Научные труды и Публикации

Актуальные вопросы трактата Сунь Цзы "Искусство войны"

 

 Институт социально-политических исследований РАН

Факультет мировой политики МГУ имени М.В. Ломоносова

А.А. Кокошин

Актуальные вопросы трактата Сунь Цзы "Искусство войны"

Москва

2017

Кокошин Андрей Афанасьевич.

Актуальные вопросы трактата Сунь Цзы "Искусство войны".  М.: Изд. ..., 2017.

 

Современное значение положений трактата «Искусство войны» древнекитайского теоретика и военачальника Сунь Цзы рассматривается академиком РАН А.А. Кокошиным, 6-м секретарем Совета безопасности РФ, применительно к понятиям война и военная сила в жизни государства и общества, цели и задачи ведения войны, требуемые качества полководца, проблемы управления в военной сфере и др.

Отмечается активное использование идей Сунь Цзы в современной китайской и американской политико-военной и военно-стратегической  мысли, в уставных документах вооруженных сил США.

Говорится о том, что этот трактат является одним из важнейших образцов традиционного китайского общественно-научного мышления, во многом сохраняющего свою актуальность и в XXI веке.

Данная публикация прежде всего предназначена для использования в учебном процессе военных и гражданских вузов.

 

ISBN 

© Кокошин А.А. – 2017

© Институт социально-политических исследований РАН – 2017

© Факультет мировой политики МГУ имени М.В. Ломоносова – 2017 

© Издательство … (оформление) – 2017

 

Оглавление

 

1. Введение ..................................................................   4

2. Война и военная сила в жизни государства и общества ...................................................................... 13

3. "Выгода" на войне ................................................... 17

4. Обеспечение победы "предварительным расчетом", разбив его замыслы".............................. 19

5. Необходимо знание и противника и самого себя ......................................................................................... 21

6. Требуемые качества полководца ........................ 25

7. Управление в военной сфере ............................... 28

Список литературы ..................................................... 31

 

1. Введение

Специалисты отмечают, что до нашего времени дошло более 30 вариантов текста трактата Сунь Цзы «Искусство войны» – как на древнекитайском языке, так и на более поздних вариантах китайского языка. Большинство специалистов сходятся в том, что Сунь Цзы жил в VI веке до нашей эры в царстве У, родившись в царстве Ци – одном из государств древнего Китая. Есть версии, что Сунь Цзы жил в более позднее время, но практически все авторы сходятся в том, что годы его жизни приходятся на период «враждующих царств», до создания империи Цинь, объединившей значительное число независимых до этого китайских государств.

Выдающийся древний китайский историк Сыма Цянь в своих «Исторический записках» пишет, что «Сунь Цзы [по имени] У («Воинственный») был уроженцем княжества Ци и «свой труд о законах ведения войны он представил узкому ванну (правителю царства У – А.К.) Хэ Люю». При этом Сунь Цзы прославился и как полководец, одержав крупные победы [Сыма Цянь, 1996, 48].

Автор для рассмотрения «уроков Сунь Цзы» использовал прежде всего перевод этого трактата, сделанный выдающимся отечественным востоковедом Н.Н. Конрадом.

Российский ученый Р.М. Зиганьшин следующим образом оценивал значение исследования Конрадом трактата Сунь Цзы: «В отличие от исследователей-военных, смотрящих на китайскую военную мысль через призму европейской военной (и только военной) теории, он подходит к столь сложной теме иначе – как ученый-исследователь, обладающий глубокими всесторонними знаниями в области традиционной китайской истории, культуры и философии [Зиганьшин 2007, 113.]

Зиганьшин обоснованно пишет о том, что Н.И.Конрад «до сих пор остается непревзойденной “вершиной” в исследовании данной темы в России» [Зиганьшин, 2007, 211]. Н.И. Чуев отмечает, что фундаментальные исследования Н.И.Конрада «в полной мере сохраняют свою значимость», что они «содержат глубокий филологический анализ текстов и служат надежной опорой исследования китайской военной мысли на русском языке» [Чуев, 1999, 8]. К сожалению, как этот перевод Н.И. Конрада, так и другие его переводы не нашли должного применения в исследованиях отечественных синологов по китайской политико-военной и военно-стратегической мысли, по китайской военной философии. И вообще таких исследований в нашей стране, как уже отмечалось выше, очень мало – несмотря на очевидный радикальный рост национальной мощи и влияния Китая в последние 15-20 лет.

Перевод на русский язык трактата Сунь-Цзы Н.И.Конрадом был опубликован с его обширными комментариями.

К сожалению, как этот перевод Н.И. Конрада, так и другие его переводы не нашли должного применения в исследованиях отечественных синологов по китайской политико-военной и военно-стратегической мысли, по китайской военной философии. И вообще таких исследований в нашей стране очень мало.

Наиболее подробно в работах военных авторов трактат Сунь-Цзы описан в послевоенном (после Великой Отечественной войны 1941-1945 гг.) издании «Истории военного искусства» Е.А.Разина (переизданной в РФ в 1999 г.) [Разин 1999]. Описание трактата Разиным, его оценки носили сильный отпечаток опыта Красной армии СССР в Великую Отечественную войну. Этот опыт в тот период был осмыслен весьма ограниченно, особенно применительно к 1941 и 1942 гг., когда наша Красная Армия потерпела ряд тяжелейших поражений от гитлеровского вермахта.

В предвоенном издании «Военного искусства» Е.А.Разина упоминание о Сунь-Цзы отсутствовало. Впрочем, в нем вообще не было и раздела, посвященного вообще военному искусству древнего Китая. Речь шла лишь о военном искусстве древнего Египта [Разин 1940]. В послевоенном варианте этого труда Разина появление такого раздела по Китаю было, несомненно, связано с тем, что после создания КНР эта страна стала главным союзником СССР, с тем, что в нашей стране появилось немало трудов, посвященных богатейшей истории Китая, его культуре. 

В 1959 г. был опубликован основательный труд Г.Н. Кареева «Военное искусство древнего Китая». В нем, в том числе. имеется специальная глава, посвященная трактату Сунь Цзы. Эта работа не утратила своей значимости и в современных условиях. Г.Н. Кареев давал весьма высокую оценку трактату Сунь Цзы: «Появление в древнем Китае теоретической работы о военном искусстве явилось выдающимся событием в истории развития не только китайского, но и миро¬вого военного искусства. Впервые в истории человечества военная мысль поднялась до глубокого теоретического обобщения опыта ведения войн и связанных с ними политических, военных и экономических вопросов», - писал Кареев [Кареев 1959, 165]. В духе советско-китайских отношений того времени Кареев продолжал: «Трактат Сунь-цзы   вобрал   в  себя   передовой военный опыт своего народа по состоянию к середине первого тысячелетия до н.э. и убедительно показал самобытный и в то же время передовой характер замечательного военного искусства» [Кареев 1959, 165].

Заключая свой анализ трактата Сунь Цзы, Кареев отмечал: «Хотя  труды Платона, Аристотеля и особенно Ксенофонта оказали влияние   на   развитие   позднейшего военного искусства у европейских народов, тем не менее ни один из этих авторов не дал такого широкого и всестороннего обобщения, таких глубоко продуманных выводов, как Сунь-цзы в своем «Трактате о военном искусстве» [Кареев 1959, 185]. При этом Кареев вступал в полемику с исследователями западных стран, которые, по его мнению, необоснованно отдавали приоритет в разработке теоретических основ военного искусства древним грекам. И в этом Кареев был безусловно прав. Но этот серьезный советский автор ошибался (как и многие другие его коллеги того периода), называя Платона «основоположником реакционной теории о «вечности» вон, упрекая последнего в том, что тот считал войну естественным состоянием народов, которым свойственна непрерывная борьба между собой [Кареев 1959, 185].

Позднее, в условиях ухудшения советско-китайских отношений, обострения идеологического конфликта между руководством КПСС и КПК, масштабы профессиональной работы по изучению Китая, в том числе изучению китайского военного искусства, значительно сократились. Значительные силы были брошены на зубодробительную критику маоизма, на его «разоблачение», что не могло не сказаться на качестве изучения этой великой страны, уверенно претендующей сегодня на роль второй сверхдержавы.

К концу 1980-х годов советско-китайские отношения значительно улучшились. Как уже отмечалось выше, высокого уровня достигли отношения между Российской Федерацией и КНР. В том числе это относится к военной и военно-технической сферам. Но, несмотря на весьма важные усилия целого ряда отечественных китаистов, знания о китайском военном искусстве, о китайской военной мысли остаются в нашей стране, как представляется, в большом дефиците.

К трактату Сунь Цзы было написано большое число комментариев в разные исторические эпохи. Один из наиболее важных комментариев к Сунь Цзы сделан знаменитым государственным деятелем и полководцем Китая эпохи «троецарствия» Цао Цао, жившим в 155-220 гг. нашей эры (он же Цао-гун, он же правитель У-ди Царства Вэй) [Цао Цао]. 

Чтобы оттенить ряд мыслей, формул Сунь Цзы, автор счел полезным привлечь военно-теоретические взгляды мыслителя и военачальника У-Цзы (У Ци), которого признают реально существовавшим военным и государственным деятелем IV-V в. до н.э. У-Цзы славился тем, что не проиграл ни одного сражения, в том числе одержав победы над превосходящими по силам противниками [У-Цзы, 1998, 171-172].

С этой же целью был использован трактат «Военный канон в ста главах» китайского автора XVII века Цзе Сюаня, переведенный сравнительно недавно видным отечественным китаистом В.В.Малявиным [см. Цзе Сюань].

В каких-то случаях было интересно сопоставить «формулы» Сунь Цзы с рядом идей Карла фон Клаузевица (1780-1831 гг.), отраженных прежде всего в его главном труде «О войне».

Влияние идей Сунь Цзы (и, кстати, Клаузевица) рельефно прослеживается в работах китайского лидера Мао Цзэдуна (1893-1976 гг.), который в 1930-е годы проявил себя как самостоятельный военный мыслитель. Мао заложил во многом основы стратегии и тактики созданной в 1927 г. Красной армии Китая (позднее Народно-освободительной армии Китая – НОАК) в борьбе против японских агрессоров и в гражданской войне в Китае. Эта борьба, как известно, носила длительный и упорный характер и завершилась убедительной победой китайских коммунистов и созданием Китайской Народной Республики в 1949 г. [Титаренко, 1989, 289].

Среди трудов Мао по военной проблематике можно отметить такие, как «Стратегические вопросы революционной войны в Китае» (декабрь 1936 г.) [Мао Цзэдун, том 1, 1952], «Вопросы стратегии партизанской войны против японских захватчиков» (май 1938 г.), «О затяжной войне» (май 1938 г.), «Война и вопросы стратегии» (6 ноября 1938 г.) [Мао Цзэдун, том 3, 1953].

В них Мао не раз упоминает Сунь Цзы, цитирует его трактат. Еще чаще можно обнаружить в мыслях Мао, в его формулах ведения войны прямое влияние логики Сунь Цзы. Духом Сунь Цзы проникнута формула партизанской войны Мао Цзэдуна: "Враг наступает - мы отступаем; враг остановился - мы его тревожим; когда враг устал - мы атакуем; от отступает - мы наступаем". Она успешно использовалась не только в борьбе КПК и Красной Армии, но и национально-освободительными движениями многих других стран.

Во многом этой формулой руководствовались, как автору этой работы рассказывал легендарный генерал Во Нгуен Зиап, вьетнамские патриоты в их борьбе с США и американскими марионетками в 1960-е - 1970-е годы. Эта формула остается одной из важнейших в современной китайской военной теории; ее заучивают все командиры НОАК. Эта формула описывается, как отмечал замечательный отечественный китаист и дипломат Игорь Алексеевич Рогачев, 16 иероглифами - по четыре на каждый ее компонент.

Использование Мао Цзэдуном трактата Сунь Цзы способствовало тому, что это произведение на протяжении многих лет широко используется в учебных программах гражданских и военных вузов в КНР. В целом следует отметить весьма значительное влияние идей Сунь Цзы на современное китайское политико-военное и военно-стратегическое мышление, на китайскую стратегическую культуру, в том числе применительно к ядерной политике КНР [Крашенинникова, 2015].

В современном Китае ускоренное развитие вооруженных сил Народно-освободительной армии Китая и военной науки во все большей мере происходит с ориентацией на новейшие научно-технические достижения [Кашин, 2013]. С 2015 г. в КНР осуществляется масштабная военная реформа, которая проводится с учетом американского и российского опыта реформ. Вооруженные силы Китая призваны стать самым современны организмом, выполняя как внешние, так и внутренние функции [Кокошин 2016].

При этом сохраняется преемственность в развитии китайской политико-военной и военно-стратегической мысли, восходящей к Сунь Цзы, У-Цзы, Цао Цао и другим теоретикам прошлого. По-прежнему в КНР высоко оценивается военно-теоретическое наследие Мао Цзэдуна.

Есть немало свидетельств того, что идеи Сунь Цзы оказали большое влияние на вьетнамских руководителей и военачальников, добившихся выдающихся результатов в борьбе за национальное освобождение – сначала с французскими колонизаторами, затем с США (в последнем случае при масштабной поддержке Советского Союза и КНР).

На трактат Сунь Цзы ссылаются в различных официальных военных документах США (в том числе в наставлениях оперативного и оперативно-тактического предназначения). Еще в начале 1980 г. автор ознакомиться с присутствием ссылок на Сунь Цзы в основном Полевом уставе Армии (сухопутных войск) США ФМ-100-5 (FM-100-5) «Операции» (1982 г.). В этом уставе, в частности, используется мысль Сунь Цзы о том, что наихудшим делом из всех видов военной деятельности является штурм крепостей. При этом говорится, что «многие армии поняли мудрость этих слов в таких местах, как Сталинград, Тобрук, Гуэ (Хюэ), Бейрут» [FM 100-5, 1982]. 

Заимствования из идей Сунь Цзы можно обнаружить, например, в Полевом уставе ФМ6-22 (FM6-22) армии США и в Уставе «Лидерство в сухопутных войсках» ФМ22-100 (FM22-100) [Army Leadership, 2010, 104].

К.Пауэлл (занимавший посты председателя Комитета начальников штабов США, помощника Президента США по вопросам национальной безопасности, госсекретаря США) говорил о том, что из трудов Сунь Цзы можно черпать вдохновение для солдат и политиков. Пауэлл отмечал, что руководство вооруженных сил США требует, чтобы американские командиры читали трактат Сунь Цзы [Critzer Web].

К настоящему времени в США имеется по крайней мере 17 современных переводов трактата Сунь Цзы на английский язык различных специалистов с комментариями; в их числе семь изданий, осуществленных специалистами – этническими китайцами. Во Франции – 4 таких публикаций на французском языке; в Германии – 2 (на немецком языке); в Швеции – 2 (на шведском языке) и т.д. Программа глубокого изучения приложения идей Сунь Цзы применительно к стратегии и тактике Колледжа ВВС США (база Максвелл американских ВВС в Алабаме) предполагает проведение 15 семинаров. Первый семинар посвящается изучению китайской стратегической культуры, второй – семи древним классическим китайским трактам по военному искусству (одним из которых является трактат Сунь Цзы), третий – интерпретации классического языка применительно к проблемам «большой стратегии» (высшей стратегии) в китайской стратегической культуре и т.д. [Stein Web].

В.В. Малявин справедливо отмечает, что суждения Сунь Цзы «неизменно конкретны и здравомысленны». Малявин обоснованно пишет о том, что Сунь Цзы «ищет стратегию без риска и делает ставку на знание войны» [Малявин].

Конкретность положений трактата Сунь Цзы, его высокая степень структурированности (что несвойственно подавляющему большинству древних авторов) полностью соответствует традициям китайского общественно-научного мышления, его требованиям четкости и определенности [Васильев, 1976, 57-58]. В то же время конкретность значительной части труда этого китайского мыслителя и военачальника не уменьшает теоретической глубины и ценности трактата.

Изучение трактата Сунь Цзы существенно с военно-исторической точки зрения. Роль военно-исторических знаний в научном осмыслении политико-военных и военно-стратегических проблем остается базовой и в современных и перспективных условиях XXI века, когда стремительно изменяется характер войн и вооруженных конфликтов.

Автор в данной работе отказался от разбора каждой из 13 глав трактата Сунь Цзы, выделив те темы этого сочинения, которые остаются актуальными и в современных условиях. Это следующие проблемы: (1) война и военная сила в жизни государства и общества; (2) получение «выгоды» на войне; (3) обеспечение победы над противником «предварительным расчетом», прежде всего «разбив его замыслы»; (4) необходимость глубокого знания себя и своего противника, в т.ч. четкого и трезвого понимания своих сильных и слабых сторон; (5) требуемые качества полководца; (6) проблемы управления в военной сфере. Эти темы исключительно актуальны и с теоретической, и с прикладной точек зрения, играют существенную роль в решении насущных политико-военных и военно-стратегических проблем.

 

2. Война и военная сила в жизни государства и общества

Сунь Цзы свой трактат начинает с утверждения, что «война – это великое дело государства, это почва жизни и смерти» [Конрад, 1993, 26]. Фактически у Сунь Цзы речь идет о войне как о крайнем средстве политики государства, имея в виду все опасности, неопределенности, риски, которые таит в себе война. 

Вопрос о войне, о применении военной силы в тех или иных конфликтах или кризисных ситуациях – это действительно крупнейший вопрос политики любого государства. Война даже без применения оружия массового поражения может привести либо к гибели государства, либо к его истощению, ослаблению по сравнению с другими государствами. Она же может привести и к приращению возможностей государства, и к ослаблению его субъектности в системе мировой политики.

Ведение боевых действий чревато самыми различными неожиданностями, повышенными рисками. – Изучение войн и вооруженных конфликтов, в том числе в новейший период, говорит о том, что такие случайности (в т.ч. несанкционированные действия в тех или иных сегментах соответствующих «военных машин») возникают даже в условиях тщательного заблаговременного планирования применения военной силы. Клаузевиц в своем фундаментальном труде «О войне» обоснованно отмечал: «…в войне большую роль играет неведомое, риск…» [Клаузевиц, 1937, 51]. Недаром Клаузевиц ввел такое исключительно важное понятие, как "туман войны", к сожалению, недоучитываемое во многих отечественных военно-научных разработках.

Особую опасность в этом отношении представляют войны с применением оружия массового поражения (в том числе ядерного оружия). Такие войны в современных условиях многим представляются маловероятными. Однако их возникновение может быть результатом эскалации политико-военной конфронтации государств, следствием не каких-то рациональных, продуманных решений, а под воздействием иррациональных факторов [Кокошин, Балуевский, Потапов, 2015].

Н.Н. Конрад писал о том, что для того, кто решался на войну во времена Сунь Цзы ставки были исключительно высоки. Соответственно прежде, чем решиться на войну, необходимо было испробовать все прочие средства. И Сунь Цзы постулировал, что сначала нужно пытаться действовать политическими, дипломатическими средствами. Это и есть на его языке «самая лучшая война» [Конрад, 1993, 28].

В.В.Малявин пишет, что «мудрый стратег, по китайским понятиям, должен ненавидеть войну и прибегать к воинской силе только при крайней необходимости». При этом «китайский стратег избегает открытого противоборства не потому, что считает войну «грязным делом», но прежде всего потому, что всякая конфронтация непродуктивна, «разрушительна для обеих сторон» [Малявин]. Малявин при этом приводит весьма примечательные слова одного из древних политико-военных теоретиков Китая Сунь Биня, который, повторяя доводы Сунь Цзы, говорил о том, что война при определенных условиях бывает необходимой для выживания государства, но «тот, кто любит войну, погибнет» [Малявин].

Сунь Цзы настаивал на том, что значительно привлекательнее овладеть страной противника, не разорив ее, лучше подчинить себе армию противника, не уничтожая ее. Овладение другим государством, его территорией, ресурсами, населением – это значительное приращение возможностей того государства, которое решилось на войну. «...по правилам войны наилучшее – сохранить государство противника в целостности, на втором месте – сокрушить это государство [Конрад, 1993, 28]. Кто в состоянии сохранить объект завоевания – страну противника, тот может, говорит Сунь Цзы, «оспаривать власть в Поднебесной» [Конрад, 1993, 29]. – То есть такой победитель, по его мнению, мог претендовать на роль верховного правителя во всем Китае, разделенном в его время на несколько враждующих царств.

Один из комментаторов Сунь Цзы Вэй Ляо-Цзы, как и Сунь Цзы, считал, что наилучшая победа над противником достигается без сражения, к которому надо прибегать только тогда, когда все другие средства исчерпаны [Конрад, 1993, 73]. К использованию военной силы следует обратиться только тогда, когда другие средства не сработали. Сунь Цзы предупреждал: «Если нет опасности, не воюй» [Конрад, 1993, 29].

У Сунь Цзы имеется исключительно важное замечание о необходимости готовности государства к войне: «Такая готовность должна быть правилом – не следует полагаться на то, что противник не придет, а полагаться на то, с чем я могу его встретить», – писал Сунь Цзы. Далее мыслитель отмечал, что «не следует полагаться на то, что противник не нападет, а полагаться на то, что я сделаю нападение на себя невозможным для него» [Конрад, 1993, 35]. Фактически древний китайский теоретик и военачальник ведет речь идет о сдерживании другой стороны от агрессии – если противник осознает мощь другой стороны, готовность отразить нападение, нанести ему неприемлемый ущерб. Можно сказать, что Сунь Цзы поставил вопрос об осуществлении стратегического сдерживания. В таком явном виде этот вопрос не поднимался, насколько известно, ни одним из военных теоретиков прошлого.

В современном Китае идет большая интеллектуальная работа по развитию теории сдерживания – и гражданскими и военными специалистами. Причем в разработках, например, Академии военных наук Центрального военного совета КНР речь идет о сдерживании не только в традиционных трех пространствах для ведения войны (суша, море, воздушное пространство), но и о сдерживании в космосе и в киберпространстве [Miongda Qiu, 2015, 10. 15].

Сунь Цзы – противник затяжных войн, затратных, ложащихся тяжелым бременем на свою страну – как в экономическом, так и в политическом отношении. Он писал, что «война любит победу и не любит продолжительности» [Конрад, 1993, 28]. Сунь Цзы считал, что, «если ведут войну, и победа затягивается, оружие притупляется и острия обламываются; если долго осаждать крепость, силы подрываются; если войско надолго оставляют в поле, средств у государства не хватает» [Конрад, 1993, 27]. В таких условиях, отмечает китайский военный мыслитель, возникает угроза внутренней нестабильности, угроза того, что «князья поднимутся против тебя». Он подчеркивает, что «никогда еще не бывало, чтобы война продолжалась долго и это было бы выгодно государству». Вот почему, говорит Сунь Цзы, «тот, кто не понимает до конца всего вреда от войны, не может понять до конца и всю выгоду от войны» [Конрад, 1993, 27].

Сунь Цзы – поборник большой гибкости в применении военной силы. Гибкость, по Сунь Цзы, требует владения тем, что он именует изменениями и превращениями, т.е. пониманием того, как меняется обстановка на войне, требуя новых оценок и новых решений. Требование более чем важное в условиях значительно возросшей скоротечности изменений при ведении военных действий в современных условиях под воздействием новых средств мобильности, информационно-коммуникационного обеспечения… «Кто умеет в зависимости от противника владеть изменениями и превращениями и одерживать победу, тот называется божеством», – утверждал Сунь Цзы [Конрад, 1993, 33].

 

3. «Выгода» на войне

Для Сунь Цзы цель войны – не собственно военная победа; победа – лишь средство для приращения возможностей государства, для получения им определенных прагматических результатов –экономических, политических, территориальных. Для этого он использует понятие выгода.

«Иметь выгоду» от войны – одно из центральных понятий Сунь Цзы: только при наличии «выгоды» война для него имеет смысл [Конрад, 1993, 27]. Для определения «выгоды», которую можно получить от войны, необходимо четко определить тот желаемый результат, который должен быть получен в результате применения военной силы. Формулирование такого желаемого результата – это на деле непростая задача. Она должна в определенный момент решаться в интерактивном взаимодействии государственно-политического руководства, высшего военного командования, главы дипломатического ведомства, лиц, ведающих в стране экономическими вопросами. Фактически речь должна идти о том, чтобы заранее знать, что можно было бы считать победой в войне. Ван Чжэ, один из комментаторов Сунь Цзы, подчеркивал, что война – «это борьба из-за выгоды»; соответственно «получение выгоды и есть победа». Позднее, в XVIII в., японский комментатор «Искусства войны» Огю Сорай подчеркнул важность этого тезиса Сунь Цзы следующим образом: «Эти положения являются не только основным законом для военных стратегов древних и новых времен; все те, кто, живя в этом мире и занимаясь жизненными делами, захотели бы развить большую деятельности, в такой же мере должны принять положение Сунь Цзы как высшее руководство» [Конрад, 1993, 246].

Подобная трактовка идей Сунь Цзы ведет к расширению его учения далеко за пределы вопроса о войне и военном искусстве.

Понятию «выгоды» Сунь Цзы уделяет центральное место в размышлениях, как отмечает Конрад, «не только потому, что оно наиболее точно определяет конечную, для его времени — завоевательную, цель войны, но и потому, что оно приложимо к каждому частному случаю» [Конрад, 1993, 246].

Сунь Цзы считает так: необходимо бороться «за выгоду» на любом этапе войны, при любом масштабе боевых действий.

Для Сунь Цзы «выгода – не только цель, но и средство». Он обращает внимание и на мотивы противника в войне, на его стремление обеспечить собственную выгоду: «Противник также сражается ради выгоды; выгода составляет цель и его действий». Сунь Цзы заключает: «А если так, то, управляя этой целью, можно управлять и его действиями. Это значит: цель для него нужно уметь превратить в средство для себя». Именно на этом Сунь Цзы строит свое учение о заманивании, завлечении противника, о принуждении его к тем или иным желательным для него действиям. Сунь Цзы обращает внимание на необходиость дезинформации противника: «Заставить его предпринять нужное для меня действие можно, воздействовав на него предоставлением ему какой-нибудь временной или незначительной, а то и прямо призрачной выгоды». И обратно: «Отвлекают... противника выгодой» [Конрад, 1993, 27].

 

4. Обеспечение победы «предварительным расчетом», «разбив его замыслы»

Сунь Цзы, ратуя за максимально серьезный подход к войне, считал вредным проявление эмоций при принятии соответствующих решений. Он требовал максимальной рациональности в этом важнейшем для государства вопросе. Сунь Цзы заявлял: «Государь не должен поднимать оружие из-за своего гнева; полководец не должен вступать в бой из-за своей злобы». Он снова и снова подчеркивает значение прагматического формулирования целей и задач войны (определенных на основе оценки отмеченной выше «выгоды») [Конрад, 1993, 28]. История учит, что на деле это довольно сложная задача. Даже самые рациональные политико-военные и военные решения чаще всего окрашиваются в той или ин ой степени теми или иными эмоциями.

Сунь Цзы призывает к тому, чтобы вопрос о войне, о будущих сражениях был тщательно взвешен и обдуман заранее. Еще до сражений необходимо обеспечить победу «предварительным расчетом». У того, кто имеет такие расчеты, на победу «шансов много»; у того же, кто «еще до сражения не побеждает расчетом», у того на победу «шансов мало» [Конрад, 1993, 28]. 

(Цзэ Сюань, который упоминался в начале работы, также призывает полководца тщательно готовить планы с различными вариантами действий; при этом необходимо пользоваться хитростями и опираться на хорошо поставленную разведку: «Говоря в целом, тщательно готовь планы и имей запасные варианты, в основу всего положи всеохватную полноту и бдительность, умей пользоваться хитростями и используй шпионов» [Цзе Сюань].

Одна из главных идей трактата Сунь Цзы заключена в том, что в вопросах войны и мира необходимо прежде всего «разбить замыслы противника». Сунь Цзы писал: «Самая лучшая война … это разбить замыслы противника» [Конрад, 1993, 28].

Следующим после поражения замыслов противостоящей стороны, по Сунь Цзы, стоит задача «разбить союзы» противника и только на третьем месте – «разбить его войска» [Конрад, 1993, 28]. Очевидно, что задача разрушения союзов противника и задача разбить его замыслы – это задачи прежде всего для государственного руководства, в меньшей степени для полководца.

Чтобы разбить замыслы противника, необходимо глубоко и многосторонне его изучать, знать не только его вооруженные силы, но и политическую систему, систему стратегического управления (руководства), разбираться в расстановке сил среди политических руководителей и в военном командовании. Необходимо понимание ментальности противника, логики его мышления. Раскрытие замысла – это очень сложная, многомерная задача, во многом более сложная, чем распознавание военных возможностей противника. Очень опасно упрощенчество в оценке противника, отсутствие понимания различий в политико-военных и военно-стратегических взглядах, установках, интересах различных деятелей, политических партий, тех или иных группировок.

 

5. Необходимо знание и своего противника и самого себя

Сунь Цзы подчеркивает, что правитель и полководец должны хорошо знать не только своего противника, но и свои силы и возможности. «Если знаешь его и знаешь себя, сражайся хоть сто раз, опасности не будет; если знаешь себя, а его не знаешь, один раз победишь, другой раз потерпишь поражение; если не знаешь ни себя ни его, каждый раз, когда будешь сражаться, потерпишь поражение» [Конрад, 1993, 29]. 

Знай себя и врага: именно это положение трактата Сунь Цзы выделено в «Новой Энциклопедии Британика» как главный элемент его учения [Sun Tsu, 2003, 389]. 

Глубокое знание себя и своего противника – вроде простое и даже элементарное требование. Однако на деле его реализация сопряжена с большими трудностями; они требует значительных, а подчас и огромных усилий – разведывательных, интеллектуальных, оптимальных организационно-управленческих решений, в том числе мер по контролю за исполнением принятых решений.

Адекватное знание себя и своего противника предполагает трезвое, четкое понимание сильных и слабых мест и в своих вооруженных силах, и в вооруженных силах противника, в его экономической и научно-технической базе, в возможностях политико-дипломатического и информационно-пропагандистского обеспечения применения военной силы и др. Применительно к потенциальному противнику («оппоненту») опасна не только недооценка его возможностей и намерений, но и их переоценка. Значительную опасность представляет преувеличенное представление о своих собственных возможностях, которое может формироваться под воздействием своей же пропаганды.

Очевидно, что большую  роль в понимании противника должна играть разведка. Функция разведки, по Сунь Цзы, получать «упреждающее знание» о противнике. Сунь Цзы утверждает, что «потому просвещенные государи и мудрые полководцы двигались и побеждали, совершали подвиги, превосходя всех других, потому что все знали наперед» [Конрад, 1993, 44].

Не следует забывать и о получении очень важных данных о противнике, о его системе государственного и военного управления на основе систематического изучения противной стороны с использованием открытых, общедоступных источников. На важность этой стороны деятельности в свое время обращал внимание выдающийся отечественный военный теоретик и историк А.А.Свечин, выступавший против чрезмерного увлечения тем, что он называл «пинкертоновщиной», т.е. чрезмерного упования только на сведения, получаемые из закрытых источников. (Отметим, что Свечин имел богатый собственный опыт работы в разведке – как в оперативной, так и в стратегической [Кокошин, 2013, 46, 97, 101].)

Одна из важнейших задач разведки – разработка персоналий противника. Сунь Цзы наставляет: «Вообще, когда хочешь ударить на армию противника, напасть на его крепость, убить его людей, обязательно сначала узнай, как зовут военачальника у него на службе, его помощников, начальника охраны, воинов его страны». И далее: «Поручи своим шпионам обязательно узнать все это» [Конрад, 1993, 165].

Часто разработка персоналий противника – это весьма непростая задача, а может быть, и самая сложная, ибо она требует и от разведки и от командования знания, в том числе, основ политологии и политической психологии, включая такую субдисциплину, как военная психология.

Эффективное использование  работы разведки предъявляет высокие требования и к государственным руководителям и к военачальникам. «Не обладая совершенным знанием, не сможешь пользоваться шпионами; не обладая гуманностью и справедливостью, не сможешь менять шпионов; не обладая тонкостью и проницательностью, не сможешь получить от шпионов действительный результат», – отмечал Сунь Цзы [Конрад, 1993, 44]. Далее Сунь Цзы, подчеркивая последнее требование, восклицает: «Тонкость! Тонкость!» [Конрад, 1993, 44].

Действительно, умение пользоваться разведкой как инструментом политики и как инструментом стратегии, средством военного командования – это та обязательная черта, которая, тем не менее, далеко не всегда, как показывает история, отличала государственных деятелей, политиков, командующих.

Развивая идеи Сунь Цзы, Мао Цзэдун писал: «Есть люди, которые способны хорошо познавать себя и неспособны познавать противника; другие способны познавать противника, но неспособны познавать себя. Ни те, ни другие не способны справиться с изучением и практическим применением законов ведения войны» [Мао Цзэдун, том 1, 325].

Здесь нельзя не вспомнить один из важнейших тезисов древнего китайского мудреца Лао Цзэ (который, возможно, был современником Конфуция и Сунь Цзы). Лао Цзэ отмечал: "Знающий людей благоразумен. Знающий себя просвещен. Побеждающий людей силен. Побеждающий самого себя могуществен" [Дао Дэ Цзин 1972, 125].

Мао Цзэдун отмечал, что эта формула Сунь Цзы применима и к учебе и к практическому применению знаний; она имеет в виду «как познание законов развития объективной действительности, так и определение – на основе этих законов – собственных действий, направленных к тому, чтобы одолеть противника» [Мао Цзэдун, том 1, 325]. Мысли Сунь Цзы и Мао повторяет современный израильский военный теоретик М. ван Кревельд: «Первичное условие достижения успеха состоит в способности угадывать мысли противника и угадывать свои собственные» [Кревельд, 2005, 183].

Мао Цзэдун в своем труде «Стратегические вопросы революционной войны» фактически дает инструкцию о том, как оценивать обстановку, как пользоваться разведданными: «Командир использует все возможные и необходимые средства разведки для получения данных о противнике, изучает добытые разведкой данные, отсеивая шелуху и отбирая зерна, удаляя ложное и сохраняя истинное, переходя от частного к общему, от внешнего к внутреннему; затем командир сопоставляет эти данные с обстановкой у себя, изучает соотношение сил обеих сторон и их взаимосвязь, и тогда производит оценку, принимает решение и составляет план» [Мао Цзэдун, том 1, 321]. 

В нескольких своих работах Мао Цзэдун весьма подробно сопоставляет сильные и слабые стороны китайской армии и вторгшихся на территорию Китая императорских войск Японии. В них он продемонстрировал как знание реальных возможностей Красной Армии Китая, так и знание противника в лице японской армии. Эти разработки Мао были в значительной мере реализованы на практике [Мао Цзэдун, том 2, 273].

Четкое и трезвое понимание своих сильных и слабых сторон требует иммунитета к собственной пропаганде. Нельзя не вспомнить соответствующий призыв И.В. Сталина на совещании в Кремле 14-17 апреля 1940 г., после завершения советско-финской войны 1939-1940 гг., – призыв перестать заниматься чрезмерным восхвалением Красной Армии, ее возможностей, призыв «учиться не только, как наступать, но и как отступать» [1941 год, 2011, 15]. К сожалению, за этим призывом не последовало достаточно четких, однозначных указаний по стратегическим и оперативно-стратегическим вопросам военному ведомству.

 

6. Требуемые качества полководца

О требованиях, предъявляемых к полководцу, писали многие военные теоретики и военачальники разных эпох и народов. Соотношение ума и знаний, с одной стороны, храбрости и воли – с другой, – вопрос, которым часто задаются применительно к военному делу. Мало кто из военных теоретиков так очевидно ставил на первое место в требуемых качествах полководца ум, как это сделал Сунь Цзы: «Полководец – это ум, беспристрастность, гуманность, мужество, строгость» [Конрад, 1993, 26]. Такой тезис можно расценивать как призывы к интеллектуализму военного дела, военной профессии, отнюдь не бесполезный для практически любого исторического периода, для любой страны.

Цао Цао писал о том, что пять качеств, называемых Сунь Цзы, составляют «полноту добродетели» [Малявин] полководца. (Сам Сунь Цзы понятие «добродетель» еще не употреблял.)

Один из японских комментаторов трактата Сунь Цзы, упоминавшийся Огю Сорай (1666-1728 гг.), давал развернутую характеристику ума полководца: «Ум полководца – это умение предвидеть с самого начала, еще до того, как дело примет большой оборот, чем оно закончится; это – умение не обманываться никакой ложью, не поддаваться никакой клевете; это – умение до того, как дело примет дурной оборот, найти средство против этого; не придерживаться раз и навсегда установленных правил, выбирать как раз то, что нужно для данного момента; умение справляться с несчастьем и превращать его в счастье, – вот что такое ум полководца» [Конрад, 1993, 52].

Цзе Сюань в главе «Созидание» своего трактата «Военный канон в ста главах» пишет о необходимости серьезной умственной работы полководца, в том числе с опорой на военную историю: «Вникай в природу и судьбы человека, чтобы постичь тайну полководческого искусства. Вчитывайся в древние книги, чтобы досконально узнать способы действия войск. Изучай образы и числа мироздания, чтобы иметь полное знание о правилах организации войска» [Цзе Сюань Web].  

Созвучные этому тезисы выдвигал в первой половине XIX века и Клаузевиц: «…война требует от своих адептов выдающихся умственных сил» [Клаузевиц, 78-79].

В нашей стране до сих пор бытует неверная интерпретация национального военного гения А.В.Суворова. Многие авторы не видели и не видят за его победами постоянной тренировки ума на основе глубочайшей общей и военной образованности.

Следующее качество полководца, по Сунь Цзы, – беспристрастность. Как беспристрастность Конрадом переведено китайской слово «синь», имеющее сложный смысл. Им обозначается внутреннее свойство человека,  которое обусловливает его «правдивость», причем эта «правдивость» относится не только к словам, но и к поступкам. В связи с этим сюда входят и такие понятия, как «верность» себе, своим принципам, обязательствам, долгу, а также «справедливость». Одновременно с этим слово «синь» обозначает  и  понятие «доверия»  со   стороны  других   как  следствие справедливости… При этом «беспристрастность» требуется в решениях о наградах и наказаниях – чтобы они были справедливыми, правильными [Конрад, 1993, 52]. Последнее требование отнюдь не тривиально. История знает множество примеров того, что те, кто заслуживал награды, их не получали, а недостойные награждались и весьма щедро.

Далее, по Сунь Цзы, следует такое качество полководца, как «гуманность»… Суммируя высказывания различных комментаторов Сунь Цзы, Конрад писал о том, что «гуманность» в понимании китайских военных теоретиков и военачальников разных исторических периодов есть средство полководца «привлекать массы», средство «овладевать человеческими сердцами», имея в виду прежде всего сердца своих солдат. «Гуманность» означает «понимать усердие и труд» [Конрад, 1993, 52].

Понятие «мужество» восточные военные теоретики трактуют прежде всего не как просто храбрость, а как умение принимать решения и твердо выполнять их [Конрад, 1993, 52-53]. Огю Сорай под мужеством полковод¬ца понимает четыре свойства: храбрость, отважность, смелость, способность всегда сохранять присутствие духа [Конрад, 1993, 53].  У-Цзы делал одну очень важную оговорку: «Мужество – лишь одно из качеств полководца, ибо мужественный необдуманно не вступит в сражение с врагом» [У-Цзы, 264].

Одно из требований к полководцу, по Сунь Цзы, – это психологическая устойчивость. К этому Сунь Цзы добавляет то, что полководец «должен сам быть всегда спокоен и этим непроницаем для других. При этом полководца также должна отличать его собственная дисциплинированность – «он должен быть сам дисциплинирован и этим держать в порядке других» [Конрад, 1993, 41].

Особую ценность для государства представляет, по Сунь Цзы, полководец, который воюет не ради славы и поступает так, как считает нужным, не боясь вызвать недовольство правителя: «…Такой полководец, который, выступая, не ищет славы, а отступая, не уклоняется от наказания, который думает только о благе народа и о пользе народу и о пользе государю, такой полководец – сокровище для государства» [Конрад, 1993, 41].

Цзе Сюань призывает особо ценить тех полководцев, которые обладают всеми качествами, на которые указывал Сунь Цзы: «Существуют ученые командиры, мужественные командиры, отважные командиры, сметливые командиры и искусные командиры. Ученые командиры обладают знаниями. Мужественные командиры умеют сражаться. Отважные командиры отличаются храбростью. Сметливые командиры умеют организовывать войска. Искусные командиры умеют применять много приемов боя. Тот полководец, который соединяет в себе все эти качества, будет воевать как бог и никогда не изведает горечи поражения» [Цзе Сюань].

 

7. Управление в военной сфере

Сунь Цзы призывал к тому, чтобы правитель царства (государь) во всем необходимом объеме учитывал специфику управления в военной сфере, его отличие от управления в сфере гражданской: «Когда он, не зная, что такое армия, распространяет на управление ею те же самые начала, которыми управляется государство, тогда командиры в армии приходят в растерянность» [Конрад, 1993, 29].

Государственное руководство должно хорошо представлять себе специфику управления в военной сфере, имеющую немаловажные отличия от общегосударственного гражданского управления. Жизненный опыт, менталитет, образ действий профессионального военного значительно отличаются от тех, что характерны для гражданских государственных и политических руководителей.

Нельзя не отметить, что Сунь Цзы выступает за большую автономность командующего армией от верховного правителя. Между тем в современных условиях все более значимой проблемой становится как раз политическое управление войной, причем не только на уровне военной стратегии, но и на уровне оперативного искусства («оператики»), и даже тактики. То есть речь идет о вмешательстве политики (в случае необходимости) в военные действия на всех уровнях военного искусства [Кокошин, Балуевский, Потапов, 2015, 17-18].

Одна из важнейших проблем управления состоит в том, чтобы оно опиралось на предвидение (по-современному – на прогнозирование). Сунь Цзы писал: «Просвещенные государи и мудрые полководцы двигались и побеждали, совершали подвиги,         превосходя всех других, потому что все знали наперед» [Конрад, 1993, 44].

Большое внимание управлению уделил У-Цзы. Он во многом оправданно заявил о том, что главным элементом мощи вооруженных сил является качество управления, говоря, что «управление – это главное». По У-Цзы, хорошо управляемые войска – это войска «отца и сына» [У-Цзы, 190].

(В китайской истории отмечено, что у У-Цзы были совершенно особые отношения не только с командирами, но и с солдатами его армии, что радикально повышало ее боеспособность.)

Сунь Цзы также обращал внимание на необходимость особой заботы о своих подчиненных: «Тщательно заботься о своих солдатах и не утомляй их» [Конрад, 1993, 40]. При этом он обращал внимание на необходимость укрепления духа солдат: «Сплачивай их дух и соединяй их силы» [Конрад, 1993, 40].

Сунь Цзы писал, что в целях обеспечения эффективного управления установленные правила функционирования военной машины («законы») и приказания должны быть ясными.

Сунь Цзы считал, что при правильной организации армии «управлять массами – все равно, что управлять немногими: дело в частях и в числе» [Сунь Цзы, 30]. Аналогичным образом высказывается и У-Цзы: «Управление многочисленным войском как будто бы несколькими людьми» [У-Цзы, 192]. Эти тезисы Сунь Цзы и У-Цзы логически вытекали из организационных схем древних китайских войск, которые в определенной мере актуальны и в современных условиях, так как они опираются на глубокое понимание усредненных умственных и психологических особенностепй человека на войне.

*   *   *

Военная сила остается исключительно важным инструментом политики и в условиях XXI века. За две с половиной тысячи лет со времени Сунь Цзы многократно менялись формы и способы применения военной силы, прошло несколько революций в военном деле. Но многие положения его трактата и трактатов других китайских военных мыслителей и полководцев прошлого сохраняют свою значимость и в современных условиях. - Ибо они основаны на глубоком понимании природы человека и отношений между людьми в экстремальных условиях, которые характерны для войны и других ситуаций, связанных с применением военной силы.

В ряде случаев в своих размышлениях Сунь Цзы выходит далеко за рамки собственно военной проблематики, поднимаясь на политико-военный и на общефилософский уровень. Фактически этот древний трактат является трудом по политологии и социологии войны и мира.

Нет сомнений в том, что трактат Сунь Цзы, комментарии к нему различных военных (и особенно китайских) авторов должны быть предметом внимания значительно более широкой аудитории, чем просто китаисты, востоковеды.

Сунь Цзы достоин самого пристального внимания со стороны тех, кто в той или иной мере занимается проблемами обеспечения обороноспособности России и национальной безопасности в целом.

 

СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ

 

1941 год 2011. - 1941 год. Страна в огне. Книга 2. Документы и материалы. М.: ОЛМА Медиа групп, 2011. С. 15.

Васильев 1976 - Васильев Л.С. Некоторые особенности системы мышления, поведения и психологии в традиционном Китае. – в кн. Китай: традиции и современность. Под ред. Л.П.Делюсина, А.А.Бокщанина, Л.Н.Борох. – М.: Наука. 1976.

Дао Дэ Цзин 1972 - "Дао Дэ Цзин" - в кн. Древнекитайская философия. Сборник текстов в двух томах. Том 1. М.: Мысль, 1972. Составитель Ян Хин-Шун; ред. колл. .Г.Буров, Р.В.Вяткин, М Дао Дэ Цзинренко.

Зиганьшин 2007 - Зиганьшин Р.М. Исследовании я академиком Н.И. Конрадом военной мысли древнего Китая. // Восток (Oriens), 2007, № 2.

Кареев 1959 - Кареев Г.Н. Военное искусство древнего Китая. М.: Воениздат, 1959.

Кашин 2013 - Кашин На пути к глобальной военной державе: эволюция военной политики КНР в 1949-2014 гг. // Вестник Московского университета. Серия 25. Международные отношения и мировая политика. 2013, № 6.

Клаузевиц 1937 - Клаузевиц К. О войне. Пер. с нем. М.: Воениздат, 1937. 

Кокошин 2013 - Кокошин А.А. Выдающийся отечественный военный теоретик и военачальник Александр Андреевич Свечин. О его жизни, идеях, трудах и наследии для настоящего и будущего. М.: Изд. МГУ, 2013.

Кокошин 2016 - Кокошин А.А. Военная реформа в КНР 2015-2020 гг.: оборонные, внешнеполитические и внутриполитические аспекты. М.: ИСПИ РАН, 2016.

Кокошин, Балуевский, Потапов - Кокошин А.А., Балуевский Ю.Н., Потапов В.Я. Влияние новейших тенденций в развитии технологий и средств вооруженной борьбы на военное искусство // Вестник Московского университета. Серия 25. Международные отношениях и мировая политика. 2015, № 4.

Конрад 1993 - Конрад Н.И. Синология. Репринтное воспроизведение изд. 1977 г. М.: Наука, 1993.

Крашенинникова 2015 - Крашенинникова Л.С. Влияние стратегической культуры на ядерную политику КНР // Вестник Московского университета. Серия 25. Международные отношения и мировая политика. Том 7, № 3, 2015.

Кревельд 2005 - Кревельд М. ван. Трансформация войны. Пер с англ. М.: Альпина Бирнс Букс, 2005.

Малявин Web - Малявин В.В. Китайская военная стратегия. – URL: http://lib.rus.ec/b/252745 Дата обращения – 5.02.2016.

Мао Цзэ-Дун  1952-1953 - Мао Цзэ-Дун. Избранные произведения. Пер. с кит. В 4 томах. – М.: Изд. Восточная литература, 1952-1953.

Разин 1940 - Разин Е. История военного искусства с древнейших времен до первой империалистической войны 1914-1918 гг. Часть первая. Военное искусство древнего рабовладельческого общества. Древний Восток, Греция, Македония и Рим. ХХXIII век до нашей эры – V век нашей эры. – М.: Воениздат, 1940.

Сыма Цянь 1996 - Сыма Цянь. Исторические записки (Шу Цзи). Том VII. Пер. с кит. Р.В. Вяткина. М.: Изд. «Восточная литература», 1996.

Титаренко 1989 - Титаренко М.Л. (отв. ред.). 40 лет КНР. – М.: Наука, 1989.

У-Цзы 1998 - У-Цзы. Семь военных канонов древнего Китая. Пер. с англ. СПб.: Изд. «Евразия», 1998.

Цао Цао Web - Цао Цао. Большая советская энциклопедия – URL: http://slovary.yandex.ru. 

Цзе Сюань Web - Цзе Сюань. Военный канон в ста главах. О секретах китайской стратегии. Перевод и комментарии В.В.Малявина. – Электронная библиотека Либрусек. – URL: http://lib.rus.ee/b/344825/read... Дата обращения - 10.02.2016.

Army Leadership 2010 - Army Leadership. Field Manual 22-100. Wash. D.C. US Department of the Army. August 15, 2010.

Critzer Web - Critzer O.D. 21st Century Strategy Needs Sun Tzu. USA WC. – URL: www.hsdl.org/views. Дата обращения – 21.06.2016.

FM 100-5 Operations 1982 - FM 100-5 Operations / Headquarters Department of the Army. Washington, DC, 20 August 1982.

Li Sheng, Arthur Kuo Web - Li Sheng, Arthur Kuo. Sun Tzu’s War Theory in the Twenty First Century. US AWC Strategy Research Project. US Army War College. 2007. – URL: www.dtic/mil/cgi-binG-T_TRDоe? Дата обращения – 22.12.2016.

Miongda Qiu 2015 - Miongda Qiu. China’s Science of Military Strategy: Cross-Domain Concepts in the 2013 Edition. Sept. 2015. CDD Working Paper, USSD La Jolla, Ca.

Sun Tsu 2003 - Sun Tsu. The New Encyclopedia Britannica.  Vol. 11. Micropaedia. Ready Refence. Encyclopedia Britannica Inc. Chicago, London etc., 2003.

Об одной дискуссии по вопросам стратегической стабильности между академиком АН СССР А.Д.Сахаровым и членом-корреспондентом АН СССР А.А.Кокошиным

Из книги Ознобищева С.К., Потапова В.Я., Скокова В.В. "Как готовился "асимметричный ответ" на СОИ Р. 

 

Решение проблемы формирования программы «анти-СОИ», обеспечения ее эффективного политико-психо­логического воздействия на американскую сторону требовало от «группы Велихова» и публичных выступлений как перед отечественной аудиторией, так и перед зарубежной. Так, Велихов вместе с Кокошиным организовал первое выступление по телевидению выдающегося советского физика-оружейника, трижды Героя Социалистического Труда академика Юлия Борисовича Харитона, на протяжении долгого времени возглавлявшего саровский ядерный центр («Арзамас-16»), до этого бывшего практически полностью засекреченным ученым, известным сравнительно узкому кругу лиц. Выступление «тройки» Велихов—Харитон—Кокошин было призвано и разъяснить собственным гражданам смысл действий СССР по обеспечению стратегической стабильности, и дать соответствующие сигналы Западу. Харитон был, безусловно, как теперь говорят, «знаковой фигурой». Творец советского термоядерного оружия  Ю.Б. Харитон здесь как бы  противостоял упоминавшемуся  Эдварду Теллеру — одному из главных инициаторов рейгановской «Стратегической оборонной инициативы». Так что вовлечение Харитона в этот процесс в публичном варианте было очень важным шагом Велихова.

В 1987 г. на международном форуме «За безъядерный мир, за международную безопасность» в Москве состоялась публичная дискуссия по проблемам стратегической стабильности между А.А. Кокошиным и  академиком А.Д. Сахаровым, о чем Андрей Дмитриевич довольно подробно пишет в своих «Воспоминаниях». Нельзя не отметить, что появление Сахарова на этом форуме, да еще выступающего по такой теме, имело тогда большое значение во взаимодействии советских и американских ученых.

Наибольшие расхождения в выступлениях Сахарова и Кокошина касались вопроса о роли наземных стационарных межконтинентальных баллистических ракет. Сахаров в то время активно выступал с тезисом, что МБР такого рода — это оружие «первого удара», поскольку де они являются наиболее уязвимой частью стратегической ядерной триады у каждой из сторон. Сахаров говорил о том, что одна МБР с РГЧ ИН «уни­чтожает несколько ракет» другой стороны. Он заявлял, что сторона, «опирающаяся в основном на шахтные ра­кеты, может оказаться вынужденной в критической си­туации к нанесению "первого удара"». Опираясь на эти аргументы, академик Сахаров считал необходимым при сокращении стратегических ядерных арсеналов сторон принять принцип «преимущественного сокращения» МБР шахтного базирования[1].

Исторически сложилось так, что у СССР именно МБР шахтного базирования составляли львиную долю арсенала СЯС. К тому же (о чем Сахаров, скорее всего, не знал или просто не задумывался) шахтные МБР в СССР были наиболее технически совершенными средствами, и наземный компонент советских СЯС обладал наиболее отработанной системой боевого управления, позволявшей при определенных условиях осуществить ответный, ответно-встречный и даже встречный удар по противнику, осмелившемуся на нападение первым. Кокошин в ряде своих работ отмечал, что угроза ответно-встречного или встречного удара является дополнительным фактором ядерного сдерживания,  говоря в то же время о том, что готовность к такого рода действиям — дело дорогостоящее и повышающее вероятность случайных или несанкционированных пусков МБР. Призывая в первую очередь сокращать советские МБР шахтного базирования, Сахаров говорил о том, что «возможно часть советских шахтных ракет одновременно с общим сокращением заменить на менее уязвимые ракеты эквивалентной ударной силы с подвижным замаскированным стартом, крылатые ракеты различного базирования, ракеты на подводных лодках и т.д.[2]

Полемизируя с Сахаровым, Кокошин выступил против его тезиса о том, что шахтные МБР являются оружием «первого удара». Эта позиция Кокошина основывалась на предметном знании характеристик различных компонентов стратегических ядерных сил обеих сторон. В том числе Кокошину хорошо был известен целый технических проблем с развитием и морской составляющей советских СЯС. Фактически логика размышлений Сахарова во многих чертах совпадала с аргументацией ряда американских политиков и экспертов, требовавших в процессе ограничения и сокращения стратегических наступательных вооружений прежде всего сокращения советских шахтных МБР,  перекраивания стратегической ядерной «триады» СССР, на что обратили внимание в своих выступлениях ряд авторитетных советских ученых-физиков.

Значительная часть выступления Сахарова на этом форуме была посвящена проблеме СОИ. Сахаров заявил, что «СОИ неэффективна для той цели, для которой она, по утверждению ее сторонников, предназначена», поскольку компоненты противоракетной обороны, раз­мещенные в космосе, могут быть выведены из строя «еще на неядерной стадии войны и особенно в момент перехода к ядерной стадии с помощью противоспут­никового оружия, космических мин и других средств». Аналогично «будут разрушены многие ключевые объ­екты ПРО наземного базирования»[3]. В этом выступ­лении Сахарова содержались и другие аргументы, ста­вившие под сомнение способность широкомасштабной ПРО обеспечить эффективную защиту от «первого уда­ра». Они во многом совпадали с тем, что было представ­лено в открытых отчетах «группы Велихова» и в ряде публикаций американских и западноевропейских уче­ных — противников программы СОИ.

Далее Сахаров заявлял, что ему «кажется неправиль­ным» утверждение противников СОИ о том, что такая система ПРО, будучи неэффективной в качестве обо­ронительного оружия, служит щитом, под прикрытием которого наносится   «первый удар»,   так как является эффективной для  отражения ослабленного удара возмездия. Обосновывал он это в терминах, не свойственных ученому-физику: «Во-первых, удар возмездия обязательно будет сильно ослаблен. Во-вторых, почти все приведенные выше соображения неэффектив­ности СОИ относятся и к удару возмездия»[4].

У «группы Велихова» имелись санкционированные ре­шениями соответствующей «инстанции» активные кон­такты с американскими учеными, занимавшимися эти­ми же проблемами. Среди них были крупнейшие фи­гуры — нобелевский лауреат Чарли Таунс, Виктор Вайскопф, Вольфганг Панофски, Пол Доти, Эштон Картер, Ричард (Дик) Гарвин — один из ведущих разработчиков в прошлом американских термоядерных боеприпасов, впоследствии на протяжении многих лет главный со­ветник по науке такого гиганта американской наукоемкой промышленности, как «IBM». К встречам между учеными АН СССР и Национальной академии наук (HAH) CШA подключались бывший министр обороны США Роберт Макнамара, бывший председатель Коми­тета начальников штабов генерал Дэвид Джоунс и др. ...В своем подавляющем большинстве эти предста­вители высшего слоя американской технократии были противниками рейгановской широкомасштабной про­тиворакетной обороны,  люди,  в свое  время  многое сделавшие для заключения в 1972 г. Договора об огра­ничении систем ПРО.

О роли А.А. Кокошина в формулировании и реализации ядерной политики России и ряда других направлений обеспечения оборонной мощи России

См.: Ознобищев С.К., Потапов В.Я., Скоков В.В. Как готовился "асимметричный ответ" на СОИ Р. Рейгана. Велихов, Кокошин и другие.

М.: ЛЕНАНД, 2008. с. 42-49.

 

"Безудержная инфляция, регулярные прогрессирующие сокращения ассигнований на нужды обороны, вклю­чая НИОКР, диктат Международного валютного фон­да (МВФ), предоставлявшего Российской Федерации «стабилизирующие кредиты» под очень жесткие усло­вия, которые самым негативным образом сказывались и на обеспечении обороноспособности страны, — все это пришлось с лихвой испытать на себе в те годы и во­енному ведомству, и оборонно-промышленному ком­плексу. Приходится иногда просто удивляться, как в то время были достигнуты столь известные теперь крупные результаты в развитии отечественных вооружений и военной техники. Тем, кто этим занимался, давалось это все невероятным напряжением сил, стоившим ча­сто потери здоровья, а иногда и жизни работников.

Так, безвременно ушли из жизни такие соратники Кокошина, как генерал-полковник Вячеслав Петрович Миро­нов (занимавший при нем пост начальника вооружения Вооруженных сил РФ, а ранее — заместителя министра обороны СССР по вооружениям), заместитель главко­ма ВМФ по вооружениям адмирал Валерий Васильевич Гришанов. Они скончались буквально на боевом посту.

Кокошин и его подчиненные (среди них прежде всего стоит отметить генерала В.И. Болысова в главкомате Ракетных войск стратегического назначения, того же генерал-полковника В.П. Миронова,  помощника первого заместителя министра обороны В.В. Ярмака, со­трудника Комитета по военно-технической политике Минобороны РФ подполковника К.В. Масюка и др.) буквально «вытащили» уже «лежавшую на боку» новую межконтинентальную баллистическую ракету «Тополь-М» («Универсал»), разрабатывавшуюся в НИИ теплотехники, который в то время возглавлял генеральный конструктор  Б.Н. Лагутин,   сменивший легендарного А.Д. Надирадзе. Кокошин не раз отмечал и большую роль в определении судьбы этой МБР начальника генерального штаба ВС РФ генерала В.П. Дубынина, ко­торый поддержал Кокошина. По этой и целому ряду других программ вооружений в критический момент в 1992 г. Получил он в тот момент и полную поддержку от еще одного авторитетнейшего военачальника — за­местителя министра обороны РФ генерал-полковника Валерия Ивановича Миронова, высокообразованного военного профессионала. Курирование этой програм­мы Кокошиным осуществлялось в тесном взаимодей­ствии со сменившим Дубынина на посту начальника Генштаба генералом армии М.П. Колесниковым.

Ныне отмечаются уникальные свойства во все боль­ших количествах поступающей в войска МБР «Тополь-М» именно с точки зрения возможностей преодоления ПРО другой стороны; причем в отношении перспектив­ных ПРО, которые только могут еще появиться в обо­зримой на 15-20 лет перспективе. Изначально этот комплекс задумывался как МБР и в шахтном (стацио­нарном) варианте, и в мобильном варианте, как в моно­блочном варианте, так и с РГЧ ИН. (18 декабря 2007 г. первый вице-премьер правительства РФ С.Б. Иванов заявил, что ракетный комплекс «Тополь-М» с разделяю­щимися головными частями (как в стационарном, так и в мобильном варианте) появится на вооружении уже в ближайшее время. Однако способность этой ракеты иметь несколько боезарядов до поры до времени, мягко говоря, не афишировалась.)

Большую роль в развитии этого направления, так же как и в ряде других направлений оборонной науки и техни­ки, сыграл созданный Кокошиным в Минобороны России Комитет по военно-технической политике (КВТП).

Это — сравнительно небольшое подразделение военно­го ведомства, состоящее преимущественно из молодых высокообразованных офицеров и гражданских ученых и инженеров из оборонно-промышленного комплекса, из академических институтов. Значительный упор в де­ятельности КВТП был сделан Кокошиным на развитие всего комплекса информационных средств, обеспечи­вающих управление на всех уровнях — от тактического до стратегического и политико-военного, эффектив­ность вооружений и военной техники, средств развед­ки, целеуказания, контроля над исполнением приказов, директив, решений и пр.

В рамках КВТП в том числе родилась программа «Интеграция-СВТ» по развитию комплекса средств вычисли­тельной техники для нужд Вооруженных сил и техники двойного назначения. По этой программе был создан, в частности, высокопроизводительный микропроцес­сор «Эльбрус-ЗМ», госиспытания которого успешно за­вершились в 2007 г. Большую роль в ее реализации сыг­рал генерал-лейтенант В.П. Володин, выходец из кокошинского КВТП, возглавлявший в последние годы Научно-технический комитет Генштаба ВС РФ (создан­ный в Генштабе В.П. Володиным после упразднения одним из министров обороны РФ Комитета по военно-технической политике).

Многое было сделано Кокошиным и его командой для сохранения и развития морской и авиационной состав­ляющих отечественных стратегических ядерных сил. Кокошин был категорически против превращения рос­сийской стратегической «триады» в «монаду» с оставле­нием в СЯС только одного наземного компонента, к че­му призывали некоторые наши военачальники и влия­тельные эксперты. Такая позиция Кокошина опиралась на глубокое понимание проблем обеспечения Россией стратегической стабильности.

Став в 1998 г. секретарем Совета безопасности РФ, Кокошин сумел закрепить этот курс на сохранение стратегической «триады», а следовательно, на обеспе­чение высокой степени боевой устойчивости наших СЯС. Были приняты соответствующие решения Совета безопасности РФ по ядерной политике нашей страны, которые позднее были конкретизированы в несколь­ких указах президента России. Это были стратегиче­ские решения, сохраняющие свою значимость и по сей день. При подготовке этих решений Кокошин опирался на большую экспертную работу созданной им специальной комиссии Совета безопасности РФ во главе с вице-президентом РАН академиком Н.П. Лаверовым, кото­рая провела огромную работу, рассмотрев разные вари­анты развития всего комплекса сил и средств ядерного сдерживания и соответствующих компонентов отече­ственной науки оборонно-промышленного комплекса.

Немаловажную роль в подготовке, а затем в обеспече­нии реализации этих решений сыграл генерал-полков­ник А.М. Московский, которого А.А. Кокошин привлек из Минобороны РФ для работы в Совете обороны, а затем в Совете безопасности РФ в качестве своего заместителя по вопросам военно-технической политики. А.М. Московский находился на посту заместителя секретаря Совета безопасности на протяжении целого ряда лет, поработав с такими секретарями Совета безопасности РФ, как Н.Н. Бордюжа, В.В. Путин, С.Б. Иванов. Затем А.М. Московский, когда С.Б. Иванов стал министром обороны РФ, был назначен начальником вооружения - заместителем министра обороны РФ, ему было присвоено воинское звание генерала армии.

Во всех этих должностях Московский проявил высокие профессиональные качества и упорство, настойчивость в реализации долгосрочной военно-технической поли­тики России, в том числе в ракетно-ядерной сфере.

Заложенные Кокошиным подходы к выработке реше­ний по ядерной политике России были реализованы в конце 1998 г., уже после оставления им поста сек­ретаря Совета безопасности РФ, в виде созданного распоряжением президента России Постоянного сове­щания по ядерному сдерживанию. Этот рабочий орган Совета безопасности РФ возглавил секретарь Совета безопасности РФ, а его решения, после их утвержде­ния президентом РФ, становились обязательными для исполнения всеми федеральными органами исполни­тельной власти. Рабочую группу по подготовке решений Постоянного совещания по ядерному сдерживанию воз­главил заместитель секретаря Совета безопасности РФ В.Ф. Потапов, а вся черновая работа в структуре аппарата Совета безопасности РФ легла на Управление во­енной безопасности, которым руководил генерал-пол­ковник В. И. Есин (он в 1994-1996 гг. был начальником Главного штаба РВСН — первым заместителем главко­ма РВСН).

Постоянное совещание по ядерному сдерживанию, опи­раясь на глубокие проработки научного и экспертно­го сообщества России, занимающегося проблематикой стратегических наступательных и оборонительных во­оружений, сумело в 1999-2001 гг. выработать основы ядерной политики России, которые стали фундаментом тех планов строительства ядерных сил России, которые ныне реализуются на практике.

Немало было сделано А.А. Кокошиным в 1990-е гг. и для развития технологий для отечественной системы про­тиворакетной обороны. В том, что эта система про­должает жить и развиваться, — в немалой степени его заслуга.

Знающие люди считают особенно важным, что при не­посредственном участии Кокошина удалось сохранить в стране (а кое-где даже и улучшить) кооперационные цепочки по разработке и производству стратегических ядерных вооружений (включая ядерный оружейный комплекс), высокоточного оружия в обычном снаря­жении, радиолокационных средств для нужд системы предупреждения о ракетном нападении и противора­кетной обороны, космических аппаратов различного назначения (в том числе для первого эшелона системы предупреждения о ракетном нападении (СПРН) и др.

В 1994 г. Кокошиным была заложена программа разви­тия отечественной электроники специального и двой­ного назначения, которая по большинству направлений успешно реализовывалась и реализуется по сей день. Так, по этой программе был создан первый за послед­ние 12-15 лет за пределами США высокопроизводи­тельный микропроцессор «Эльбрус-ЗМ» оригинальной отечественной архитектуры (приоритетность и ори­гинальность этого достижения нашла свое признание в профессиональных отечественных и зарубежных из­даниях). Была разработана и рядная система элек­тронно-вычислительной техники военного и двойно­го назначении — программа «Багет», инициаторами и основными идеологами которой были Велихов и его ученики (и прежде всего академик РАН В.Б. Бетелин) из Отделения информатики Российской акаде­мии наук.

Сам Кокошин отмечает большую роль в глубоком по­знании им проблем отечественного оборонно-промыш­ленного комплекса первого заместителя министра обо­роной промышленности СССР Евгения Витковского, который близко познакомил его с заместителем мини­стра обороны СССР по вооружению генерал-полковни­ком Вячеславом Петровичем Мироновым, сменившим на этом посту генерала армии В.М. Шабанова. Ми­ронов, широко образованный специалист в области инженерии в целом, учившийся в МВТУ им. Баумана и в Военной инженерной артиллерийской академии им. Дзержинского (послуживший в РВСН), был одним из основных разработчиков отечественной системы среднесрочного и долгосрочного планирования науч­но-технического оснащения Вооруженных сил, форми­рования государственной программы вооружений; раз­работанные под руководством Миронова методы пла­нирования во многом действуют и по сей день.

Признание вышеупомянутых заслуг Кокошина нашло свое отражение в активной поддержке его кандида­туры со стороны ученых-оружейников при избрании Кокошина Общим собранием Российской академии на­ук в действительные члены РАН. Выступивший на этом собрании от имени всех академиков-оружейников в под­держку Кокошина академик РАН Юрий Алексеевич Трутнев отметил, что Кокошин является одной из клю­чевых фигур среди тех, кто спас в тяжелейшие 1990-е гг. важнейшие компоненты отечественного оборонно-про­мышленного комплекса. В аналогичном духе на этом Общем собрании выступил и экс-премьер России акаде­мик РАН Е.М. Примаков, указав на заслуги Кокошина именно как ученого, внесшего большой вклад в раз­витие российской науки. Тем самым он ответил на появившиеся в средствах массовой информации накануне академических выборов утверждения о том, что «гене­рал-полковник» Кокошин баллотируется в Академию по чину, а не по научным достижениям".

А.А.Кокошин об отечественном Военно-морском флоте. От истоков до первой мировой войны

История отечественного морепла­вания берет начало в седой древности. Достоверно известно, что еще за несколько столетий до походов князей Олега и Игоря в Византию флотилии славянских племен плавали в Черном и Средиземном мо­рях. На протяжении нескольких веков Новгород активно развивал морскую торговлю с соседями по Балтике. Новгородцы и скандина­вы не раз совершали морские военные набеги друг на друга. В конце XII в. новгородцы, подняв подвластных им карелов, разорили дотла шведский город Сигтуну (неподалеку от того места, где впоследст­вии был построен Стокгольм). Этот поход был актом возмездия за набег шведского короля Эрика на новгородские земли. В числе тро­феев новгородцы увезли из Сигтуны большие ворота одного из хра­мов и поставили их в своем Софийском соборе в приделах Рождества Богородицы[1].

Благодаря Великому торговому пути из "варяг в греки" развивались экономические, культурные и политические связи, кото­рые помогли древней Руси к XI в. занять видное положение в Европе. Накаплива­лось национальное богатство в двух крупнейших центрах древней  Руси - Новгороде и Киеве, расположенных на важнейших точках пути "из варяг в греки".

В XII-XIII вв. на Русь обрушились удары печенегов и половцев, шведов, немцев-крестоносцев, неисчислимые беды принесло тата­ро-монгольское нашествие. Оказался нарушенным путь из "варяг в греки". И это сыграло огромную роль в последующей мировой и отечественной истории. Несмотря на громкие победы Александра Невского над шведами и немцами, а затем активную борьбу Нов­города со шведами за восточную часть Балтики, позиции новгоро­дцев на Балтике были в значительной мере ослаблены. Однако долгое время Новгород все-таки сохранял за собой выход в Балтийское море[2].

Иван Калита начинает создавать новое русское государство во­круг Москвы. Его потомкам понадобилось более 250 лет, чтобы объ­единить княжества в единую Русь-Россию для борьбы за нацио­нальную независимость. Одним из крупных и драматических собы­тий в этот период было сокрушение Московскими государями Нов­городской аристократической республики - Господина Великого Новгорода. В результате резко сократились морские внешнеэконо­мические связи Руси с другими государствами через Балтику. Пос­ле присоединения в 1478 г. Новгорода к Москве богатое новгород­ское купечество было разорено и уже больше не принимало, как прежде, активного участия в балтийской торговле. Новгород выпал из торгового Ганзейского союза. Даже основанный московским го­сударем Иваном III в устье реки Нарвы в 1492 г. Ивангород не дал возможности восстановить утраченные позиции Руси на Балтике. Не было в то время в нашей стране сил, которые смогли бы строить мореходные торговые и военные суда, способные соперничать с ко­раблями немцев, датчан, голландцев и англичан, захвативших в свои руки морскую торговлю России. Лишившись выхода к морям. Рос­сия понесла огромные потери - в военном, экономическом, культур­ном планах. Утрата Русью прямых выходов на морские торговые пути в Европу существенно ограничила возможность нашей страны в накоплении национального богатства.

Отсутствие дальнего мореплавания вело, в частности, к тому, что практически не развивались и точные науки. К моменту при­хода к власти Петра Великого Россия отстала от Запада на столе­тия. Попыткой вернуть позиции на Балтике стала Ливонская война Ивана IV. Она началась крупными успехами россиян, возвративших себе выход к Балтийскому морю, но закончилась тем не менее поражением России. (В начале Ливонской войны Иван Гро­зный отвоевал Нарву, что давало возможность открыть торговый путь на Балтику из Москвы. Однако в 1581 г. шведы вновь захватили Нарву, и торговля через Нарву прекратилась).

В результате недолговечными оказались "корсары" Ивана Грозного на Балтике во главе с датчанином Карстеном Роде[3].

Долгое время единственным морским выходом на основные торговые пути Европы для русских купцов были Белое и Барен­цево моря[4].

До Петра Великого проблема так и оставалась нерешенной, хо­тя активные попытки вернуть исторические позиции России на Балтике продолжались. Воевода Потемкин взял Капорье. В 1656 г. он бился с "немецкими людьми" у острова Котлин и захватил шведскую галеру. В этом же году русскими войсками были взяты крепости на Западной Двине - Динабург и Кокенгаузен. Послед­няя была переименована в Царевич-Дмитриев. В этой крепости боярин А.Л.Ордин-Нащекин начал строительство верфи и зало­жил мореходные суда. Однако и эта война со шведами закончилась поражением России, и по условиям Кардисского договора 1661 г. Москва вынуждена была оставить завоеванные земли. Заложен­ные в Царевиче-Дмитриеве суда сожгли[5].

Неудачными оказались и старания царя Алексея Михайловича создать современный флот для выхода на Каспий, чтобы обеспе­чить контроль над одним из важнейших для России торговых пу­тей. Инициатором создания такого флота был все тот же Ордин-Нащекин, ближайший советник царя, глава Посольского и Мало­российского приказов, боярин, талантливый государственный де­ятель России XVII в. В Нижнем Новгороде с привлечением ино­странных мастеров была построена флотилия с флагманским ко­раблем "Орел". Но по ряду причин, и прежде всего из-за восстания Степана Разина, флотилия так и не нашла применения в обеспечении интересов России[6].

Несмотря на все неудачи во второй половине XVII в. тем не ме­нее были созданы необходимые предпосылки для превращения России в морскую державу. Уже имелась определенная база для су­достроения в России, металлургические и металлообрабатываю­щие заводы. Мануфактуры изготавливали парусину, пеньку и дру­гие материалы. И что особенно важно, в России к тому времени уже появилось до десятка судостроительных верфей, способных стро­ить небольшие парусные и гребные суда[7]. Особую роль в этом иг­рал, конечно, Север России, в первую очередь город Архангельск, прочно укрепившийся в устье Северной Двины. Через Архангельск (основанный в 1584 г. как Новохолмогоры и в 1613 г. переимено­ванный в Архангельск) еще со времен Ивана Грозного была нала­жена морская торговля с англичанами (через него действовала ан­глийская "Московская Компания"), а затем и с голландскими куп­цами. Именно из Архангельска в 1693 г. Петр I впервые вышел в от­крытое море, здесь он основал государственную верфь. Уже через год построенные на этой верфи корабли "Святое пророчество", "Апостол Павел", "Святой Петр" бороздили волны Белого моря.

Важным итогом этого периода было также осознание государственными руководителями, русским купечеством того, что назре­ла необходимость в создании регулярной, действующей на посто­янной основе вооруженной силы на море. Как писал известный ис­торик русского флота Ф. Веселаго, и русская политическая элита второй половины XVII в., и иностранцы, жившие в России, "впол­не понимали невозможность для такого обширного государства быть в тягостной зависимости от соседей, и единственный выход из этого положения видели в приобретении морских портов и за­ведении флота"[8].

20 октября 1696 г. по настоянию Петра Великого Боярская дума приняла историческое решение: "Морским судам - быть!" С этого момента начинает отсчет история развития отечественного морско­го флота, 300-летний юбилей которого широко отмечается в Рос­сийской Федерации.

Конечно, потребность в военно-морском флоте для России бы­ла объективной, и это осознавалось многими по-настоящему раде­вшими о государстве российскими деятелями в допетровский пе­риод. Однако в самом начале российский флот родился и разви­вался прежде всего благодаря Петру Великому.

Петр дал мощный толчок развитию Российского государства и общества в целом, хотя это и было достигнуто ценой издержек и потерь, в том числе - в самобытной русской культуре. Древняя Русь, потратив целые века на борьбу за выживание и возрожде­ние, в конечном итоге, по словам В.О. Ключевского "из доступного домашнего материала и домашними средствами с трудом сколотила невзрачное, тяжелое, но прочное государство". Петр I разглядел в Руси-России богатые материальные средства и мощные духовные силы. Он "мощными мозолистыми руками взрыл это, как он говорил, божие благословение, втуне под зем­лей скрывающееся, призвав на помощь техническое знание За­пада, и трудным ломаным путем из Москвы через Полтаву, Гангут и Ништадт вдвинул Россию в семью европейских держав и народов"[9].

В нем жила особая любовь и страсть к флоту и судостроению, ко всем наукам и ремеслам, с ними связанным. Он лично создал на основе голландских и английских терминов русскую морскую тер­минологию, широко используемую до сих пор. Монарха, столь преданного идее отечественного флота, не знала, наверное, не только российская, но и мировая история. При этом Петра как ис­тинно великого человека отличала не слепая любовь к делам рук своих, но способность трезво и критически взглянуть па то, что сделано и делается, способность исправить складывающиеся дис­пропорции, сделанные ошибки. Именно благодаря этому дару ему удалось в итоге создать сбалансированный по своему корабельно­му составу флот, обеспечивающий должное соотношение между корабельным составом, береговыми укреплениями, судоверфями и доками, инфраструктурой в целом.

Важным этапом становления нового флота стала закладка вер­фей Воронежа, где за одну зиму была построена достаточно силь­ная флотилия (за 1200 верст от моря!). С многочисленными труд­ностями, преодолевая мелководье, мели, перекаты, флотилия про­шла по Дону. Затем она сыграла большую, если не решающую, роль во взятии принадлежащего в то время туркам Азова, который перед этим Петр безуспешно пытался взять одной лишь сухопут­ной армией.

В 1698 г. на русском флаге, ставшем впоследствии российским военно-морским флагом, по инициативе Петра Великого появился косой андреевский крест (с ним тесно было связанно учреждение в 1699 г. высшего российского ордена - ордена Андрея Первозван­ного). Следует отметить, что культ апостола Андрея уже в XI в. широко распространился на Руси. При этом почитание Андрея Первозванного не было на Руси формальной церковной тради­цией, а имело весьма глубокие корни в народной среде[10].

В созданном Петром на Балтике флоте гармонично сочета­лись различные классы и типы кораблей. (Корабли строились с учетом поставленных целей вооруженной борьбы и военно-гео­графических особенностей театра военных действий.) Это было сочетание мощного гребного флота (скампавеи, галеры и др.), предназначенного для совместных с сухопутными войсками действий в шхерных районах, с парусным флотом, призванным не допустить господства на море Швеции и обеспечить успех гребных судов. Гребной флот при этом включал в себя и специ­альный десантный корпус численностью до 16 тыс. чел. Первый полк "морских -солдат" был основан по указу Петра I от 16 нояб­ря 1705 г., чем было положено начало славному роду сил ВМФ России - морской пехоте[11].

Санкт-Петербург - новая столица Российской империи - самым тесным образом связал свою судьбу с военно-морским флотом, с задачей создания морской мощи государства. Он стал материаль­ной базой, на которой произрастала эта мощь. С тех пор город ос­тается важнейшим центром корабелов, ученых, связанных с мор­ским делом, центром подготовки военно-морских кадров.

Огромные материальные затраты, физические и духовные силы многонационального народа России были вложены в создание бое­способного военно-морского флота. Потребовалось интенсивное развитие и создание практически не существовавших до этого от­раслей отечественной промышленности и науки с массовым при­влечением европейского опыта, технологий, специалистов. Уже тогда флот был значительно более сложным в техническом отно­шении видом вооруженных сил, чем сухопутная армия. Он требо­вал высокого уровня естественно-научных и иных знаний. Многое приходилось заимствовать за границей, прежде всего в Голландии и Англии, где, как известно, побывал и сам Петр[12]. Но царю, кото­рому предстояло руководить строительством отечественного во­енно-морского флота, мало было полученных в Голландии практи­ческих навыков и умения выполнять работу искусного плотника-корабела. Он стремился "к овладению теорией постройки судов, чтобы стать настоящим инженером, способным проектировать и строить корабли на научной основе. Однако голландцы были больше мастерами-практиками, чем теоретиками корабельного де­ла. Петр I со свойственной ему проницательностью вскоре понял несовершенство голландской системы кораблестроения, основан­ной на огромном практическом опыте, и стал отдавать предпочте­ние англичанам. "Если бы, - говорил он впоследствии, - я не поу­чился у англичан, то навсегда бы остался плотником"[13].

С 1698 г. за сравнительно короткий срок Петр в Англии сумел овладеть технологией постройки судов, изучил основы теории ко­рабля, овладел методами графического изображения корпуса, отдельных узлов и деталей корабля. Чертежи судов, разработанные лично Петром, отличались высоким качеством и большим изяществом исполнения[14]. Он стремился к тому, чтобы как можно скорее в России появились собственные корабельные мастера, выучившиеся всему лучшему у тех же голландцев и англичан. Среди отечественных кораблестроителей Петр особо выделял Гавриила Меншикова и Федосея Скляева[15].

Строительство военно-морского флота дало мощный толчок развитию горного дела и лесной промышленности, математики, астрономии, географии, физики, химии. Была сформирована сис­тема подготовки флотских кадров, заложены основы национально­го военно-морского искусства, началось строительство портов для берегового базирования сил флота и крепостей для морской оборо­ны побережья.

Самое главное - созданный Петром флот выполнил свое полити­ческое предназначение, решил свою историческую сверхзадачу. Россия "воссоединилась" с Европой, отвоевала исторически при­надлежавшие ей (или находившиеся в сфере ее непосредственного влияния) земли с выходом в море. В то же время попытки Петра Великого утвердиться на Черном море не увенчались успехом. И это несмотря на то, что при активной поддержке построенного в Воро­неже молодого русского флота был взят Азов. Причиной этому бы­ло поражение не на море, а на суше, во время Прутского похода. Тог­да возглавляемая Петром армия попала в окружение превосходя­щих сил турок. Во многом повторялось то, что было в предыдущие исторические периоды - при Иване Грозном, при Михаиле Романо­ве, при Алексее Михайловиче: возможности военно-морских сил России подрывались за счет поражений на суше. Прутское пораже­ние Петра на 50 лет отодвинуло решение вопроса о выходе к югу на естественные географические рубежи Российской империи, о созда­нии российской морской мощи на Черном море. Этот важный эпи­зод российской истории, как и другие, наглядно продемонстрировал теснейшую связь между морскими и сухопутными театрами воен­ных действий. Такую взаимосвязь исследователи отечественной во­енно-морской истории далеко не всегда учитывают.

Российский флот в XVIII в., да и в последующие периоды оте­чественной истории, получал развитие, когда для него ставились долгосрочные политические цели. Для достижения этих целей вы­делялись должные ресурсы, собирались по-настоящему любящие флот люди. Когда такие условия отсутствовали, флот быстро при­ходил в упадок, лишался своей боевой мощи и какой-либо способ­ности выполнять политико-дипломатические функции. Так про­изошло, в частности, при ближайших преемниках Петра Великого - в период правления Екатерины I, затем Анны Иоанновны. Основ­ные политические задачи России на Балтике в то время считались решенными Петром Великим. А задачи юга России, района Черно­го моря, не говоря уже о Средиземноморье, еще не ставились по-новому. Это предстояло сделать Екатерине II.

Ослабление внимания к флоту при преемниках Петра ряд ис­ториков связывает и с огромным перенапряжением ресурсов России в ходе Северной войны, длившейся более 25 лет; значи­тельную часть этих ресурсов поглотил военно-морской флот. (По оценке, приводимой В.О. Ключевским, расходы на военные нуж­ды доходили в конце царствования Петра I до двух третей всего государственного бюджета страны).

После Петра на долгие годы резко сократилось военное кораблестроение, а в отдельные моменты оно вообще отсутствовало. Ухудшилось состояние уже имевшегося флота. На многих кораб­лях в 20-е годы XVIII в., например, экипажи не были укомплекто­ваны, и особенно остро ощущалась нехватка штурманов. Матросы носили изношенные мундиры, а многие не имели даже рубашек"[16]. Это был первый, и, к сожалению, не последний, период упадка оте­чественного флота в его истории. Об этих периодах упадка россий­ского флота также не следует забывать современникам, даже в год празднования 300-летия российского флота.

Но и в этот тяжелейший для российского флота период у него были славные деяния, оставившие глубокий след в отечественной истории. Знаменательным событием того времени стала задуман­ная еще Петром I экспедиция под командованием В.И.Беринга, в состав которой вошли лейтенанты М.П.Шпанберг и А.И.Чири­ков, два штурмана, гардемарин, геодезист, лекарь и 23 матроса и мастеровых. Через 2 года (в 1727 г.) после выхода из Санкт-Петер­бурга экспедиция прибыла в Охотск. Оттуда в следующем году на боте "Святой Гавриил" она в тяжелейших условиях совершила плавание, цель которого состояла в том, чтобы определить россий­ские рубежи и уточнить, есть ли пролив между Азией и Америкой. Плохо оснащенная, малочисленная экспедиция совершила насто­ящий подвиг, которому не так уж и много аналогов в мировой ис­тории мореплавания.

Выход русского флота на просторы Балтики, а затем - в Черное и Средиземное моря сильно способствовал росту экономических и культурных связей России со странами Европы. В достаточно ко­роткие, по историческим меркам, сроки России удалось найти ре­шение проблем, столетиями сдерживавших ее развитие. Активные действия русских флотов, эскадр, флотилий на Балтике, на Черном море, в средиземноморском регионе оказывали подчас решающее влияние на ход европейской политики. Во многом именно благода­ря созданному военно-морского флоту Россия начала исполнять ключевую роль в процессе формирования политической обстановки в Европе XVIII столетия. Особенно примечателен был "век Екатерины Великой", когда российский флот решал крупные политические задачи, и его действия были увязаны с действиями сухопутных войск. Активность флота не только на Черном море, но и в Средиземноморье в тот период была прямым следствием больших политических целей, к достижению которых стремилась императ­рица. Эти цели формулировались так: создать новую систему госу­дарств в этом районе мира, обеспечить безопасность южных границ Российской империи, расширить ее пределы в южном направлении вплоть до "водружения креста на Святую Софию"[17].

Первая "сверхзадача" не была решена ни тогда, ни в последу­ющем, однако Россия прочно утвердилась на побережье Черного моря, обеспечив свои военные, экономические и политические интересы. Россия рельефно обозначила свое присутствие в Сре­диземном море. Благодаря действиям русского флота и крупным сухопутным победам в Бессарабии на реках Ларге и Кагуле в хо­де первой русско-турецкой войны в 1768-1774 гг. были заняты Молдавия и Валахия; в 1771 г. русские войска овладели нижним Дунаем и завоевали весь Крым. (Но присоединение Крыма к России произошло позднее, в 1792 г., в соответствии с Ясским миром, в царствование Екатерины II[18]).

В период правления Екатерины II примечательным событием стало создание союза государств в составе России, Дании и Шве­ции. Союз поддерживал правила "вооруженного нейтралитета" с целью охраны торгового мореплавания нейтральных стран в ходе войны за независимость английских колоний в Северной Амери­ке. Деятельность России в этом союзе подняла престиж россий­ского государства и принесла пользу морской торговле, особенно потому, что правила "вооруженного нейтралитета" были подкреп­лены действительной силой русского флота.

Важным результатом расширения южных пределов империи была ликвидация одного из каналов работорговли, через который из России и других стран региона (Молдавии, Валахии, Бессара­бии, Польши и т.д.) столетиями высасывались через Крымское хан­ство и Оттоманскую империю сотни тысяч, а по некоторым оцен­кам, и миллионы мужчин, женщин и детей.

Огромную роль в мировой истории сыграли действия россий­ских воинов, и конечно - военных моряков, в освобождении греческого народа от оттоманского ига. Важно понимать здесь и то, что усилия России - политико-дипломатические, военные, в том числе военно-морские, сыграли по сути дела решающую роль в том, что эллинизм был возвращен в лоно европейского и мирового культурного наследия. Разумеется, многие высшие достижения культуры, истории Древней Греции (и эллинизма вообще) принадлежали европейской культуре, европейской традиции и до то­го, как Греция снова стала суверенным государством. Однако без освобождения Греции от тирании Османов историческую линию нельзя было бы считать восстановленной.

Имена Г.А.Спиридова, Ф.Г.Орлова, А.С.Грейга, Сенявиных, Ф.Ф.Ушакова стали легендарными, а русских военных моряков восторженно встречало население многих средиземноморских стран, жаждавших избавления от османского ига.

Походы И.Ф. Крузенштерна и Ю.Ф. Лисянского, В.М. Головнина, Ф.Ф. Беллинсгаузена и М.П. Лазарева, состоявшиеся в нача­ле XIX в., имели непреходящее значение для всего человечества. Под их руководством совершены выдающиеся географические от­крытия. Русские моряки открыли Антарктиду, исследовали и ос­воили Чукотку, Аляску, Командорские и Курильские острова, Дальний Восток.

*        *        *

После царствования Екатерины II и Павла I для флота вновь наступили сложные времена. Как ни парадоксально, это произош­ло в тот период, когда пришедший к власти император Александр I впервые в России создал Морское министерство (наряду с семью другими министерствами), и первым российским морским минист­ром стал адмирал Н.С. Мордвинов. Созданный императором вско­ре после этого так называемый Комитет для приведения флота в лучшее состояние во главе с действительным тайным советником А.Р. Воронцовым сделал весьма тяжелые для российского флота выводы. Отмечалось низкое качество отечественных кораблей, из-за чего срок их службы был почти в три раза меньше, чем шведских (прежде всего из-за того, что корабли строились из сырого, не выдержанного леса). Комитет указывал также на плохую оснащен­ность флота, крупные недостатки в его организации и пр.[19]

Видимо, не без учета настроений самого императора Алексан­дра I Воронцов поставил для военно-морского флота России значительно более скромные задачи, чем это было при Екатери­не Великой и Павле I: иметь на Черном море флот, соизмеримый с турецким, ради "сбережения берегов и гаваней наших", и гос­подство российского флота на Балтике. Посылку же российских эскадр в Средиземное море Воронцов считал для России делом бесполезным. С ним полностью был согласен и сын знаменитого екатерининского адмирала В.Я.Чичагова - П.В.Чичагов, поль­зовавшийся особым доверием Александра I. Чичагов и был наз­начен морским министром вместо адмирала Н.С.Мордвинова, который, выразив несогласие с мнением воронцовской комис­сии, ушел в отставку[20].

Новый этап восстановления российской морской мощи на­чался с приходом к власти императора Николая I, который вплоть до Крымской войны 1853-1856 гг. был самым могущест­венным государем Европы. В первый месяц своего царствования он сформировал Комитет образования флота. Но не столько ре­шения этого комитета, сколько деятельность сильных, высоко­образованных организаторов и флотоводцев подняли флот на более высокий уровень - к ним прежде всего надо отнести С.А.Грейга и М.П.Лазарева, а затем их учеников П.С.Нахимова, В.А.Корнилова, В.И.Истомина.

Героизм, отвага и мужество российских моряков не могли ком­пенсировать проблемы, связанные с экономической слабостью страны, отсталостью в развитии технологической базы судостро­ительной промышленности, с плохой системой подготовки кад­ров, с политическими и стратегическими ошибками государст­венных руководителей. Парусникам Нахимова было трудно про­тивостоять английским и французским паровым кораблям. После блестящей морской Синопской победы в 1853 г. над турками (это было последнее крупное сражение эпохи парусного флота) моря­кам-черноморцам вместе с сухопутными частями в пешем строю пришлось отстаивать и сдать Севастополь войскам англо-франко-турецко-сардинской коалиции. Моряки проявляли в те дни чуде­са храбрости и стойкости.

После Крымской войны у России практически не осталось со­временного флота ни на Черном море, ни на Тихом океане. Фак­тически не было современных кораблей и на Балтике, где до это­го наш флот играл доминирующую роль. Российский флот приш­лось строить практически заново, в том числе и в промышленно-технологическом отношении. Страну поразил на несколько лет глубокий финансовый кризис, вызванный Крымской войной. Это потребовало поиска нестандартных решений по воссозданию флота и сохранению его кадров. Выход из кризиса настойчиво ис­кали генерал-адмирал, великий князь Константин Николаевич, .адмиралы Н.К. Краббе, И.А. Шестаков, А.А. Попов, Г.И. Бутаков и др. Вообще, в это время Морское министерство стало одним из важнейших центров реформ, проводившихся тогда в России. Су­щественную роль при этом играл "Морской сборник" - официаль­ный орган министерства[21].

Было принято исключительно важное решение о регулярных дальних плаваниях на сравнительно небольших, но мореходных корветах и клиперах. В этих плаваниях выковывались кадры фло­та. Великий князь Константин Николаевич, веря в возможность значительно увеличить флот, всячески старался сначала создать личный состав, который бы мог оправдать возлагаемые на него надежды. В письме к князю Барятинскому он пишет, что задача состоит не в помыслах о морских победах, не в создании вдруг большого числа судов при больших пожертвованиях, а в том, что­бы беспрерывным плаванием небольшого числа хороших судов, приготовить целое поколение будущих опытных и страстных мо­ряков. Так усилиями великого князя Константина Николаевича и его единомышленников, по словам известного российского исто­рика военно-морского флота Белавенца, была создана "высоко на­зидательная морская школа"[22]. Российский андреевский флаг гордо реял в самых разных районах Мирового океана.

Структуре и составу флота в то время были приданы пропор­ции, которые позволяли обеспечивать важнейшие оборонные и военно-политические интересы Российской империи даже в условиях жестких бюджетных ограничений и слабости отечественной промышленной базы. На этот период флот имел два основных компонента - броненосные корабли прибрежного действия и крейсерские силы, способные действовать на просторах Мирово­го океана, нарушая, при необходимости, жизненно важные ком­муникации противника.

В то же время, думая о будущем, российские моряки и корабе­лы создали один из лучших по тому времени мореходных броне­носцев "Петр Великий", который, к сожалению, на протяжении пятнадцати дет оставался единственным кораблем этого класса в российском военно-морском флоте.

Государственное руководство, при активном участии моря­ков-профессионалов, сформулировало концепцию строительст­ва российского флота. Согласно этой концепции, России была ''необходима морская сила, которая... внушала бы большим дер­жавам то уважение, какое могло бы заставить их искать или сою­за с Россией, или ее нейтралитета"[23]. Упор был сделан на качест­венное развитие флота, особенно - на радикальное изменение системы подготовки кадров, на значительное повышение образовательного уровня офицеров, на развитие новых отношений между офицерами и матросами в духе наставлений Павла Степа­новича Нахимова[24].

В 1863 г. возрожденный Российский флот даже без морских сражений обеспечил России крупную политическую победу. Этот эпизод заслуживает особого внимания. Во время восстания в Польше, входившей в Российскую империю, по настоянию управ­ляющего Морским министерством адмирала Н.К. Краббе и указа­нию императора Александра II за пределы России в кратчайшие сроки были направлены две крейсерские эскадры[25]. Эти эскадры, в случае грозившего России вмешательства в "польский вопрос" Англии и Франции, должны были нарушить английские и фран­цузские коммуникации в Атлантическом и Тихом океанах. Рус­ские эскадры под командованием адмиралов С.С. Лесовского и А.А. Попова были восторженно встречены в Нью-Йорке и Сан-Франциско, поскольку в их миссию входила также помощь севе­рянам против южан в ходе Гражданской войны в США и против возможного вмешательства Англии на стороне южан. Появление этих эскадр в Америке было полной неожиданностью для Англии и Франции. Оно в немалой мере способствовало тому, что эти страны отказались от вооруженного выступления против России, а Англия - от интервенции против северян. Без преувеличения можно сказать, что это была одна из наиболее выдающихся акций по демонстрации военно-морской силы в мировой истории. Эта акция сочетала в себе тонкий политический замысел и блестящее военно-морское исполнение.

Внезапное снаряжение и отправка этих эскадр были настоя­щим экзаменом для возрождавшегося российского флота после неудач Крымской кампании. Вероятно, выполнить задуманное было бы трудно, если бы в результате работы предшествующих лет не были бы созданы суда и воспитан личный состав офице­ров и команд, умевших ходить на новых судах и под парусами, и под парами. Разработка и осуществление этой уникальной экспедиции стали возможны лишь благодаря хорошей информиро­ванности об иностранных портах и заграничных морях, приоб­ретенной в результате предыдущих дальних плаваний наших су­дов и эскадр. Выполнение проекта требовало необыкновенной быстроты и соблюдения величайшей тайны. При тогдашнем на­строении враждебных России кабинетов, имея сведения о приготовлениях России, они несомненно попытались бы ускорить развязку польского вопроса, чтобы помешать выходу россий­ских судов из Балтийского моря. Появление двух сильных рус­ских эскадр в портах Американских Штатов, на побережье двух океанов, произвело тем более сильное впечатление, что впервые с основания русского флота часть его оказалась в дальних морях в то время, когда готовившийся союз двух сильнейших морских держав, Англии и Франции, угрожал нападением на наши собст­венные берега[26]. Именно готовность российского флота нанести серьезный ущерб экономике потенциального противника, готов­ность действовать наступательно, активно удержала этот союз от нападения на Россию. Это очень серьезный политический и военно-стратегический урок, сохраняющий свою актуальность в современных условиях.

*        *        *

К сожалению, многие достижения этого периода впоследствии были утрачены, из-за чего русско-японская война 1904-1905 гг. обернулась трагедией Порт-Артура и Цусимы. И в этот тяжелей­ший для российского флота период наши моряки демонстрировали всему миру российскую доблесть, верность своему воинскому дол­гу, андреевскому флагу. Подвиги "Варяга" и "Корейца", миноносца "Стерегущий", лихие действия владивостокского отряда крейсеров ("Россия", "Громобой", "Рюрик") на японских коммуникациях, ге­роическая шестидневная борьба в уже безнадежной ситуации бро­неносца "Севастополь" на внешнем рейде Порт-Артура после гибе­ли всей первой Тихоокеанской эскадры, борьба до последнего мно­гих кораблей второй Тихоокеанской эскадры навсегда остались в памяти тех, кто верит в Россию, кому дорог наш флот – и в годы по­бед, и в годы поражений.

Уроки русско-японской войны на море играют важную роль и в настоящее время. Споры по многим вопросам, связанным с дейст­виями в ней флота, продолжаются и по сей день, и это вполне оправданно.

Период, предшествовавший русско-японской войне, был вре­менем быстрого роста ассигнований на строительство океанского флота. В эти годы Российская империя стала третьей державой по военно-морской мощи после Великобритании и Франции, превос­ходя в этом быстро развивавшиеся в промышленно-экономическом отношении Германию и США. Морское министерство России рассчитывало к 1905 г. довести численность флота на Дальнем Востоке до следующего состава: 10 эскадренных броненосцев, 5 броненосных крейсеров, 12 крейсеров, 2 минных заградителя, 20 эскадренных миноносцев (по 350 т) и 24 миноносца (по 240 т). Это обеспечивало бы значительное превосходство России в силах на этом театре. Однако выполнить план наращивания сил флота на Тихом океане не удалось. Япония не стала дожидаться, когда Рос­сия обеспечит себе превосходство в морской силе на Тихом океа­не. В этом был один из крупнейших военно-политических просчетов государственного руководства России, и прежде всего, импера­тора Николая II.

Япония, закончив к лету 1903 г. строительство кораблей (согла­сно своей судостроительной программе), в ночь на 27 января 1904 г. начала войну против России внезапным нападением флота. Прежде всего был нанесен удар по Тихоокеанской эскадре на порт-артурском рейде. В это время большинство русских кораб­лей, заложенных по программе 1898 г. (в том числе и новейшие эс­кадренные броненосцы типа "Бородино"), все еще находилось в постройке.

Даже и при этих неблагоприятных условиях русский военно-морской флот в целом был сильнее японского. В результате гро­мадной работы по созданию парового броненосного флота Рос­сия к началу XX в. имела в боевом составе 25 эскадренных броне­носцев, 3 броненосца береговой охраны, 26 крейсеров, 9 минных крейсеров, 17 канонерских лодок, 63 эскадренных миноносца и 88 миноносцев. Однако это превосходство сводилось на нет рас­пыленностью русского флота. В то время как японские корабли в полном составе были сосредоточены на театре военных действий, русские были рассредоточены на трех морских театрах: Балтийском, Черноморском и Тихоокеанском. Усилить же эскадру на Тихом океане до начала военных действий, как было предусмот­рено в плане, не удалось.

Прежде всего из-за грубых просчетов русского правительства в определении сроков начала войны не только не удалось вовре­мя увеличить флот в целом, но и заблаговременно выполнить межтеатровый маневр сил военно-морского флота. Это позволи­ло противнику, имевшему превосходство в силах по броненос­ным крейсерам, крейсерам 1 и 2 ранга, вначале завладеть иници­ативой, затем установить господство на море и тем самым ока­зать решающее влияние на оперативно-стратегическую обста­новку на Дальневосточном театре. Из-за отсутствия разветвлен­ной системы базирования морские силы России на Дальнем Востоке находились в крайне затруднительном положении и не могли реализовать в должной мере свой боевой потенциал[27]. Правительство, по свидетельству современников, не понимало проблем, связанных с реальной боеспособностью флота, и не пыталось даже в них вникнуть.

Владивосток представлял собой оборудованную базу, но порт замерзал на длительное время и был слишком удален от главного морского театра военных действий – Желтого моря. Это море пре­вратилось в театр военных действий в результате продвижения России в Маньчжурию, взятия Ляодунского полуострова и Порт-Артура. Политический и военно-политический курсы находились в явном отрыве от решения важнейших вопросов тылового и ин­женерно-технического оборудования театра военных действий. Японский флот базировался в более благоприятных условиях[28].

Степень боевой готовности русской Тихоокеанской эскадры совершенно не отвечала требованиям напряженной обстановки, сложившейся на Дальнем Востоке к моменту разрыва дипломатичес­ких отношений с Японией. Одним из результатов этого был и успех внезапного нападения японских миноносцев на Тихоокеанскую эс­кадру России, стоявшую на внешнем рейде Порт-Артура. Прежде чем русские комендоры успели открыть огонь по противнику, эска­дренные броненосцы "Ретвизан" и "Цесаревич", а также крейсер 1 ранга "Паллада" были подорваны торпедами. Это сразу изменило соотношение сил в пользу японцев, нанесло серьезный удар по морально-психологическому настрою русских моряков[29].

Особенно плохо обстояло дело с тактической подготовкой офицерского состава. В Морском корпусе, где готовились строевые офицеры, тактика как самостоятельный предмет в то время не пре­подавалась. В 90-х годах XIX в. в русском флоте не было тактики как науки, которая отвечала бы требованиям броненосного флота. Научный труд вице-адмирала С.О.Макарова, посвященный воп­росам морской тактики, не получил официального признания со стороны Морского министерства и не применялся в качестве посо­бия при обучении и воспитании офицерского состава. Это было большим упущением, несмотря даже на то, что труд С.О.Макарова был далек от совершенства[30]. Фактически в России не разрабатыва­лись и вопросы морской стратегии, теории использования морской мощи в целом. И это в то время, когда подобного рода работа интенсивно велась в Великобритании и США (там именно в этот период родились капитальные труды Ф.Коломба и А.Мэхэна, давшие обильную пищу для размышлений над вопросами морской страте­гии и тактики). С.О. Макаров в одном из изданий своего труда по военно-морской тактике горько сетует на то, что в России пренеб­режение теорией традиционно, что она отстала в этом от многих морских держав на десятилетия, если не более.

В Морском корпусе и в офицерских классах главное внимание обращалось на строевую и техническую стороны обучения, и в этом отношении русский военно-морской флот накануне русско-япон­ской войны имел достаточно хорошо подготовленные кадры офице­ров. Созданные при Морской академии курсы военно-морских на­ук, которые по замыслу должны были служить основой для такти­ческой подготовки высших офицеров флота, не пользовались попу­лярностью среди морских офицеров. Желающих учиться на этих курсах было немного[31].

Очевидно, что ресурсы для развития и функционирования флота были распределены далеко не оптимальным образом. Впол­не можно было за счет некоторого сокращения кораблестроитель­ной программы в значительно больших объемах выделять средст­ва на боевую подготовку флота, на повышение огневой мощи ар­тиллерии и других средств поражения, на улучшение качества строящихся кораблей. Флагманы недостаточно уделяли внимания вопросам отработки совместного плавания кораблей в составе эскадры и ведения морского боя. Эскадренное маневрирование сво­дилось к выполнению простых эволюции. Тихоокеанский театр военных действий не изучался. Корабли плавали в основном в прибрежных водах Квантунского полуострова. Артиллерийские стрельбы проводились редко и главным образом по неподвижным мишеням. В год на каждого комендора приходилось лишь по не­сколько выстрелов. Из-за неправильной оценки опыта японо-ки­тайской войны 1894-1895 гг. русские артиллеристы обучались стрельбам на дистанции не более 15-30 кабельтовых; стрельбам на больших дистанциях они не обучались. Это сказалось в первые же дни войны и привело к цусимскому поражению. В целом боевая подготовка русского флота на Тихом океане находилась на низком уровне. Вот, например, как оценивалось состояние русского флота в труде преподавателя Морской академии (в последующем вице-адмирала Советского ВМФ) А.В.Немитца: "Наш современный флот в русско-японской войне представлял, в смысле тактической подготовки, нечто вроде "морской милиции", но не "регулярной" вооруженной силы"[32]. Это очень горькие, но, по-видимому, спра­ведливые слова[33].

Многие корабли (эскадренные броненосцы "Ретвизан", "Побе­да" и "Цесаревич", крейсеры 1 ранга "Баян", "Диана", "Паллада" и "Боярин") в состав эскадры вошли незадолго до развертывания военных действий. Вполне естественно, что при крайне ограни­ченных нормах плавания, за несколько лишь месяцев после при­бытия на Дальний Восток, они не могли стать полноценными бо­евыми единицами.

В японском флоте комплектование и подготовка личного сос­тава, организация боевой подготовки на кораблях и в соединени­ях были поставлены лучше, чем в русском. В основном японский флот опирался на опыт военно-морского флота Великобритании с его глубокими традициями, в том числе в развитии тактики мор­ского боя. На японском флоте активно работали английские со­ветники и инструкторы[34]. Японские корабли, входившие в состав боевого ядра флота, много времени находились в море. Это дава­ло личному составу возможность хорошо изучить будущий театр военных действий и получить необходимую практику в совмест­ных плаваниях. Большое внимание японское командование уде­ляло тактической подготовке флота в ходе различных учений и отработки огневых задач. Каждый период отработки задач боевой подготовки в море завершался большими маневрами, на которых проверялась готовность кораблей и соединений решать постав­ленные перед ними задачи.

Последние маневры японский флот провел незадолго до начала войны – в конце 1903 г. Исключительно важным было значитель­ное преимущество японского флота в эскадренной скорости (на 3-4 узла). Это дало ему возможность во время Цусимского сражения осуществить охват головы русской эскадры. Охват сыграл весьма важную, если не решающую, роль в судьбе этой исторической бит­вы[35]. С тех пор идея охвата головы эскадры в сражении стала на долгие годы доминирующей в военно-морской мысли многих го­сударств, включая Великобританию. Для решения этой задачи был даже создан специальный класс кораблей - линейные крейсе­ра (главным их идеологом называют лорда британского адмирал­тейства Фишера)[36]. В решающем Цусимском сражении эскадра ад­мирала Того значительно превосходила эскадру Рожественского по точности стрельбы, по ряду оценок – почти в три раза[37].

Среди нерешенных проблем в период подготовки России к войне с Японией была проблема взаимодействия армейского и флотского командования как на стратегическом, так и на тактическом уровнях. Это сказалось на ходе войны. Армейское руководство в целом до­вольно скептически относилось к роли флота в предстоящей войне. Причем высказывало свое отношение публично и демонстрировало непонимание роли флота, в том числе в обеспечении успеха опера­ции российской армии в Маньчжурии[38].

Есть свидетельства тому, что к русско-японской войне россий­скую сторону в лице императора Николая II активно подталкива­ла Германия (лично император Вильгельм II), а японскую - Ан­глия. И Германия, и Англия были заинтересованы в ослаблении обеих сторон. Для Германии, наращивающей свою военно-мор­скую мощь, важно было направить основные военно-морские си­лы России на Дальний Восток, переориентировав их с Балтики и Атлантики. Интересны в этом отношении замечания бывшего ми­нистра иностранных дел Российской империи А.П.Извольского, который отмечал в своих воспоминаниях очевидность того, что Германия ничего не проигрывала, а кое-что выигрывала вследст­вие войны между Россией и Японией: в случае победы Россия на много лет оказалась бы занятой дальневосточными делами, и вся ее энергия была бы направлена в сторону подготовки к возможно­му реваншу со стороны Японии; в случае поражения она была бы ослаблена и унижена. И тот и другой исход войны укреплял бы влияние Германии и увеличивал бы шансы Вильгельма II на роль арбитра в европейских делах.

План кайзера, как пишет Извольский, "великолепно оправдал­ся последующими событиями". Россия пострадала больше, чем кто-либо мог предвидеть. В течение всей войны кайзер пользовался любым удобным случаем, чтобы напомнить Николаю II об ус­лугах, которые он оказал России. В действительности участие кай­зера в поддержании того положения, которое Россия должна была сохранить на Западе, в Европе, имело своей целью толкать Россию все дальше и дальше по пути поражений на Дальнем Востоке. Впо­следствии Германия весьма выгодно использовала эти мнимые за­слуги, заключив торговый договор, чрезвычайно выгодный для Германии и убыточный для России[39].

Одной из причин этой войны было желание близкого окруже­ния русского императора иметь "быструю победоносную войну", которая могла бы укрепить авторитет трона в условиях нарастаю­щих внутренних проблем. Амбициозные цели войны, ставившиеся Россией, вызывали отрицательное отношение многих держав, т.е. в политико-дипломатическом отношении военные планы были обеспечены далеко не лучшим образом. Многие современники, от­нюдь не противники царизма, считали русско-японскую войну авантюрой. Среди ее противников был, к примеру, один из наибо­лее видных государственных деятелей России того периода С.Ю.Витте. Он выражал убеждение, что Александр III, если бы он был жив, никогда не пошел бы на эту авантюру[40].

Гибель порт-артурской эскадры и цусимская трагедия имели огромные последствия для России. Можно с высокой степенью ве­роятности предположить, что без них не было бы кровавых собы­тий революции 1905 г., а затем, возможно, и революции 1917 г. и последовавшей за ней трагической для нации, и в том числе для отечественного флота, гражданской войны. Россия вполне могла бы пойти другим, гораздо менее болезненным путем к превраще­нию в сверхдержаву.

 

См.: Кокошин А.А. Военно-морской флот России. Из юбилейного трехсотого - взгляд в прошлое и будущее. М.: Издательский Дом «Паспорт Интернэшнл», 1997. С. 5-30.