г.). А 1 июня 1990 года руководителями СССР и США было подписано специальное Совместное заявление относительно будущих переговоров по ядерным и космическим вооружениям и по дальнейшему укреплению стратегической стабильности. В дальнейшем этот термин прочно вошел в понятийный аппарат политологов и используется в российско-американских документах, официальных документах Российской Федерации.

Осмысление самого феномена стратегической стабильности в научной среде началось в 1970-х годах в нашей стране и за рубежом.

Развитие теории стратегической стабильности является одним из приоритетов в исследовательской деятельности академика А.А.Кокошина. В его понимании стратегическая стабильность - «комплексная, многомерная и многодисциплинарная проблема, требующая постоянного внимания высшего государственного руководства, военного командования, отечественного экспертного сообщества, занимающегося проблемами национальной безопасности, ученых различных областей научного знания»1.

Исследования проблем стратегической стабильности, по убеждению ученого, призваны носить междисциплинарный и системный характер. Эта тема связана и с проблемами военной стратегии и оперативного искусства. С одной стороны, в этой теме значительна доля естественно-научного и инженерно-технического компонентов, с другой - она предмет политологии и политической психологии, которые в нашей стране до сих пор развиты в недостаточной степени. Одной из прорывных работ в этом отношении можно считать комплексный междисциплинарный труд «Космическое оружие: дилемма безопасности», который был опубликован в 1986 году под редакцией А.А.Кокошина и двух известнейших отечественных ученых-физиков с мировым именем - академиков Е.П.Велихова и Р.З.Сагдеева2.

В 1980-х годах на основе теоретических и прикладных разработок по проблемам стратегической стабильности, которые велись советскими учеными, были разработаны концепция и конкретные программы «асимметричного ответа» на «Стратегическую оборонную инициативу» (СОИ) Президента США Р.Рейгана. СОИ предусматривала НИОКР по широкому фронту для создания многоэшелонной системы противоракетной обороны США, в том числе с космическими эшелонами3. Важными элементами концепции и политики этого «асимметричного ответа» были различные системы вооружений, которыми Кокошину пришлось вплотную заниматься на практике в качестве первого заместителя министра обороны. Это межконтинентальные баллистические ракеты «Тополь-М», «Ярс», стратегические подводные лодки нового поколения типа «Борей» и др.

Для исследования проблем стратегической стабильности были разработаны математические модели, в частности «АС-1» и «АС-2», состоявшие из четырех крупных программных модулей4. Эти модели впоследствии были использованы Военно-научным управлением Генштаба Вооруженных сил СССР во главе с генерал-полковником В.В.Коробушиным.

Термин «стратегическая стабильность» включает, по мнению А.А.Кокошина, несколько основных понятий. В широком смысле стратегическая стабильность может рассматриваться как «общая характеристика международной ситуации и взаимоотношений между основными мировыми державами». В военно-стратегическом отношении - это «характеристика стратегических взаимоотношений между основными ядерными державами»5.

«Само понятие стабильности, - указывает он, - подразумевает то, насколько легко вывести рассматриваемый объект (в данном случае «суперсистему» стратегического ядерного взаимодействия) из существующего состояния. Это понятие логически подразумевает прежде всего то, как велика вероятность возникновения ядерной войны при данном соотношении в структуре и составе военных (в первую очередь стратегических) потенциалов сторон»6.

Главный аспект стабильности, как считает ученый, это наличие некоего потенциального барьера, преодоление которого в результате внешних возмущений означало бы переход военно-стратегической «суперсистемы» в новое качественное состояние - от взаимодействий, характерных для мирного времени, к взаимодействию, определяемому принципиально отличной военной логикой - логикой, которая ведет к ядерной войне.

Этот потенциальный барьер формируется группой политико-военных факторов. К числу главных из них он относит соотношение:

- политических и военных целей войны с применением ядерного оружия в различных масштабах и разных вариантах;

- возможностей использования силы для разрешения кризисных ситуаций и существующих материально-технических средств ведения такой войны;

- последствий применения этих средств7.

Надо отметить, что А.А.Кокошин не отождествляет понятия «ядерный конфликт» и «ядерная война». Первое понятие - более широкое. Под ядерным конфликтом ученый понимает «кризисную ситуацию, в которую вовлечены один или несколько обладателей ядерного оружия и в ходе которой напряженность во взаимоотношениях доходит до уровня, когда одна или более сторон начинают использовать ядерное оружие в качестве инструмента политического давления. Высшая фаза ядерного конфликта означает применение ядерного оружия в различных масштабах - от единичных ядерных ударов до массированного использования ядерного оружия»8.

Введение Кокошиным определения ядерного конфликта следует считать важным вкладом в изучение политико-военных проблем международных отношений. Это понятие является важным инструментом политико-военного и военно-стратегического анализа и прогнозирования в условиях значительно снизившейся собственно ядерной угрозы в современных условиях.

Предлагается уровень стратегической стабильности оценивать по наличию или отсутствию стимулов для нанесения первого «обезоруживающего» удара в кризисной ситуации. Если ни одна из сторон «ядерных конфигураций» не в состоянии предотвратить, нанеся неожиданный первый удар, широкомасштабный ответный удар с неприемлемым для себя ущербом, то уровень стратегической стабильности оценивается как достаточно высокий9. Таким образом, по оценке А.А.Кокошина, стратегическая стабильность существует в том случае, если вероятность развязывания глобальной (или региональной) войны сведена к минимуму.

Подчеркивается нетождественность понятий «стабильность» и «равновесие» и убедительно обосновывается важность различий между ними. До 1970-х годов они действительно отражали, по сути, одно и то же состояние соотношения стратегических сил между СССР и США, но с началом массового перехода от моноблочных ракет к носителям с разделяющимися головными частями с индивидуальным наведением эти понятия стали расходиться в своем значении.

Следует исходить из того, что термин «равновесие» отражает, скорее, количественные параметры существующей ядерной «суперсистемы», а понятие «стабильность» дает ей качественную характеристику. При этом равновесие может быть устойчивым или неустойчивым. Кокошин пишет о том, что степень устойчивости равновесия зависит от структуры и состава ядерных сил стран, от систем ПРО, от систем предупреждения о ракетном нападении и ряда других факторов10. К сожалению, во многих работах по данной проблематике между понятиями «стабильность» и «равновесие» такое различие не отмечается. Между тем оно имеет глубокий смысл. Это различие (которое может быть определено и в количественных параметрах, в том числе в наборе характеристик соответствующих систем вооружений) имеет большое прикладное значение для определения структуры и состава российских стратегических ядерных сил (СЯС), для выработки позиций РФ на переговорах по ограничению и сокращению стратегических вооружений.

Важным представляется также исследование такого явления, как «динамический диапазон» в военно-стратегическом равновесии (ряд ученых, в их числе генерал В.З.Дворкин, употребляет в данном случае другой термин - «запас устойчивости»)11. Идея «динамического диапазона» применительно к военно-стратегическому равновесию была изначально высказана отечественным ученым, видным специалистом по ракетно-космической технике А.А.Васильевым.

«Динамический диапазон», по мнению А.А.Кокошина, поддается до определенных пределов количественно-качественной оценке. Этот диапазон может сохраняться и при отсутствии количественного равенства по числу единиц стратегических наступательных вооружений. Условие - сохранение относительно высокого уровня потолков ядерных боезарядов на стратегических носителях. При снижении этого уровня существует вероятность уменьшения «динамического диапазона», хотя его можно сохранить и в этом случае - при принятии мер по совершенствованию структуры и состава стратегических ядерных сил. Фактором поддержания «динамического диапазона» выступает, в частности, способность СЯС стороны, имеющей меньше носителей, преодолевать противоракетную оборону другой стороны.

А.А.Кокошин придерживается точки зрения, согласно которой к концу 1970-х годов размеры и технические характеристики ракетно-ядерного потенциала США и СССР достигли таких значений, когда задача поддержания военно-стратегического равновесия перестала предполагать обязательное поддержание точного симметричного равенства сил сторон по числу носителей боезарядов (их совокупному «мегатоннажу») и по забрасываемому весу. Поэтому у России существует возможность в своем военном строительстве ограничиться такими параметрами стратегических ядерных сил, которые были бы способны выдержать упреждающий удар США и нанести американцам «неприемлемый ущерб» в ответном ударе.

Такой же позиции в начале 1980-х годов придерживался начальник Генерального штаба Вооруженных сил Н.В.Огарков, выступивший против поддержания точного количественного равенства по боезарядам на стратегических носителях и создания систем, аналогичных американским12.

По его оценке, сегодня сохраняется значительная техническая неопределенность в вопросе определения параметров массированного «обезоруживающего» удара первыми и его шансов на успех. И эта повышенная степень неопределенности способствует сохранению стратегической стабильности13. Даже построение сложных математических моделей и привлечение самого современного программного обеспечения не позволяют пока просчитать конечный результат массированного ядерного удара.

В вопросе стратегической стабильности ученый не обошел и такой вопрос, как «неприемлемый ущерб». Кокошин с полным основанием пишет о том, что эта величина не может быть универсальной для всех государств. Действительно, в каждом отдельном случае уровень неприемлемого ущерба определяется политическими, социальными, экономическим, культурными и психологическими факторами, присущими той или иной стране. Параметры «неприемлемого ущерба» могут быть различными даже в восприятии разных высших руководителей одного и того же государства. То есть этот параметр во многом носит политико-психологический характер, и определение «неприемлемого ущерба» является во многом предметом глубокого политологического анализа мышления высших должностных лиц соответствующих государств, включая и государственное руководство, и военное командование.

К числу важнейших составляющих обеспечения стратегической стабильности А.А.Кокошин относит материальную (техническую) основу ядерного и неядерного сдерживания. Стратегическая стабильность, отмечает он, подразумевает уверенность обеих сторон в технической надежности их потенциалов сдерживания.

Среди технических компонентов системы стратегической стабильности важную роль, наряду с собственно ударными средствами, играют системы предупреждения о ракетном нападении и контроля космического пространства, а также системы боевого управления стратегическими ядерными силами. Усиление уязвимости этих систем - прямая угроза стратегической стабильности. Во многих своих работах Кокошин обращает особое внимание на роль этих систем и средств - в отличие от тех авторов, которые сосредоточивают свое внимание лишь на средствах поражения - ядерных боезарядах и средствах их доставки.

По мнению ученого, оправданным является разделение контуров системы предупреждения о ракетном нападении и системы боевого управления СЯС. Их совмещение опасно с точки зрения возникновения «войны по ошибке». Интеграция этих контуров сократила бы время на принятие решения об ответно-встречном ударе, но фактически исключила бы из контура системы принятия решения высшее государственное руководство.

Среди важнейших условий стратегической стабильности называется обеспечение таких политических и политико-военных условий, когда у всех сторон отсутствуют стимулы для применения ядерного оружия первыми. В современных международно-политических условиях, по его оценке, такие стимулы «вроде бы практически отсутствуют», но они могут гипотетически появиться при перерастании возникшей кризисной ситуации в ядерный конфликт14.

Поэтому стратегическая стабильность, по формуле Кокошина, - это «состояние, которое обеспечивается запасами устойчивости, позволяющими компенсировать влияние внешних и внутренних возмущающих факторов»15. В числе таких «возмущающих факторов», указывает ученый, - научно-технические прорывы в других странах, девальвирующие важность отдельных систем нашего вооружения; собственные провалы и просчеты в военно-технической сфере.

А.А.Кокошин в своих работах аргументированно обосновал неизбежность сохранения феномена взаимного ядерного сдерживания на нынешнем этапе развития системы мировой политики. Критики курса на поддержание стратегической стабильности на основе взаимного ядерного сдерживания, отмечает ученый, утверждают, что он означает конфронтационный подход, тормозящий развитие политических отношений с США. Это в некоторой мере действительно так, но сегодня, по его мнению, отсутствует иная научно обоснованная «формула» стратегической стабильности.

Вместе с тем А.А.Кокошин признает известную слабость традиционной «формулы» стратегической стабильности, которая проявляется в том, что на основе «диадных» (РФ - США) принципов обеспечения стратегической стабильности сложно привлечь третьи ядерные страны к процессу ограничения и сокращения ядерных вооружений16.

В работах А.А.Кокошина описаны основные условия обеспечения стратегической стабильности в ядерной сфере. Внимания заслуживает предложенный им подход к оценке критериев и параметров ее обеспечения в условиях возрастания вероятности расширения «ядерного клуба», совершенствования противоракетной обороны, развития средств противолодочной борьбы и самих ядерных вооружений, существования опасности дальнейшей милитаризации космоса (с выводом на околоземные орбиты ударных средств, которые до настоящего времени там отсутствуют).

Большое внимание уделяется анализу условий и критериев обеспечения стратегической стабильности и в области сил общего назначения17. Еще в 1980-х годах в партнерстве с крупным советским военным теоретиком генералом В.В.Ларионовым он разрабатывал концепцию «контрнаступательной обороны», которая по ряду позиций не утратила своей актуальности и сейчас. В работе в этой области ученый опирался на теоретические разработки таких видных отечественных военных теоретиков, как А.А.Свечин, А.А.Незнамов, А.И.Верховский. Кокошин подробно проанализирует разработки, идеи этих авторов в своем труде «Армия и политика. Советская военно-политическая и военно-стратегическая мысль. 1918-1991 гг.». Работам А.А.Свечина, которого называют «Клаузевиц ХХ века», Кокошин посвятил несколько специальных работ18. Наиболее подробно свечинская тема раскрыта в монографии, увидевшей свет в 2013 году19.

Заслуживающим внимания представляется исследование А.А.Кокошиным совместно с генералом В.В.Ларионовым соотношения наступления и обороны в современной войне, а также роли уменьшения наступательных возможностей сил общего назначения (на взаимной основе) как средства укрепления стратегической стабильности.

Были предложены четыре варианта (модели) взаимодействия противоборствующих сторон на уровне сил общего назначения со сравнительным анализом уровня стабильности для состояний, описываемых каждой из этих моделей. С весьма небольшими модификациями выводы этих исследований применимы, считает А.А.Кокошин, - и с его мнением можно согласиться - и сегодня путем использования данных четырех моделей как аналитического инструмента20.

Кокошин в своих трудах отмечает, что в современных условиях вследствие революции в военном деле параметры оценки условий обеспечения стратегической стабильности в сфере сил общего назначения стали значительно более сложными, многомерными. «Прорывные достижения в информационных технологиях, - пишет ученый, - дали возможность обнаруживать противника и избирательно уничтожать его высокоточным оружием с неядерными боеприпасами (в том числе повышенной мощности). При этом боевые платформы - корабли и самолеты - могут находиться за сотни и даже тысячи километров от «поля боя»21.

Таким образом, развитие некоторых видов обычных вооружений может иметь не менее дестабилизирующее значение, чем ядерных вооружений и средств ПРО. Развитие высокоточного дальнобойного оружия усиливает уязвимость различных компонентов СЯС. Обычные боеприпасы по своим возможностям нанесения ущерба противнику сегодня практически сравнялись с ядерными боезарядами малой мощности, значительно повысилась точность наведения их носителей.

Оправданным представляется также вывод ученого о возрастании роли неядерного (предъядерного) сдерживания, в основе которого высокоточные дальнобойные вооружения в обычном оснащении. Этот вид сдерживания призван дополнять традиционную систему ядерного сдерживания, способствуя сохранению стратегической стабильности. Важность способности к применению такого оружия в кризисной ситуации видится А.А.Кокошиным в политическом аспекте: это акт «последнего предупреждения» перед избирательным использованием ядерных боезарядов малой мощности. По его мнению, целями для таких ударов должны избираться в системах обеспечения национальной безопасности противника сравнительно удаленные от густонаселенных районов объекты высокой стоимости - наземные центры радиоэлектронной разведки, корабли аналогичного назначения, узлы связи и т. п. Ученый допускает возможным на последующих, более высоких стадиях эскалации (в рамках предъядерной стадии) наносить удары и по подобного рода объектам гражданского назначения. Это объекты инфраструктуры  вне городских агломераций, что позволяет минимизировать потери среди мирного населения22.

Обоснованно подчеркивается, что для уверенного неядерного сдерживания необходимо иметь высокоэффективную систему разведки и целеуказания.

Академик А.А.Кокошин выделяет комплекс угроз стратегической стабильности, которые дают о себе знать в XXI веке.

Во-первых, глобальная стратегическая стабильность стала в большей степени зависеть от нарушения региональной стабильности с учетом перспектив возможной эскалации региональных кризисных ситуаций с применением ядерных боезарядов (Индия - Пакистан, Израиль - Иран, КНДР - Республика Корея).

Несколько десятилетий стратегическая стабильность зависела в основном от «диадных» отношений между США и СССР. Но сегодня биполярная модель структуры мировой политики не отражает реалий XXI века. Многополюсная модель мира, по оценке ученого, стала складываться еще до распада СССР по мере формирования региональных центров силы в Азии. КНР, обладающая с 1960-х годов ядерным оружием, выходит на позиции второй в мире сверхдержавы; обрели ракетно-ядерное оружие Индия и Пакистан. Вследствие этого возникла региональная ядерная конфигурация: треугольник КНР - Индия - Пакистан.

В сфере стратегической стабильности особого внимания, судя по работам А.А.Кокошина, требует «китайский фактор». В отличие от стратегических наступательных вооружений США и России СЯС Китая, обладающие разветвленной тоннельной сетью, недостаточно транспарентны. К тому же, если американо-английская, французская и российская школы «ядерной мысли» построены на одном интеллектуальном фундаменте - европейском рационализме, китайское стратегическое мышление основано на другой социокультурной базе23.

Кокошиным исследована и весьма специфическая система китайского стратегического управления (руководства) в области обороны, главным элементом которой является Центральный военный совет КНР, возглавляемый Председателем КНР - Генеральным секретарем ЦК КПК24.

Вследствие своей усиливающейся роли в мировой политике Китай постепенно выходит из тени сохраняющегося «центрального ядерного баланса» (США - Россия). В случае сохранения тенденции на сокращение стратегических наступательных вооружений США и РФ неизбежно возникнет треугольник США - РФ - КНР, который потребует выработки новых параметров глобальной стратегической стабильности.

Во-вторых, ученый указывает на опасность распространения ядерного оружия25. Сегодня нет уверенности в том, что, если даже Россия и США пойдут на значительные сокращения своих стратегических ядерных арсеналов, это воздействует на другие страны в плане их отказа от собственного ядерного оружия или планов его приобретения.

Нельзя исключить, считает он, что перед лицом развития ракетно-ядерных средств в КНДР ядерное оружие приобретет Япония и на Дальнем Востоке возникнет сложная многоугольная ядерная конфигурация: КНДР - Япония - США - КНР - Россия. В случае же создания ядерного оружия в Иране появится своего рода «шестиугольник» (КНР - Индия - Пакистан - Россия - Израиль - Иран) - межрегиональная (субглобальная) конфигурация. Вслед за Ираном ядерным государством может стать Саудовская Аравия, имеющая прочные связи с Пакистаном.

В связи с этим можно признать новаторским вывод А.А.Кокошина о необходимости рассмотрения стратегической стабильности в пяти- и шестиугольной ядерных конфигурациях26.

«Единственный на сегодня просматривающийся путь изучения проблем обеспечения стратегической стабильности в многоугольных «ядерных конфигурациях», - пишет ученый, - это последовательное рассмотрение «диадных» взаимоотношений с анализом того, как они воспринимаются другими ядерными акторами «шестиугольника» (или «семиугольника»). Следующий шаг - переход к рассмотрению взаимоотношений в рамках «треугольника» с последующим переходом к «четырехугольнику» и т. д.»27.

А.А.Кокошин выделяет три основных мотива принятия решения на обретение собственного ядерного оружия тем или иным государством:

- статусные соображения;

- стремление компенсировать военно-политическую неопределенность (неверие в надежность своих союзников и их готовность рисковать собственной безопасностью ради союзника, не имеющего ядерного оружия);

- попытка уравновесить большой дисбаланс в силах общего назначения.

В-третьих, к числу угроз стратегической стабильности ученый относит деятельность международных экстремистских организаций, использующих террористические методы. Они проявляют растущий интерес к оружию массового уничтожения.
«В «ядерную подсистему» мировой политики, пока виртуально, но уже ощутимо для практической политики, вторгся совершенно другой тип акторов мирополитической системы, радикально отличающихся от государств-наций, пока еще обладающих монополией на ядерное оружие», - отмечает А.А.Кокошин
28. Речь идет не только о ядерном, но биологическом (бактериологическом) и химическом оружии, которое может быть использовано в актах мегатеррора. Традиционное сдерживание посредством устрашения, констатирует он, малоэффективно применительно к негосударственным экстремистским организациям, особенно сетевого типа.

Реальна угроза попыток экстремистских организаций создать радиологическое оружие - так называемую «грязную бомбу», предназначенную для распыления радиоактивных материалов без ядерного взрыва. Интересы сохранения стратегической стабильности требуют поэтому надежного международного контроля за распространением расщепляющихся материалов.

В-четвертых, среди угроз стратегической стабильности А.А.Кокошин особо выделяет развитие Соединенными Штатами Америки системы противоракетной обороны. В его работах вопросы, касающиеся воздействия фактора ПРО на стратегическую стабильность, рассматриваются очень обстоятельно, в том числе и в историческом аспекте, с привлечением значительного массива ранее закрытой военно-технической информации29.

Ученый аргументированно доказывает, что США не учитывают дестабилизирующую роль стратегической ПРО в современной мирополитической системе. Это привело к тому, что республиканская администрация США в 2002 году вышла в одностороннем порядке из бессрочного советско-американского Договора по ПРО 1972 года. По оценке А.А.Кокошина, тем самым был нанесен «сильнейший, возможно уже непоправимый, удар по глобальной и «диадной» стратстабильности»30.

Договор по ПРО накладывал серьезные ограничения на развертывание в космосе ударных систем, которые могли бы быть использованы не только в интересах противоракетной обороны, но и для решения противоспутниковых задач. На сегодняшний день нет договорно-правовых ограничений для вывода на космические орбиты ударных средств (за исключением ядерного оружия), что отрицательно влияет на стратегическую стабильность.

Академик А.А.Кокошин обращает внимание на потенциальную угрозу стратегической стабильности за счет принятия на вооружение в тех или иных странах противоспутникового оружия. Он пишет о том, что набор потенциальных противоспутниковых средств имеется у ряда стран уже на протяжении нескольких десятилетий, а технологии для их создания существовали еще с конца 1950-х годов. В таких системах могут использоваться как кинетические средства поражения, так и оружие направленной передачи энергии (лазеры, ускорители частиц), различные средства радиоэлектронной борьбы...31

Подводя итог, следует сказать, что одна из характерных особенностей научных работ академика А.А.Кокошина - четко выраженная прикладная направленность теоретических исследований, что позволяет вырабатывать научно обоснованные суждения на тему совершенствования структуры и состава российских стратегических ядерных сил, по укреплению их боевой устойчивости.

Еще более важно, что его исследования на протяжении последних 40 лет сыграли важную роль в разработке политико-военных концептуальных основ функционирования и развития отечественного «ядерного щита», в том числе теории стратегической стабильности. 

 

1Кокошин А.А. Проблемы обеспечения стратегической стабильности: Теоретические и прикладные вопросы. Изд. 2-е, переработанное и существенно дополненное. М.: Едиториал УРСС, 2011. С. 18.

 2Космическое оружие: дилемма безопасности / Велихов Е.П., Кокошин А.А., Сагдеев Р.З. М.: Мир, 1986.

 3См.: Кокошин А.А. «Асимметричный ответ» v.s. «Стратегической оборонной инициативы» // Международная жизнь. 2007. №7-8. С. 29-42; Кокошин А.А. Формирование политики «асимметричного ответа» на СОИ. Опыт междисциплинарного взаимодействия. СПб.: Изд. СПбГУП, 2008.

 4См.: Кокошин А.А., Сагдеев Р.З. Стратегическая стабильность в условиях радикальных сокращений ядерных вооружений (краткий отчет об исследовании). М.: Наука, 1989. С. 55-57.

 5Кокошин А.А. Политология и социология военной стратегии. М.: КомКнига, 2005. С. 377.

 6Кокошин А.А. Проблемы... С. 51.

 7Там же. С. 52.

 8Там же. С. 166.

 9См.: Кокошин А.А. Политология... С. 377-378.

10См.: Кокошин А.А. Проблемы... С. 52.

11См.: Кокошин А.А. В поисках выхода. Военно-политические аспекты международной безопасности. М.: ИМО, 1989. С. 72-129; Кокошин А.А. Политология... С. 300-301.

12См.: Кокошин А.А. Проблемы... С. 167-168.

13Там же. С. 55.

14Там же. С. 58.

15Там же. С. 60.

16Там же. С. 157.

17См.: Кокошин А., Ларионов В. Курская битва в свете современной оборонительной доктрины // Мировая экономика и международные отношения. 1987. №6; Кокошин А., Ларионов В. Противостояние сил общего назначения в контексте стратегической стабильности // Мировая экономика и международные отношения. 1988. №3. С. 23-30; Кокошин А.А. К вопросу о внезапности // Военная мысль. 1989. №1. С. 63-68; Кокошин А.А., Ларионов В.В. Предотвращение войны: Доктрины, концепции, перспективы. М.: Прогресс, 1990. С. 52-72, 107-171.

18См.: Кокошин А.А. Свечин о войне и политике // Международная жизнь. 1988. №10.
С. 133-142; Кокошин А.А., Лобов В.Н. Предвидение. Генерал Свечин об эволюции военного искусства // Знамя. 1990. №2. С. 170-182; Кокошин А.А. Введение к изучению творчества и жизни выдающегося отечественного военного деятеля Александра Андреевича Свечина. М.: ЛЕНАНД, 2010.

19См.: Кокошин А.А. Выдающийся отечественный военный теоретик и военачальник Александр Андреевич Свечин. О его жизни, идеях, трудах и наследии настоящего и будущего. М.: Изд. Московского университета, 2013.

20См.: Кокошин А.А. Ядерные конфликты в XXI веке (типы, формы, возможные участники). М.: Медиа-Пресс, 2003. С. 131-135.

21Кокошин А.А. Проблемы... С. 102.

22Там же. С. 154-155.; Кокошин А.А. О системе неядерного (предъядерного) сдерживания в оборонной политике России. М.: Изд. Московского университета, 2012. С. 20-21.

23См.: Кокошин А.А. Проблемы… С. 170-171.

24См.: Кокошин А.А. Стратегическое управление: теория, исторический опыт, сравнительный анализ, задачи для России. М.: РОССПЭН, 2003. С. 279-292.

25См.: Кокошин А.А. Проблемы... С. 24, 35.

26См.: Кокошин А.А. Ядерные конфликты… С. 65; Кокошин А.А. Политология... С. 350-351.

27Кокошин А.А. Проблемы... С. 108.

28Там же. С. 22.

29Там же.

30Там же. С. 118.

31Там же. С. 49-50.

 

Журнал "Международная жизнь", № 5. 2014.

https://interaffairs.ru/jauthor/material/1072

 

Прогнозы А.А. Кокошина 2003 года относительно роста военной мощи КНР

 

В 2003 г. А.А. Кокошин обнародовал ряд прогнозных оценок, касающихся развития военной мощи КНР. В них, в том числе, отмечалось, что высокие темпы роста экономики КНР позволят Китаю «наращивать военную мощь, соответствующую росту его экономического и политического влияния в мире, включая стратегическую ядерную мощь и в силу этого в ближайшие 10-15 лет КНР может превратиться в значительно более влиятельную в военно-политическом отношении силу, чем она является в настоящее время... Способностью ... проецировать свою военную мощь в глобальном масштабе Китай будет обладать, скорее всего, не ранее чем через 40-50 лет».

Кокошиным обращалось внимание и на потребность КНР в обозримой перспективе в реформе системы стратегического управления (руководства): «Военная  сила при этом может превратиться в значительно более важный компонент китайской внешней политики, что, возможно, потребует и перестройки системы стратегического управления КНР, которая действует в этой стране без значительных изменений уже несколько десятилетий». В прогностических оценках данного автора также говорится следующее: «Не следует исключать того, что уже в этом десятилетии в результате решений высшего государственного руководства КНР в составе ВМС КНР появятся собственные атомные подводные ракетоносцы с баллистическими ракетами с ядерными боеприпасами». Отмечался значительный рост в обозримой перспективе возможностей ВМС НОАК по отношению к ВМС США, но не в плане того, чтобы полностью нейтрализовать господство Соединены Штатов в Мировом океане. «Это будет флот, прежде всего, для действий на различных акваториях Тихого океана. Он не сможет «бросить вызов» военно-морскому господству США в Мировом океане, но будет способен радикально изменить оперативно-стратегическую и военно-политическую обстановку в отдельных, наиболее важных с точки зрения интересов КНР (китайской «выгоды», говоря языком Сунь Цзы) районах Азиатско-Тихоокеанского региона. Это опять же относится ко всей зоне вокруг Тайваня, включая дальнюю морскую зону, — на дистанциях, на которых корабли и самолеты базовой авиации ВМС КНР могли бы встречать авианосные ударные группы «других государств».

Относительно ВМС НОАК Кокошин также писал: «С высокой степенью вероятности можно ожидать после 2010 г. (если позволит экономическая ситуация) становления КНР как крупной морской державы, что не имело места в истории Китая на протяжении нескольких сот лет».

Кокошин также отмечал: «...Использование военной силы со стороны КНР можно ожидать в той или иной прямой или косвенной форме (не обязательно в виде прямого развязывания боевых действий) не только применительно к Тайваню, но и в отношении островов Дяоюйдао-Сэнкаку (спорная территория с Японией) и Спратли (спорная территория с Вьетнамом и рядом других стран), а также в отношении ряда других территорий».

 

См.: Кокошин А.А. Стратегическое управление (теория, исторический опыт, сравнительный анализ, задачи для России). М.: РОССПЭН, 2003.

 

Стратегическое сдерживание в политике нацбезопасности РФ

Андрей Кокошин, Виктор Есин, Александр Шляхтуров

 

Об авторах: Андрей Афанасьевич Кокошин – заместитель научного руководителя НИУ ВШЭ, бывший секретарь Совета безопасности РФ Виктор Иванович Есин – профессор-исследователь НИУ ВШЭ, генерал-полковник в отставке, бывший начальник Главного штаба РВСН – первый заместитель Главкома РВСН Александр Васильевич Шляхтуров – профессор-исследователь НИУ ВШЭ, генерал-полковник в отставке, бывший начальник Главного разведывательного управления Генерального штаба – заместитель начальника ГШ ВС РФ

 

Ядром убедительного стратегического сдерживания в политике национальной безопасности России была и остается демонстрация способности при любых, самых неблагоприятных условиях осуществить ответный удар возмездия с катастрофическими последствиями для агрессора. Фундамент сдерживания – его материальная составляющая.

Меры сдерживания в этой сфере должны в первую очередь воздействовать на умы и на чувства другой стороны (которая при этом и в рациональном, и в эмоциональном отношении может значительно отличаться от нашей стороны).

К тому же постоянно следует иметь в виду, что объект политико-военно-психологического воздействия (применительно, например, к Соединенным Штатам) во многом имеет многокомпонентный характер при всей особой роли президента США – Верховного главнокомандующего.

При разработке проблем стратегического сдерживания необходимо рассматривать всю сложную совокупность факторов, определяющих его эффективность, – не только военно-стратегических и военно-технических, но и политических (политико-психологических), экономических, информационных и пр.

Политико-военному сдерживанию может сопутствовать и угроза применения других жестких политических и экономических мер в отношении «оппонента» еще до порога применения вооруженных сил.

Политико-военное стратегическое сдерживание – это прежде всего угроза той или иной дозы возмездия за разного рода действия, угрожающие жизненно важным интересам нашей страны, направленная на недопущение таких действий. Эта угроза предусматривает тот или иной масштаб применения военной силы.

Многие и теоретики, и практики сдерживания обоснованно отмечали и отмечают, что для эффективного сдерживания угроза должна выглядеть правдоподобной. При этом убедительность такой угрозы находится в зависимости от рисков и издержек, которые могут присутствовать у сдерживающей стороны при демонстрации такой угрозы.

Сдерживание осуществляется в условиях активного противоборства в информационной сфере, в том числе в СМИ и в блогосфере, в котором участвует большое число государственных и негосударственных акторов, полностью неподконтрольных главным сторонам конфликта. Это противоборство может способствовать нагнетанию эмоциональности обстановки (и снижению степени рациональности в ее оценке), созданию самых неблагоприятных условий для деэскалации конфликта, для выхода из кризисной ситуации. И это не может не сказаться на восприятии происходящего у лиц, принимающих важнейшие решения.

Стратегическое политико-военное сдерживание должно носить конкретно адресный характер в отношении каждого субъекта мировой политики. Необходимо детальное изучение различных характеристик объекта сдерживания, знание его менталитета, механизма принятия им политических и политико-военных решений, понимания его стратегической культуры.

Сдерживание и стратегическая стабильность

Осуществление Россией сдерживания посредством прежде всего демонстрации реальной угрозы возмездия, способности к осуществлению такого возмездия является одним из важнейших факторов (если не самым важным) предотвращения агрессии в отношении нашей страны, а также оказания на РФ политико-силового давления. Надежное и убедительное сдерживание со стороны России – это краеугольный камень современной стратегической стабильности.

Как отмечается в Стратегии национальной безопасности Российской Федерации, утвержденной президентом России Владимиром Путиным 2 июля 2021 года, поддержание стратегической стабильности относится к национальным интересам нашей страны (п. 25, пп. 8) и является одним из «стратегических национальных приоритетов РФ» (п. 26, пп. 8).

Одна из основополагающих проблем стратегической стабильности – недопущение перехода противостояния к наиболее угрожающей ситуации, к ситуации потери управляемости обстановки (в том числе обеими сторонами).

Особо важной задачей представляется предотвращение ядерных конфликтов. При этом под ядерными конфликтами можно подразумевать кризисные ситуации, в которые вовлечены один или несколько обладателей ядерного оружия и в ходе которых эскалация доходит до уровня, когда одна или более сторон начинают рассматривать практическую возможность применения ядерного оружия.

На «лестнице эскалации» (представленной в недавней отечественной разработке – см.: Кокошин А.А., Балуевский Ю.Н., Есин В.И., Шляхтуров А.В. Вопросы эскалации и деэскалации кризисных ситуаций, вооруженных конфликтов и войн. М., 2021, с. 35, 36) ядерный конфликт занимает 12-ю ступень – разумеется, ниже ступеней, предусматривающих уже реальное применение ядерного оружия.

Обеспечение стратегической стабильности – это многосторонний динамический процесс (циклы «действия – контрдействия»), предмет серьезнейших междисциплинарных исследований. При этом стратегическая стабильность обеспечивается наличием взаимного понимания и общего интереса в том, чтобы избежать катастрофических по своим последствиям кризисных ситуаций и войн.

Стратегическая стабильность и сокращение вооружений

Весьма значимыми в обеспечении стратегической стабильности являются меры по ограничению и сокращению вооружений (с соответствующими процедурами проверки и мерами транспарентности, которые неотделимы от собственно соглашения по ограничению и сокращению вооружений), а также меры по ограничению и предотвращению опасной военной деятельности. Начальником Генштаба ВС РФ генералом армии Валерием Герасимовым неоднократно отмечалось, что требуется совершенствовать механизмы предотвращения опасной военной деятельности РФ – НАТО.

Немаловажную роль в обеспечении стратегической стабильности (прежде всего кризисной устойчивости) сыграло скоротечное продление Россией и США на пятилетний срок действия Договора СНВ-3 в январе 2021 года, сразу же после прихода к власти администрации Джозефа Байдена. Отметим, что администрация Дональда Трампа фактически вела дело к тому, чтобы сорвать продление этого весьма важного соглашения.

Отечественные специалисты А.Е. Стерлин, А.А. Протасов, С.В. Крейдин обоснованно отмечают, что «классический рецепт обеспечения кризисной устойчивости или в широком смысле – стратегической стабильности – это взаимная опора стратегических игроков на эффективный базис ответных действий. Именно к этой форме взаимного сдерживания исторически пришли крупные ядерные полюсы в лице США и нашего государства».

При этом, как справедливо пишут авторы, «ситуация кризисного противостояния с опорой хотя бы одной из сторон только на стратегию упреждающих действий выглядит как неустойчивая или, как еще говорят, кризисно нестабильная» (см.: Современные трансформации концепции и силовых инструментов стратегического сдерживания // Военная мысль, № 8, август 2019, с. 7–12).

Фактор взаимного гарантированного уничтожения

Современная стратегическая стабильность, как и десятилетия назад, основана на осознании того, что в конце 1960-х годов было названо «взаимным гарантированным уничтожением» (ВГУ). Несмотря на значительное сокращение ядерных арсеналов (по сравнению с началом 1990-х годов) в РФ, США, Великобритании и Франции сохраняется огромная, принципиальная значимость ядерного оружия, обладающего целым комплексом поражающих факторов, применение которого в значительных масштабах чревато и катастрофическими вторичными и третичными последствиями, в том числе медико-биологическими и климатическими. Ядерное оружие играет и существенную политико-военную и статусную роль.

Нельзя не отметить, что наличие на протяжении десятилетий ситуации ВГУ не блокировало целого ряда направлений гонки вооружений; во взаимоотношениях между СССР и США, РФ и США сохранялась значительная степень подозрительности. Осознание ситуации ВГУ не смогло воспрепятствовать оснащению Соединенными Штатами своих МБР и БРПЛ разделяющимися головными частями. За США с очень небольшим временным разрывом последовал Советский Союз. В современных условиях, по многим оценкам, наблюдается рост числа боезарядов на стратегических средствах доставки КНР. Потенциально вслед за Китаем можно ожидать таких действий и со стороны Индии.

Ряд отечественных и зарубежных исследователей небезосновательно отмечают психологическую дискомфортность состояния ВГУ. Как и то, что страх быть уничтоженным не всегда может срабатывать.

В некоторых американских разработках говорится о том, что в условиях той или иной кризисной ситуации политический престиж может перевесить страх потенциального взаимного уничтожения, и это может привести к наиболее опасным действиям, вплоть до необратимых поступков.

О войне без победителей

Немаловажное значение для обеспечения стратегической стабильности имеет Совместное заявление президентов России и США по стратегической стабильности, принятое 16 июня 2021 года. В этом заявлении говорится: «Сегодня мы подтверждаем приверженность принципу, согласно которому в ядерной войне не может быть победителей и она никогда не должна быть развязана».

Возобновился комплексный двусторонний диалог РФ и США по стратегической стабильности. Следует прилагать максимум усилий, чтобы он принес свои плоды. Позитивным фактом следует считать и возобновление контактов между начальником Генерального штаба ВС РФ Валерием Герасимовым и председателем американского Комитета начальников штабов генералом Марком Милли, важная встреча которых состоялась 22 сентября 2021 года в Хельсинки.

Заместитель министра иностранных дел России Сергей Рябков следующим образом оценил Совместное заявление президентов РФ и США по стратегической стабильности: «Подтверждение формулы о том, что в ядерной войне не может быть победителей и она не должна быть развязана, – это существенное достижение».

Президент США Трамп в период своего пребывания у власти фактически отказывался принимать подобное заявление. В доктринальном плане при Трампе был понижен порог применения Соединенными Штатами ядерного оружия. Его администрация продемонстрировала больший упор на роль ядерного оружия в военной политике, чем предыдущие администрации (Билла Клинтона, Джорджа Буша-младшего, Барака Обамы). Обвиняя при этом, разумеется, Россию и Китай в действиях, направленных на усиление роли ядерного фактора.

Именно при Трампе США в 2020 году провели командно-штабное учение, в котором предусматривалось применение «маломощных» ядерных боеприпасов – в ответ на надуманный гипотетический ограниченный ядерный удар со стороны РФ. К тому же Трамп вышел из Договора о РСМД от 1987 года и из Договора по открытому небу от 1992 года, нанеся тем самым серьезный ущерб стратегической стабильности.

Ядерное и неядерное сдерживание

В «Военной доктрине Российской Федерации», утвержденной решением президента России Владимира Путина 25 декабря 2014 года, предусмотрено стратегическое ядерное и неядерное сдерживание.

Ядерное сдерживание в политике России обеспечивается стратегическими ядерными силами (СЯС) и нестратегическим ядерным оружием (НСЯО). Значение последнего в политике национальной безопасности России нельзя преуменьшать, в том числе в условиях огромной асимметрии в силах общего назначения и военно-экономических и научно-технических потенциалов РФ и НАТО.

Российские СЯС в последние годы претерпели массовое обновление, в том числе со значительным наращиванием их возможностей по преодолению любой перспективной системы ПРО США, с повышением их боевой устойчивости в условиях потенциально самой неблагоприятной обстановки.

Крупные результаты достигнуты в РФ в развитии системы предупреждения о ракетном нападении (СПРН) и системы контроля космического пространства (СККП), являющихся также исключительно важными компонентами средств обеспечения стратегического сдерживания и стратегической стабильности. СККП также способствует повышению скрытности действия отечественных СЯС, тому, что они могут быть своевременно выведены из-под удара баллистических и крылатых ракет противника.

Развивается и система противоракетной обороны вокруг города Москвы. Эта система, в частности, решает задачи прикрытия пунктов управления государством и вооруженными силами от одиночных и групповых ударов баллистических ракет противника. А также задачу исключения необходимости немедленных ответных действий отечественных СЯС (тем самым предотвращая непроизвольную эскалацию ядерного конфликта). Она увеличивает для верховного главного командования время для принятия решения на ответные (ответно-встречные) действия СЯС путем поражения первых десятков боевых блоков стратегических баллистических ракет при массированном ударе противника (см.: Системы ракетно-космической обороны. В 4 томах. Том I. Ракетно-космические вооружения. Создание и развитие систем ракетно-космической обороны / Под ред. О.Ю. Аксенова. М., 2020, с. 45–47).

Быстрыми темпами развиваются в России и неядерные средства стратегического сдерживания в виде высокоточного оружия большой дальности в обычном оснащении различных видов базирования. Можно считать, что серьезным вкладом в политику неядерного сдерживания РФ является осуществленное в последние годы усиление группировок российских сил общего назначения на соответствующих направлениях. В том числе на западном направлении, где нам приходится противостоять силам НАТО. В значительной мере это относится к российским Сухопутным войскам, к их роли в доядерной фазе развития военных конфликтов (см.: Салюков О.Л., Шигин А.В. Место и роль Сухопутных войск в стратегическом сдерживании // Военная мысль, № 4, 2021, с. 20–28).

Парадокс сдерживания

Сдерживание обеспечивается демонстрацией угрозы применения в тех или иных вариантах военной силы, в том числе ядерного оружия. Сдерживание, с одной стороны, призвано предотвратить войну, эскалацию конфликтной (кризисной) ситуации, эскалационное доминирование противостоящей стороны, с другой – продемонстрировать реальность того или иного варианта применения военной силы. В этом заключается парадокс сдерживания.

Очевидно, что более убедительной выглядит угроза применения неядерных средств стратегического сдерживания. Однако и здесь имеются свои пределы, связанные прежде всего с катастрофичностью последствий поражения атомных электростанций и высокотоксичных химических производств. (Ведение боевых действий с поражением крупных объектов химических производств, атомных электростанций с масштабным химическим и радиационным поражением, чреватое гибелью множества людей, можно разместить на 11-й ступени «лестницы эскалации».)

Значительно более сложным и дискуссионным является вопрос об угрозе применения НСЯО в адрес государства, обладающего ядерным оружием, что тесно связано в том числе с проблемой «ограниченной ядерной войны».

Многие отечественные и зарубежные эксперты вполне обоснованно отмечают исключительно высокую степень неопределенности относительно того, что может последовать даже за единичным применением НСЯО. «По нашему убеждению, готовность ограниченно применить ядерное оружие является сильным побудительным мотивом для сдерживания обычной региональной или мировой войны», – пишут С.А. Пономарев, В.В. Поддубный и В.И. Полегаев. Но тут же эти авторы делают очень важную оговорку: «Однако в этом случае значительно понижается порог его неограниченного применения, и у агрессора может не быть неядерной альтернативы выхода из военного конфликта» (см.: Военная мысль, № 11, 2019, с. 98).

Это также можно отнести и к гипотетическому применению ядерного оружия для деэскалации военных действий. Следует отметить, что в целом крайне сомнительной и опасной является идея о ведении «ограниченной ядерной войны» между государствами, обладающими ядерным оружием.

Сдерживание как демонстрация возможностей

Меры по сдерживанию в том числе могут в себя включать и несколько других групп мер:

– демонстрацию силы – например, патрулирование самолетами стратегической авиации, внезапные проверки войск, проведение учений (включая совместные учения РФ – КНР) и др.;

– экспозирование новых военно-технических достижений – испытания новых средств СЯС, новых средств стратегического неядерного сдерживания;

– обнародование политико-военных, военно-доктринальных установок, прежде всего относительно условий применения ядерного оружия.

Ярким примером последнего может служить утвержденный президентом России В.В. Путиным 2 июня 2020 года Указ № 355 «Об Основах государственной политики Российской Федерации в области ядерного сдерживания».

Всегда актуальна дозированность мер сдерживания, их достаточность без чрезмерного давления на «оппонента», чтобы конкретные акции по сдерживанию срабатывали в политико-психологическом и военно-стратегическом отношениях, но не вели к эскалации конфликта.

Как уже отмечалось выше, для обеспечения стратегической стабильности одного только сдерживания недостаточно. Необходимы также договоренности по ограничению и контролю над вооружениями, меры доверия, определенная транспарентность в поведении стран.

Одна из задач сдерживания – предотвращение опасной и обременительной гонки вооружений, военно-технологического соперничества на невыгодных для нас направлениях и в неприемлемых для нас масштабах. Об исключительной важности этой задачи для России неоднократно заявлял президент России Владимир Путин. Отсюда особое значение строго выверенного баланса между симметричными и асимметричными мерами сдерживания с тщательным просчетом их военно-экономических параметров.

Меры стратегического ядерного и неядерного сдерживания должны иметь адресный характер по отношению к тем или иным силам и средствам другой стороны, против отдельных направлений развития ее ВВСТ. Например, российский гиперзвуковой ракетный комплекс «Циркон» можно рассматривать как средство сдерживания по применению против нас группировок крупных надводных кораблей – авианосцев, крейсеров и эсминцев с многофункциональный системой «Иджис».

Сдерживание – это умелая демонстрация возможности и вероятности применения военной силы в целях ее неприменения другой стороной. Меры сдерживания должны убедить потенциального противника в том, что его интересам соответствует отказ от тех или иных силовых действий.

Эффективность сдерживания во многом определяется взаимодействием в крайне сложной и конфликтной информационной среде. Необходимы заблаговременные расчеты того, как то или иное направленное на сдерживание действие в политико-военной сфере воздействует на государственное руководство и высшее военное командование другой стороны. Надо внимательно изучать и глубоко знать их стереотипы мышления, политико-психологические особенности, понимать возможные иррациональные реакции, что является весьма непростой аналитической задачей.

История послевоенных десятилетий учит, что эскалация может быть сознательной (направленной), она может быть и случайной, и непреднамеренной. Перемещение по лестнице эскалации может развиваться различными темпами, происходить быстро или медленно. Эскалационное развитие может быть и очень заметным, и менее заметным. Циклы действия-контрдействия без должного кризисного управления способны становиться все более опасными, подводящими обе стороны конфликта к точке невозврата.

Нельзя исключать того, что в ходе развития кризиса под воздействием того или иного комплекса факторов могут происходить скачки вверх по лестнице эскалации или ускоренное распространение эскалации по горизонтали. Непреднамеренный подъем по лестнице эскалации вплоть до прямого использования военной силы может в том числе произойти «из-за неправильного понимания намерений противостоящей стороны и из-за того, что другая сторона неверно понимает наши намерения» (см.: Шеллинг Т. Стратегия конфликта. М., 2014, с. 230).

Многим специалистам и ученым вероятность продвижения вверх по лестнице эскалации в условиях существующего высокого уровня напряженности международной обстановки представляется весьма значительной.

В Стратегии национальной безопасности Российской Федерации (утвержденной президентом РФ Владимиром Путиным 2 июля 2021 года) говорится: «Рост геополитической нестабильности и конфликтности, усиление межгосударственных противоречий сопровождается повышением угрозы использования военной силы». При этом «увеличивается опасность перерастания вооруженных конфликтов в локальные и региональные войны, в том числе с участием ядерных держав». Это происходит в условиях того, что «космическое и информационное пространства активно осваиваются как новые сферы ведения военных действий».

При возникновении кризиса особую важность приобретает соотношение рационального и иррационального в поведении сторон. Проблеме иррациональности уже на протяжении ряда лет уделяет большое внимание значительное число западных исследователей по теории сдерживания. Один из классиков в области теории сдерживания, Томас Шеллинг, писал: «Неверно полагать, что лица, принимающие решения, просто-напросто распределены по одномерной шкале, на одном конце которой абсолютная рациональность, а на другом – полная иррациональность. Рациональность есть набор признаков, и отклонение от полной рациональности может происходить по разным направлениям». Он далее отмечал: «Иррациональность может подразумевать неупорядоченную и противоречивую систему ценностей, плохой расчет, неспособность получить сообщение или неспособность к эффективному общению; она может подразумевать случайные и бессистемные влияния в выработке решений и их доведении до других, а порой иррациональность отражает коллективный характер решения группой лиц, чьи системы ценностей не совпадают и чьи организационные решения и системы коммуникации не позволяют им действовать как единый субъект».

Авторы коллективной разработки «РЭНД Корпорэйшн» небезосновательно обращают внимание на оценку Роберта Джарвиса, одного из крупнейших ученых в области политической психологии: государства с гораздо более высокой степенью вероятности преувеличивают враждебность другой стороны, нежели преуменьшают ее; и государства обычно преувеличивают обоснованность своей собственной позиции и враждебность другой стороны.

Для управления в кризисной ситуации необходимо особое информационно-аналитическое обеспечение. В то же время следует иметь в виду, что информация, поступающая для лиц, принимающих решения, может быть противоречивой.

История учит, что критическое значение может иметь наличие или отсутствие фильтров, отсеивающих дезинформацию. Задача эта крайне важная и сложная, в том числе ввиду жесточайшего лимита времени, отпускаемого на принятие решения по вопросам войны и мира в той или иной кризисной ситуации.

Информационная обстановка может быть исключительно сложной (с учетом разнообразных соцсетей, многочисленных негосударственных акторов информационно-коммуникационных процессов). Она может оказаться на пределе адекватного восприятия лицами, принимающими решения. Постоянное информационное противоборство, обостряющееся в кризисных условиях, в условиях эскалации противостояния полно того, что стали именовать фейковыми новостями.

Кризис – это огромная психологическая нагрузка не только на лиц, принимающих решения, но и на исполнителей, особенно на разного рода операторов в вооруженных силах противостоящих сторон. Кризис – это особая критическая ситуация с высоким уровнем риска для лиц, принимающих решения (и не только для них). Уровень доверия сторон в условиях кризиса может оказаться исключительно низким. «Можно предположить, что в критической ситуации, то есть при высокой вероятности нанесения ядерного удара готовность сторон доверять друг другу будет зависеть от других критериев, чем в ходе переговоров с низким и средним уровнем риска (например, по поводу ядерных программ Ирана и Северной Кореи). Критерии и уровень доверия при разных степенях субъективного риска являются психологическим содержанием запаса устойчивости», – справедливо отмечают видные отечественные ученые в области политической и социальной психологии (см.: Журавлев А.Л., Нестик Т.А. Соснин В.А. Социально-психологические аспекты геополитической стабильности и ядерного сдерживания в XXI веке. М., 2016, с. 40).

Кризис может стать суровым, жестоким испытанием для всех субъектов такой ситуации, а также для тех, кто ее субъектом не является.

Один из крупнейших советских дипломатов, Георгий Корниенко, обоснованно писал об уроках опаснейшего Карибского кризиса 1962 года: «Первый и главный урок, вытекавший из Карибского кризиса, – не допускать возникновения подобных кризисов, чреватых пусть даже небольшой вероятностью перерастания в большую войну, не полагаться на то, что всякий раз удастся остановиться у опасной черты».

В ряде исследований обоснованно отмечается, что опыт многих конфликтных и кризисных ситуаций говорит о том, что конфронтация государств полна неопределенности, неверного понимания друг друга и ошибок в расчетах.

Одним из важных условий управления конфликтом является понимание его причин, факторов, определяющих его динамику, объективный и постоянный учет интересов задействованных в конфликте сторон. Важно не стать при выработке решений заложником собственных эмоций и определить наиболее рациональные аспекты из контекста общего информационно-психологического противоборства.

В кризисной обстановке очень важно не терять контакта с противоположной стороной, чтобы она адекватным образом (без эксцессов) реагировала на поведение другой стороны. Для этого следует использовать различные каналы взаимодействия – как по политико-дипломатической линии, так и по военной.

Кризисное управление (управление конфликтом) – это целенаправленная деятельность с очень высокой степенью риска, связанная с переводом взаимодействия конфликтующих сторон в рациональное русло, на более низкий уровень конфронтации, исходя из понимания общего интереса избежать нарастания напряженности, перехода ее в более опасные для обеих сторон фазы с катастрофическими для них потерями.

Управление кризисом означает сознательное ограничение (в том числе самооограничение) противоборства определенными рамками. Сущность такого управления во многом состоит в способности добиться баланса между обеспечением собственных интересов и обеспечением общих интересов путем предотвращения эскалации до стадии взаиморазрушительной войны.

Важно адекватное взаимное восприятие и понимание интересов, намерений и целей сторон в конфликте – соответственно и восприятие порога, который не следует переходить, чтобы не устремиться к ядерной катастрофе.

Это и политико-дипломатическая и оперативно-стратегическая задача; действия политиков (и дипломатов) и военных должны быть направлены на снижение остроты конфликта вплоть до его полной ликвидации. (Генерал армии Валерий Герасимов обоснованно говорил о том, что «развитие стратегии как науки должно охватывать два направления – развитие системы знаний о войне и совершенствование практической деятельности по ее предотвращению, подготовке к ней и ее ведению». Последняя функция военной стратегии нуждается в самом серьезном внимании, в углубленной разработке военными учеными в их тесном взаимодействии с гражданскими учеными и специалистами.) Вопросы предотвращения войны и деэскалации конфликтов должны быть частью плана обороны страны.

С появлением ядерного оружия, с осознанием всех последствий его применения и возникновением понимания невозможности победы в войне с применением ядерного оружия военная стратегия во все большей мере стала сводиться к вопросам обеспечения надежного, убедительного сдерживания. Под воздействием ядерного и ряда других военных и технологических факторов установилось новое соотношение между стратегией, оперативным искусством и тактикой (см.: Кокошин А.А., Балуевский Ю.Н., Потапов В.Я. О соотношении компонентов военного искусства в контексте трансформации мирополитической системы и технологических изменений. М., 2015).

Для отработки вопросов предотвращения войны, эффективного сдерживания представляется весьма насущным масштабное и регулярное проведение комплексных политико-военных игр с участием как военных, так и гражданских специалистов.

Меры по контролю над эскалацией и по деэскалации должны быть интегрированы в планы военных действий. Надо исходить из того, что войти в конфликт можно легко, а выход из него – это длительный и сложный, а во многом и болезненный процесс.

Конфликты могут быть сознательными (с одной или с обеих сторон), случайными, непреднамеренными. Они могут вызываться и действиями третьих сторон, связанных тем или иным образом с основными противоборствующими акторами. Самый яркий пример этого – убийство сербскими террористами австро-венгерского наследника эрцгерцога Фердинанда в Сараеве 28 июня 1914 года, ставшее детонатором Первой мировой войны, имевшей катастрофические последствия для нашей страны. Сербские радикальные националисты при этом ставили цели, не имевшие ничего общего с интересами России, но они пользовались симпатией (и поддержкой) в России. И Российская империя вступила в губительную для себя войну из-за того, что не могла себе позволить, по мнению значительной части правящих верхов и общественности, «подвергнуться унижению», связанному с потенциальным разгромом славянской Сербии Австро-Венгрией.

Не следует исключать подобного рода событий и в современных условиях.

Требуется максимизация усилий по снижению вероятности возникновения ядерной войны на сравнительно ранних ступенях лестницы эскалации за счет недопущения и ограничения войн меньшего масштаба и просто вооруженных конфликтов, в которые в разных формах могут вовлекаться государства, обладающие ядерным оружием.

Понимание катастрофических последствий потенциальной войны с такими мощными противниками, как Россия или Китай, в Вашингтоне и других западных столицах стимулирует активизацию выработки ими мер противоборства в серой зоне, ниже уровня прямого применения военной силы. Очевидно, что такая политика западных стран будет сопровождаться в том числе противоправным вмешательством во внутренние дела России и других стран. Впервые формула серой зоны нашла свое отражение на официальном уровне в таком доктринальном документе администрации Джозефа Байдена, как «Временные указания по стратегии национальной безопасности». (Противоборство в серой зоне на лестнице эскалации в упомянутой выше работе четырех авторов представлено на третьей ступени, которая предполагает повышенную степень информационного противоборства, активную демонстрацию военной силы, но еще без ее боевого применения. Следующей, четвертой ступенью эскалации в работе определена гибридная война, неотъемлемой частью которой следует считать ограниченное боевое применение военной силы (в том числе сил спецопераций) наряду с широкомасштабным использованием политических, информационно-психологических, экономических и других средств.)

В США многие военные специалисты и политики отмечают высокую степень опасности сколько-нибудь крупномасштабной обычной войны между РФ и США, КНР и США в условиях высокого уровня общей финансово-экономической и промышленно-технологической взаимозависимости. Считается, что такая война чревата коллапсом в мировой экономике, в том числе крахом экономики самих Соединенных Штатов.

Многие отечественные и зарубежные эксперты справедливо отмечают, что между ядерными державами недопустимо развязывание любой войны, любое прямое силовое столкновение, так как ни одна из сторон не будет готова признать поражение в войне с применением обычных средств. Весьма опасным следует считать и вооруженное столкновение союзников ядерных держав.

К сожалению, действия США, их союзников и партнеров в отношении России и КНР часто носят весьма дестабилизирующий, провокационный характер, полностью противоречащий интересам международной безопасности. Такое их поведение чревато самыми серьезными последствиями, в том числе для самих Соединенных Штатов и для тех, кто следует в фарватере их политики. Нейтрализация такой деятельности требует от нашей страны постоянной бдительности и поддержания на высоком уровне всех компонентов сил и средств стратегического политико-военного сдерживания.

Большую роль должен играть и переговорный процесс, направленный в конечном счете на укрепление стратегической стабильности на взаимоприемлемых условиях и на равноправной основе в современной все более сложной и многообразной системе мировой политики.

 

Опубликовано в газете «Независимое военное обозрение», 14.10.2021 и 21.10.2021

https://nvo.ng.ru/realty/2021-10-14/1_1162_demonstration.html

https://nvo.ng.ru/armament/2021-10-21/1_1163_demonstration.html?print=Y